Утро. Будильник подозрительно молчит. Открываю глаза и ощущаю давно забытое чувство — как в начале летних школьных каникул. Когда впереди несколько месяцев свободы, солнца с ежедневными безудержными играми и походами на речку или в лес!
«Это от чего так?» — И тут же просыпается осознание: «Я же вчера ушел с работы».
Вскакиваю с постели, умываюсь, завтракаю. Быстро одеваюсь и вприпрыжку спускаюсь по лестнице.
— Ура, завтра наступило! Пора! Пора! Пора покинуть город, страну, землю!
Направляюсь к «Олексе» — морской яхточке 17 футов (5,2 м) длиной, что спроектирована и построена моими руками за пятнадцать летних месяцев. Со дня торжественного спуска яхты на воду прошло три года. Это время кораблик провел в брестском клубе юных моряков. Там он был тепло принят братией, влюбленной в моря. Суровые капитаны дальних походов с удовольствием взирали на парусник и делились морскими байками, а местные мальчишки и девчонки с восторгом ходили под парусами «Oлексы» по заливам Мухавца — притоку Западного Буга.
Но сегодня яхта поднята из воды и на кильблоках стоит в автопарке большегрузных автомобилей. Стоянка находится рядом с моим домом у одного из фортов Брестской крепости. Граница так близка, что с палубы видны дома польской деревеньки.
Три минуты пешей прогулки — и вот проходная автобазы. Яхта возвышается без малого на три метра над землей. Охранник приветствует крепким рукопожатием:– Готов в дорогу?
— Еще пошумлю инструментами.
Прохожу мимо охотничьей собаки Умки, которая сегодня в роли сторожевой. Та радостно машет хвостом и провожает меня до трапа. Взбираюсь на борт и на минуту замираю, оглядывая с высоты местные пейзажи.
За спиной со стороны города ярко светит солнце. Слева направо проходит приграничная дорога. Она берет начало от крепости и заканчивается пограничным переходом. Смотрю прямо на запад, на дельту Западного Буга. Только кустарник заслоняет ее бегущие темные воды. Порыв ветра гонит волну по тростнику, немного качает яхту. Впечатление, что я уже на воде. Жаль, по Бугу запрещено ходить на яхтах. Придется посуху пересекать границу к морю.
Рабочий день в автопарке давно начался. Грузовики вереницей уходят в рейс. Шоферы из кабин приветствуют меня взмахом рук. Многие задают один и тот же вопрос:
— Когда в путь?
Парни всегда с улыбкой смотрят, как я мастерю на борту, непременно подбадривают, делятся теплыми эмоциями.
Морская яхта «Олекса» уже месяц украшает западный район Бреста, вызывая удивление и восторг прохожих. Белоснежные борта окантованы золотистым привальным дубовым брусом. Сверкает мачта и леерное ограждение палубы. Все — дельные вещи из настоящей морской нержавейки. Все надраено, все блестит, на корме реет флаг.
Сажусь на банку (1) в кокпите. Эмоции переполняют. Убираю брандерщит (2), спускаюсь в каюту. На столике лежит список дел по подготовке яхты к походу. Он объемный, на несколько страниц. Это подстегивает быстрее переодеться в рабочую одежду.
Чувствую частые удары сердца, восторг необычного утра звенит в раскаленных эмоциями нервах голосом морской рынды(3).
«Поработаем!» — С удовольствием берусь за инструмент. Впереди неделя подготовки «Олексы» к большому походу…
Наконец этот день настал. Тот самый, желанный, манящий неизвестностью. И даже не верится: что, уже? Можно? Прямо в моря? На неведомый срок? За горизонт? К приключениям и новым эмоциям?
Стою с семьей на тротуаре возле площадки, где в ожидании морской волны величественно возвышается моя «Олекса». Сегодня ей предстоит непростое перемещение с обжитого места на прицеп большегрузного автомобиля. Жене и детям интересно понаблюдать за взлетом моей любимицы в небо. Но ожидание затягивается. Длинные тени деревьев касаются яхты.
«А день-то идет к вечеру», — проскакивает мысль. Но тут же раздается громкий сигнал грузовика. Спустя мгновение яркий, сверкающий красным тягач с огромным полуприцепом поворачивает к нам и резко тормозит.
«Да он явно по дороге мою красавицу потеряет», — мелькает тревожная мысль. Коренастый, но юркий, как куница, водитель спрыгивает на землю и подходит к яхте. Обходит ее по кругу, внимательно осматривает. Жду восторженных эмоций или хотя бы заинтересованности. Но он с безразличием произносит:
— Погрузчик скоро будет? Хочу банку глушителя в тягаче заменить.
Пребываю в недоумении и легком замешательстве. Взглядом показываю на перекресток. Его пересекает автолафет с манипулятором. Владелец — мой хороший знакомый Александр. Встреча с ним у меня ассоциируется с новыми приключениями, потому как ни один спуск на воду без него еще не обходился.
Погрузчик размеренно подъезжает к «Олексе». Александр укрепляет упоры, поднимает стрелу манипулятора. Взбираюсь на яхту и завожу крепления по палубе. Александр проводит их под корпусом. Еще раз все перепроверяем: тут нужна надежность, дело весьма ответственное. Александр пытается медленно поднять яхту в воздух.
— На полторы тонны точно потянет, — слушая работу цилиндров гидроманипулятора, констатирует он и добавляет оборотов.
Яхта в небе! Дети в восторге, супруга в волнении: как же закончится это перемещение? «Олекса» с достоинством проплывает над забором и плавно опускается. Фургон полностью поглощает корпус корабля в своем кузове. Водитель грузовика пытается задвинуть тент прицепа.
— Придется это морское чудо выгружать. Граница не пропустит, — констатирует он с невозмутимым спокойствием.
Я вижу, что релинги(4) яхты явно выше габаритов фуры. Беру инструменты и откручиваю возвышающиеся над прицепом части ограждения. Вопрос решен, проблема снята. Таможня должна дать добро.
Александр желает попутных ветров. Водитель фуры остается ночевать на стоянке. Оправляюсь с семьей домой. Впереди ждет праздничный ужин, тост за «семь футов под килем» и… расставание. Утром отправляюсь в путь!
Ночь пронеслась как один миг. Утреннее небо насыщенно синее, но солнце еще не взошло. Сижу в кабине грузовика. Колеса мерно шуршат по асфальту. Горизонта не видно, его скрывают силуэты высоких деревьев. Фура замедляет ход и плавно въезжает в широко распахнутые ворота грузового погранперехода «Козловичи» на окраине Бреста. Вокруг ни души. Предрассветные сумерки размывают силуэты, тишину разбавляет только звук нашего двигателя.
— Прямо как в фильмах про зомби, — вслух вырывается сравнение.
— Пересменка, — вздыхает водитель и почесывает кулак.
Огибаем строение таможни и упираемся в очередь. Машины по одной медленно пересекают громадные весы. Пристраиваемся в хвосте колонны. Полчаса еле-еле тянемся. Наконец автофургон мерно прокатывает по измерителю массы. Вновь выбираемся на асфальтовое покрытие, и неожиданно автомобиль рывком набирает скорость. Сонливость как рукой сняло. Да это же настоящее ралли! На повороте обходим все так же медленно тянущиеся семь автомобилей. Подлетаем к посту таможенного оформления документов и резко тормозим. Только тут вспоминаю о яхте в кузове. Но тревоги нет. Довольно много времени потрачено на тщательное расчаливание ее на кильблоке (5).
— Кто успел, тот и съел, — произносит шофер, берет накладные и выбирается из кабины.
Первый пограничный рубеж
Мне остается только глазеть по сторонам. Припарковавшиеся следом водители зыркают в сторону нашего тягача недобрыми взглядами. Только минут через десять узнаю походку моего шофера.
— Эх, отправляют на сканер, — он в сердцах сплевывает и садится за руль.
Фура подъезжает к отдельно стоящему боксу. Открываются ворота, загорается зеленый свет. «Прямо как шлюз», — приходит сравнение. Впереди узкое длинное пространство. Мы втискиваемся в него и замираем у черты.
— Чего сидишь? Пошли! — с раздраженным лицом водила забирает сумку с едой и воду из салона машины. — Щас радиацией палить будут!
Выходим за пределы бокса. Зеленый свет меняется на красный, воет сирена. Приходят в движение два вертикальных столба. Медленно движутся вдоль бортов автомобиля и тягача. Проходит пару минут. Рамка, проехав туда-обратно, замирает.
— Вот олени, — тихо возмущается водитель. — Засветят кабину, а нам потом сиди в ней.
Направляемся обратно к посту оформления документов. Время вновь замирает. Открываю окно кабины, разваливаюсь на сиденье штурмана. По сторонам не смотрю: надоело. Кругом десяток фур, и все в ожидании. Взгляд прыгает по облакам. Мимо проносится чайка. Прикрываю глаза. Порыв ветра чуть качает кабину, и чудится, что я уже несусь по волнам. Поскрипывает мачта, хлопают паруса, форштевень режет морскую гладь, и слышится тихий плеск воды у борта. Фантазии прерывает громкий стук. Водитель высовывается из кабины, оборачивается и бурчит:
— Выходи, это к тебе.
Спрыгиваю на пыльный бетон. Старший лейтенант интересуется:
— Вы владелец груза?
— Да, я.
— Пройдемте.
Замечаю еще несколько военных с автоматами и собакой. «Периметр взят под полный контроль», — быстро оцениваю ситуацию. Подкатывает беспокойство.
За лейтенантом шагаю обратно к рентген-боксу. Заходим в пристройку, попадаем в помещение с большими мониторами.
— Внутри яхты есть запрещенные грузы? — обращается ко мне майор, сидящий у одного из них. Лейтенант в это время пододвигает стул и садится у самой двери.
«Путь к отступлению закрыт», — проносится в голове, а вслух произношу:
— Нет.
— Перечислите, что находится на яхте.
Смотрю на офицера и понимаю, что он не шутит.
— Паруса, дельные вещи, продукты питания, газовое оборудование для приготовления пищи, одежда, запчасти, — выдаю перечень, пытаясь вспомнить, что там еще.
— Стоп, — обрывает на полуслове майор. — Конкретизирую вопрос: какой марки пулемет лежит у вас в передней части лодки?
С недоумением смотрю на военного:
— Какой такой пулемет?
— Это вы нам расскажите, — он пододвигает ко мне монитор и указывает на изображение, полученное со сканера.
В замешательстве смотрю — действительно пулемет, действительно лежит! Четко видно: вот пламегаситель и ствол, который заканчивается блоком подачи патронов. Несколько мгновений продолжаю изумленно таращиться на изображение. Мысли несутся галопом: «Не было у меня пулемета. Мне его кто-то подсунул, что ли? Вот ведь попал по полной! Там же двигатель должен быть…»
— Да это же подвесной мотор! — С облегчением выдыхаю, и напряжение во мне спадает. Внимательно смотрю на изображение — действительно, очень похоже на пулемет.
— Это двигатель морской для яхты с необычно длинной «ногой»! — начинаю разруливать ситуацию. — Я его закрепил в положении лежа на боку на передней койке, чтобы не пострадал при перевозке.
Смотрю в бесстрастные глаза майора. Тянутся секунды: кто кого переглядит. Неожиданно накатывает задорное веселье: «Сейчас как упекут за пулемет, а военные по звездочке получат. Нужно только двигатель выкинуть и настоящее оружие подложить, фото ведь уже есть». Хотя и посмеиваюсь в душе, но на реакцию майора поглядываю — мало ли что… Что-то пауза затянулась.
— А можно мне распечатку этого снимка? — начинаю наглеть, все еще завороженно глядя на майора.
— Не положено. Так, говорите, двигатель?
Майор делает несколько шагов в мою строну и останавливается в полуметре.
— Хорошо! — Резко разворачивается на каблуках. — Вы свободны, идите к автомобилю. Бросает уже через плечо. А я направляюсь к выходу.
Добро на вывоз яхты с территории Беларуси получено. В декларации проставили соответствующие штампы и строго предупредили: документ ни в коем случае не терять, иначе грозит растаможка при обратном ввозе. Вот чего не понимаю! Ведь у них мало того, что второй экземпляр остается, так еще и вся информация в общей базе хранится. Ладно, не терять, так не терять.
Движемся по мосту через Западный Буг. Под фурой, разгоняя волну, проносится пограничный катер. Пересекаем границу с Евросоюзом. Открываю окно и смотрю вниз на воду, на удаляющийся катер. В этом месте река широка, но не глубокая. На заросших кустарником берегах цапли ловят рыбу. Мост заканчивается…
— Варшавская улица на запад нас ведет! — то ли кричу, то ли пою во всю глотку.
— Хорошо, что ты сам едешь с грузом, — водитель, не поворачивая головы, смотрит на дорогу и говорит, будто не со мной. — Я же действительно подумал, что вляпались, — кивает в мою сторону, — мало ли чего ты там нагрузил.
— Закинуть нужно контрабандой пару контейнеров тепла, — затягиваю новую песню.
Въезжаем на польскую таможню Кукурики. Здесь нас снова отправляют на сканер. Закончив, движемся к стоянке возле выезда с территории таможни. Но не успеваем покинуть машину, как снова подходит военный, теперь уже польский.
— Давайте на рампу.
— Так машина же опломбирована, — пытается возразить водитель.
— Ничего, мы новые пломбы поставим.
Прицеп вскрыт, по кормовой лесенке я быстро взбираюсь в кокпит яхты.
Следом за мной, царапая берцами нержавейку ступеней, поднимается польский жоунеж.
Преграждаю путь на палубу и выразительно смотрю на ноги военного.
— В такой обуви на борт нельзя, покрытие повредите.
Пауза.
— О, холера, — чертыхается военный. — Открывай каюту, я отсюда загляну.
Убираю брандерщит и открываю люк. Вояка привстает на цыпочки на последней ступеньке, просит открыть носовые рундуки и тут же неожиданно спрашивает:
— А что это у тебя за бомбочки слева в шкафчике?
После белорусских пограничников таким вопросом меня уже не удивить. С невозмутимым видом достаю две жестянки консервированных овощей. Протягиваю военному. Тот берет одну, трясет возле уха. В банке хлюпает.
— Необходимо открыть.
— Открывайте, только есть будете сами, так как я не голоден, — смотрю на погранца.
Он улыбается, крутит банку и возвращает обратно.
— Так нужно, — повторяет свою просьбу.
Что ж, достаю нож: кукуруза как кукуруза. Военный, взглянув на желтые зерна, тут же начинает спускаться. Беру ложку и кусок хлеба. Пока водитель тентует борта и ладит крышу прицепа, завтракаю.
Перегоняем автомобиль к выезду с территории погранперехода, берем пакет с документами и вместе с водителем шагаем в здание таможни.
— А я говорю, она стоит дороже вдвое, а то и втрое! — чуть ли не кричит польский таможенник.
— А я говорю, что сам ее построил и во сколько хочу, во столько и оцениваю, — произношу хоть и без крика, но довольно твердо.
Спор прерывает начальник смены. Он приходит с планшетом, где открыта интернет-страница с оценочными таблицами. Тычет в фотографию яхты.
— Видишь, похожа! Минимум 20 тысяч евро.
Смотрю на него, затем перевожу взгляд на того, с кем спорил.
— Но у этой яхты длина на несколько метров больше, — стараюсь парировать. — Шановное панство, у меня нет с собой столько денег, чтобы заплатить залог с этой суммы! Вы же сами меня убеждали, что он вообще будет не нужен! — Достаю распечатку переписки с таможней трехмесячной давности. — И только три дня тому объявили, что залог все же понадобится! Я все дела бросил ради этого путешествия, а вы мне палки в колеса ставите.
Нервно смеюсь и добавляю себе под нос:
— Брюканец (6) вам в полуклюз (7)!
Показываю ответ польской стороны начальнику смены.
— Давайте сойдемся на оценочных 15 тысячах. Я же через две недели выйду на ней в море и выскочу с территории ЕС, чем сниму этот залог.
— Ты же говоришь, что на запад движешься, — цепляется за мои слова начальник смены.
— Так я только из-за этого залога и буду к Калининграду выходить! А затем — обратно в ваши воды.
Начальник хмыкает и удаляется. Сажусь на стул напротив оформляющего документы таможенника. Тот протягивает мне бумаги — залог с 20 тысяч.
Принимаю документы, но не двигаюсь с места, продолжаю сидеть.
— Следующий, — горланит таможенник.
С моей стороны никакой реакции — за мной никого нет.
Проходит полчаса. Таможенник посматривает на меня, я на него. Время движется к перерыву. Служивый несколько раз выразительно бросает взгляд на часы.
— Обед, прошу пана покинуть помещение, — произносит он.
Не сказав ни слова, выхожу и сажусь на скамейку у двери.
Подходит мой водитель.
— Простой 200 евро в сутки, плюс суточные. А завтра я съеду, — ставит меня в известность.
Вот ситуация! Хоть обратно возвращайся. У меня свободных средств явно не хватит на залог с оценочной суммы. Заканчивается обед, но таможенник не возвращается. От нечего делать, вполголоса начинаю петь морские куплеты. На четвертой или пятой песне появляется начальник смены.
— Нашли яхту, похожую на твою, залог будет с оценочных 15 тысяч.
Прерываю куплет и расплываюсь в улыбке. Рядом материализуется мой оформитель с уже готовыми бланками.
Направляюсь к кассе. Неожиданность — залог нужно вносить в местной валюте — польских злотых. У меня же наличка в евро. Смотрю на курс обмена — да он на четверть хуже, чем в обычных обменниках!
— Холера ясна! — ругаюсь вслух. Мне не хватит денег уплатить причитающуюся сумму. Что делать?
Иду к своему водителю. Тот, не раздумывая:
— А сколько за обмен готов дать сверху?
— Давай в твердой валюте — 50 баксов.
— Без проблем.
Шофер отлучается к машине и приносит пачку польских злотых — как раз столько, чтобы покрыть всю сумму залога.
Направляюсь снова к кассе и наконец-то вкладываю деньги в чрево польской таможни, вроде как на хранение. С ужасом думая о том, как же будет трудно их обратно вернуть.
Тем временем к таможеннику, который занимается оформлением документов, образовалась очередь. Делаю попытку миновать ее сходу. Люди возмущаются, но, к моему удивлению, служащий машет, чтобы меня пропустили. Шлепает штамп, и вот она — свобода!
Поднимаюсь в кабину автомобиля. Водитель давит на газ. У меня же словно вырастают крылья.
«Я прорвался»! — поет сознание. Конечно, много сомнений, что сумму залога верну без хлопот, но то, что верну, это точно!
Мчимся по полуторной трассе. Это когда обгоняющие автомобили едут по обочине. Послеполуденное солнце начинает заглядывать в кабину, но водитель, надев темные очки, легко следит за дорогой, время от времени приветственно сигналя неутомимым труженицам трассы. Те кокетливо машут вслед.
Варшаву огибаем по объездной дороге и берем направление на север. Дорога становится узкой и извилистой. Крутые подъемы, такие же спуски. Несколько раз встречаем джипы, тянущие за собой яхты. На эмоциях прошу их поприветствовать. Водитель дает гудок, но лафеты с яхтами не реагируют. Они же не видят в закрытом прицепе моей красавицы.
К ночи прибываем в Эльблонг. Он расположен на судоходной одноименной реке, впадающей в Калининградский залив. Место спокойное и недорогое в плане стоянки судна. Здесь будет удобно совершить спуск на воду.
По навигатору добираемся до местного яхт-клуба. Нам повезло: ворота распахнуты. Находим место у ремонтных ангаров. Я поднимаюсь на борт «Олексы». Встаю в полный рост на рубке. Какой прекрасный воздух! Он свеж и полон соленых ноток. «Все, спать! — удерживаюсь от искушения так и простоять здесь всю ночь. — Завтра спуск!» Устраиваюсь на койке и погружаюсь в сон.
Рассвет. Стою на траве босиком. Как же приятно без обуви! От воды едва ощутимо пахнет сырой дубовой корой и дегтем. «Странно», — с этой мыслью смотрю на неработающий кран-подъемник яхт. Табличка на нем гласит: «Грузоподъемность 15 тонн». Внимательно изучаю всю яхт-марину. Все посудины пустые. Людьми на причалах и не пахнет. Нигде. День не задался. За спиной лязгает дверь фуры.
— Вид у тебя такой, словно ты обнаружил пропажу денег, — произносит неспешно подошедший водитель.
— Что-то вроде того. Бывает яхт-клуб пустым, но не в воскресенье же.
Из здания появляется девушка-администратор. Перехватив мой взгляд, машет рукой. Иду к ней. Вид у барышни загадочный, а улыбка кажется жутковатой.
— Не очень разумно! — бросает водитель мне в спину. — Я бы сказал, опрометчиво.
На его слова не реагирую и вслед за женщиной захожу в помещение. Здание клуба кажется безжизненным. Администратор сразу ставит на стол бутылку и предлагает выпить. Сдерживаю себя, чтобы не расхохотаться:
— Да ты что? Утро ведь!
— Голова болит, — жалуется она.
— Сейчас я бы предпочел кофе.
Администратор убирает спиртное и принимается шаманить над кофе-машиной.
— А чего тут так? — обвожу взглядом зал. — Никого нет, даже харб-мастера.
— Все еще спят, а боцмана не будет. Он вчера очень много выпил, сегодня не появится.
— Краном кто-то другой может управлять?
— Нет, только боцман. Хочешь — звони сам. Я не буду!
Девушка ставит передо мной кофе. Пока за него рассчитываюсь, пишет на листке бумаги номер телефона.
Выхожу на свежий воздух. Издалека слышу голос кукушки. «Да, дела! Вот уж плохая птица. Темная. Куда хуже тех же ворон, которых принято связывать с черными силами. Кукушке стоит всего лишь задать неправильный вопрос, и отгребешь по полной», — мысли мелькают в одно мгновение.
Набираю номер боцмана. Никто не поднимает трубку. Зато из-под ног выскакивает серая крыса. Смотрю, как она, виляя голым розовым хвостом, скрывается в траве. Нужно, уходя с яхты, люки задраивать, не хочется получить такую попутчику на борт. Поворачиваю голову направо и замечаю новое движение. На одной из яхт сидит человек. Мужчина достал лак и собирается обрабатывать привальный брус. От нечего делать бреду к нему.
— Привет! Сегодня будет харб-мастер? — увидев меня, спрашивает яхтсмен.
— Не знаю, трубку не берет.
— Но ты же здесь. И мне он нужен, значит должен приехать.
День проходит в ожидании.
После полудня появляются люди. Они сразу направляются к своим яхтам, быстро расчехляют их. Да и сами раздеваются по пояс, подставляя тела лучам солнца.
На центральном пирсе какой-то умелец пытается самостоятельно поднять заваленную мачту своей яхты. Интересно, как он один справится с этой задачей?
Выдвинув мачту за корму, он устанавливает ее основание в зацеп степса (8). Закрепляет на место задние ванты (9), подбирает стаксель фал (10), но не до конца. Между фалом перпендикулярно палубе помещает двухметровую лестницу. Мачта через плечо довольно легко поднялась, и после этого мужчина закрепил штаг (11).
Перевожу взгляд. Смотрю, как большая семья примеряется к жилой барже. Видимо, завтра они отправятся на ней в путь. Люди заняты своими делами, а я сижу в надоевшем ожидании. Когда же оживет кран?
Проходит еще часа три, боцмана все нет. Вновь достаю телефон и набираю номер Наконец-то, мне ответили!
Эмоционально объясняю ситуацию. Боцман не хочет выходить на работу. Привожу свои доводы и слышу наглое:
— Если такси оплатишь, приеду!
Не успеваю обдумать его слова: ко мне обращается уже знакомый яхтсмен. Он, оказывается, стоял рядом и подслушивал разговор.
— Зачем такси? Я сам за ним сгоняю.
И через полчаса харб-мастер клуба на месте.
Подгоняем фуру с яхтой под кран. «Олекса» повисает в воздухе над понтоном. Вскрываю необрастающую краску и покрываю ровным слоем полосы на днище, недоступные для работы, пока яхта стояла на кильблоках.
Наконец-то балка крана поворачивается и опускает «Олексу» на воду. Подхватываю швартов и, оттолкнув от бетонной стены, тяну красавицу к причальной стенке. Прыгаю на палубу. Боцман удерживает яхту руками, не позволяя ей удариться о понтон белоснежным бортом. Вытаскиваю из каюты кранцы (12) и увязываю их для защиты корпуса, равномерно распределяя по борту. Перевожу дыхание. Можно расслабиться. Спуск на воду завершен.
Вечер и ночь раскладывал вещи в походное положение. Просыпаюсь, когда солнце подходит к зениту. Решаю сойти на берег пообедать. Здание гостиницы яхт-клуба находится недалеко от въездных ворот, возле которых проходит довольно оживленная трасса к морю. Из-за высокой цены на проживание в гостиничном кафе еду и вино всегда можно купить довольно свободно. Чего не скажешь о соседних кафешках и барах за территорией клуба, которые пользуются особой популярностью.
Впрочем, от недостатка клиентов кафе яхт-клуба никогда не страдало. Здесь останавливаются те, кто ценит тишину, комфорт, хорошую кухню и готов платить за это определенные суммы. Намного выше, чем принято в этой части приморья.
Сегодня предпочитаю посидеть за столом в одиночестве. В зале малолюдно. Никто друг другу не мешает, все заняты едой и беседой. Присаживаюсь за свободный столик, подаю знак официантке принесли холодного пива и полноценный обед. В море так комфортно не потрапезничаешь.
Потягиваю пиво и смотрю сквозь стекло на улицу. Внимание привлекает движение у проходной. Вижу кабину «моей» фуры. Вчера после разгрузки администратор попросила убрать грузовик или же оплатить его охрану. Но что-то пошло не так, и вот после перепалки с охранником, водитель въезжает на территорию. Как оказалось, только с тягачом, прицепа не видно. Я несколько озадачен увиденным, так как водитель показался мне прижимистым и, по моему разумению, должен был давно смыться с недешевой стоянки.
Подают первое. Наслаждаюсь польским журеком и вареными в пиве раками. Только спустя час лениво встаю из-за стола и бреду к своей яхте.
— Ты кильблоки будешь тут оставлять? — Поворачиваюсь на голос водителя. — Давай я их в Брест обратно отвезу. Все равно сейчас на погрузку в Гданьск, а потом обратно домой. Я у тебя видел бутылку рома — дашь, и будем в расчете за перевозку.
Начинаю раздумывать над предложением. А ведь дело говорит. Зачем мне сюда через границу лишний раз гонять машину? Ром так ром — решаюсь. Вдвоем загружаем кильблоки в кузов грузовика. Затем я устраиваю себе адмиральский час — так называется послеобеденный сон на флоте.
Трудно сказать, сколько прошло времени, как вдруг раздается стук по борту яхты. Открываю глаза. На берегу молодая невысокая паненка с рыжей копной волос. Работница ресепшн яхт-клуба.
— Пан, а где водитель автомобиля, который привез вашу яхту?
— Не знаю, — говорю и обвожу взглядом берег: машины на территории яхт-клуба нет. Видимо, уехал.
— Так он не оплатил стоянку за эти сутки, — сокрушается рыжеволосая паненка и выжидающе смотрит на меня.
Я пожимаю плечами и разворачиваюсь, чтобы вернуться в каюту.
— Пан, заплатите за стоянку! — неожиданное требование заставляет меня закончить обсуждение возникшей проблемы.
— Пани, договор с перевозчиком лежит у меня в каюте. Он считается исполненным в момент выгрузки яхты из кузова автомобиля. Это произошло вчера. И теперь я никакого отношения не имею к той машине. Поэтому и претензий на этот счет не принимаю. Кто позволил остаться грузовику в клубе на сутки, я не знаю.
Выражение лица девушки меняется, она выглядит расстроенной.
— Еще он мне блок сигарет обещал, — растерянно произносит она. — И за душ с него 30 злотых. Администратор этот долг не простит, как и неуплату за стоянку авто. Кому-то нужно будет возместить недостачу.
— Могу предложить вам бокал вина? — даю понять, что ничем не могу помочь.
Паненка ухмыляется, понимает, что не сможет выжать из меня даже злотувки. Разворачивается и медленно направляется к зданию клуба.
«Мошенник! — доходит до меня. — Видимо, своих кильблоков я не увижу уже никогда». Хлопаю ладонью по релингу и вновь заваливаюсь спать.
Так оно и случится. Кильблоки не доедут до Бреста. Водила продаст их по дороге в Беларусь. Но об этом я узнаю гораздо позже. А пока тьма набирает густоту, достаточную чтобы скрыть водную гладь. Устраиваюсь в кокпите «Олексы» и смотрю на запад. Горизонта не разглядеть. Звезды поглотил плотный фронт низких облаков. Звуки стали звонкими, со смачным эхо.
Укладываю на банку правого борта запас горячей пищи — вареная картошка и несколько кусков мяса плотно уложены в скороварку. Та завернута в штормяк с начесом. Чувствую исходящее от свертка тепло.
Огни на лодке отключены. Уличного освещения нет. Вслушиваюсь в мерное журчание воды. Различаю шум ветра в листьях деревьев. Тихие одинокие всплески, раздающиеся в стороне от фарватера, непонятны. Источником может быть рыба. Но возникает сомнение: звук иного рода. И на плеск весел не похоже. Тут что-то другое.
«Может, местная нечисть?» — мелькает мысль, и волосы на моем загривке встают дыбом, а по коже пробегает легкий морозец.
От бесполезного вглядывания в темноту слезятся глаза. Прикрываю веки. Зрение в кромешной тьме не помощник. Странные звуки больше не повторяются, стихли. Чуткое ухо начинает различать шепот волн, набегающих на борт яхты. Теперь по шуму воды я могу определить положение немногочисленных судов, пришвартованных рядом. Слух продолжает обостряться, ощущения приобретают иную форму. Теперь я четко чувствую, где город. По дисбалансу в окружающем меня пространстве. Кручу головой. Да, однозначно, я прав. Город там. Приоткрываю один глаз — света со стороны города не видать, его скрывают обильные заросли разделяющего нас леса. Вновь закрываю глаз — ощущение не меняется. Эхом доносится лай собаки. Звук обескураживает своей резкостью. Нет, скорее грубостью. Четко представляю шумного пса. Он не злобный, просто предупреждает. «Кого предупреждает?» — вопрос возникает и растворяется в пространстве, как и звук, породивший его.
Резко открываю глаза. Теперь тьма кажется ситцево-жидкой. Позволяющей рассмотреть близстоящие деревья и понтон, к которому пришвартована «Олекса». Да и цветущий кустарник в сотне метров излучает более светлый тон тьмы. На траверзе (13) ощущаю движение, но оборачиваюсь не спеша. Боюсь потерять это чувство. Вновь вглядываюсь в густой мрак, но ничего не происходит. Или я ничего не замечаю?
Неожиданно плотный сгусток черноты, выделяющийся в жидкой тьме, резкими движениями спускается к воде и замирает у ее кромки. Не свожу взгляд с этой тени. Нас разделяет метров двадцать. Проходит пять секунд, десять, двадцать…
И ткань пространства режет шепот: «Олекса»?!
Человеческий голос на мгновение оглушает меня и в тоже время срывает покров оцепенения.
Протягиваю руку, зажмуриваюсь и включаю бортовые огни. Вижу парня. Тот лихо забирает вправо к сходням и запрыгивает на понтон. Бегом преодолевает его повороты и забирается в кокпит яхты.
Через десять минут с набитым ртом слушаю рассказ давнего друга Александра, который добрался ко мне через Калининград. Саша станет на время выхода в море матросом «Олексы».
— Все началось с яиц. Я зашел закупиться в один из продовольственных магазинов Калининграда. Идя вдоль прилавка, увидел в отделе продажи яиц подобие ручного фонарика, зачем-то лежащего на одном из столиков. Взял его, покрутил в руках и прочел название прибора — овоскоп. Недоумение мое было недолгим. Подошла пожилая женщина и попросила прибор. Далее я наблюдал, как она брала яйцо, а затем, включив овоскоп, рассматривала просвечивающийся белок. Мне так это запало! Как привет из прошлого века.
Отложив корзинку с покупками в сторону, я дождался, пока женщина уйдет, и, взяв лоток с несколькими десятками яиц, стал просматривать их овоскопом. Посетителей было немного, но, пока я изучал яйца, за мной материализовался один из них. Отвлек он меня недовольным вопросом:
— Долго еще будешь возиться?
Я извинился, освободил прибор и начал движение к кассе. Но покупатель кликнул:
— Ты корзинку оставил!
Я вернулся. Тот не унимался: мол, хорошо, что голову свою не забыл. Я забрал покупки и вновь направился к кассе, но в спину опять прилетело:
— А проверенные яйца тоже не взял! Растяпа!
Я расплатился и, скорее всего, забыл бы про эту историю. Но после полудня на автостанции, предъявляя билет на посадку, в водителе автобуса узнал того самого мужчину из магазина. Он, улыбнувшись, сказал: «Вот, на автобус не опоздал и билет не забыл. Молодец».
Примерно через час мы достигли границы с Польшей. И тут застряли на добрых пять часов. Всему виной водитель, у которого сегодня истекла шенгенская виза. Но данный факт он нам, пассажирам, не озвучил и просто попросил подождать, чтобы уладить формальности.
Я вышел из салона автобуса, в котором стало душно, и с удивлением услышал, как водитель уговаривает пограничника, чтобы тот его пропустил.
— Да дело пустяковое, — аргументировал водитель, — всего-то на три часа заеду в Польшу и сразу обратно. Ну, подумаешь, просрочена виза на день. Выручи, а?
Пан смотрел на водителя, как на очумелого.
— Как же я тебя пропущу? Меня же сразу снимут с работы! И вообще, лучше следи за своими документами!
Пограничник ушел, а водитель направился обратно к автобусу.
— Что, злорадствуешь? — процедил он сквозь зубы, проходя мимо.
Но оказалось, что я был не один, кто слышал разговор с пограничником. Поднялся возмущенный ропот: и про срыв поездки, и про личность водителя, и много о чем еще. В итоге, один из пассажиров позвонил в автобусную компанию и пожаловался на ситуацию. Оказалось, водитель до сих пор не удосужился сообщить о случившемся. Нас заверили, что быстро организуют замену. Но быстро — понятие относительное. Только спустя несколько часов прибыл другой водитель, и в Польшу мы въехали уже поздним вечером.
У меня были географические координаты «Олексы», и я решил не заказывать такси в этот ночной час, а рвануть по азимуту. Местность постепенно менялась. В некоторых местах она оказалась заболоченной, пришлось искать обходной путь. Пересек несколько оврагов, далее — ручей, сиганул через забор. Фонариком не светил, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания».
Выслушав рассказ моего матроса, я подумал: «Сработаемся».
Поужинав, или скорее уже позавтракав, Александр завалился спать в каюте. А я взял спальник, чтобы провести остаток ночи прямо в кокпите. Сон тут же поглотил мое создание.
Саша проспит до полудня, да и проснется только потому, что я начну беспощадно громыхать инструментами.
Вместе мы начинаем готовить мачту к подъему. Саша достает тонкий канат, привязывает к нему тяжелый гаечный ключ и опускает внутрь мачты. Поднимаем ее вертикально вверх. Поначалу казалось: все идет путем, но не тут-то было! Ключ, который должен выскочить с обратной стороны мачты, застревает внутри. В чем дело? Заглядываю в просвет — ничего не видно! Вот это да!.. Убираем канат, закидываем камень. Но и он не выскакивает с другой стороны.
Приехали! Что-то забило мачту внутри, пока она хранилась на берегу. Пытаюсь выяснить положение вещей. Длинным прутом зондирую полость. Он проходит почти на всю длину и лишь за метр до выхода во что-то упирается.
Прикрепляю к концу прута гвоздь и пытаюсь с его помощью определить, что собой представляет неожиданная преграда. Вскоре выясняется: это какая-то птица свила себе гнездо. Приходится немало повозиться, чтобы избавиться от этого «курятника».
Дальше без происшествий заводим внутрь мачты тонкий канатик и с его помощью затаскиваем четыре фала. Я аккуратно укладываю их по направляющим роликам, провожу кабель для топового (14) и ходовых огней. Затем монтирую провод и прикручиваю антенну.
Саша берет кисть и выводит название яхты на спасательном круге.
Ближе к вечеру причаливаем наше судно в слипе (15) так, чтобы яхта была более устойчива под нашими передвижениями. Под счет «раз-два» закрепляем основание мачты у степса, заправляем ахтерштаги (16) и толчками быстро поднимаем мачту. Саша наваливается на нее всем телом, толкает вперед, а я быстро пробираюсь на нос яхты и креплю штаг. Вдоль бортов фиксирую нижние ванты. Все! Мачта теперь никуда не денется. Вместе с Сашей устанавливаем верхние ванты и натягиваем стоячий такелаж (17) под двухсоткилограммовую нагрузку.
Уже в темноте проводим бегучий такелаж и, распаковав паруса, укладываем их по местам. В гардеробе «Олексы» — пять парусов. Два грота — легкий для умеренного ветра и тяжелый с рифами для сильного. Генуя (18) крепкая, самый большой парус в гардеробе. Стаксели 1-го и 3-го размера для мощных ветров.
Заканчиваем приготовления только вечером. Солнце закатилось, но небо, вспыхнув ало-оранжевой пеленой, остается светлым у горизонта. В воздухе висит густой запах остывающей земли, душистого клевера и теплого летнего ветра. Яхта идет по реке, в зеркальной воде которой отражаются лиловые облака. Их пухлые животы скрывшееся солнце окрасило темно-бордовым.
Направляемся в свой первый пробный поход вверх по реке. Окончательно проверить настройку снаряжения, да и просто попривыкнуть к ходу яхты. Идем без парусов, только с мотором. Его рокот на малых оборотах чуть слышен сквозь журчание воды под форштевнем. В густых камышах несколько раз что-то громко плеснуло. «Возможно, рыба ударила хвостом, а может быть кто-то другой», — который раз приходят в голову мистические мысли.
Из-за поворота навстречу выглядывает рыбацкий поплавок, а за ним тянется леска. Беру чуть в сторону, но Саша хватает багор, нагибается к воде и, подхватив снасть, закладывает ее на швартовую утку.
Сбрасываю газ и включаю нейтралку. Надеваю на руку якорную перчатку и берусь за натянутую леску. Она довольно легко вытаскивается из глубины реки. Через минуту Саша, разыскав в кормовом рундуке подсачек, вытаскивает окуня, весом с полкило.
— Ожидал кого-нить покрупнее, — разочарованно произносит он.
— Спиннинг над левой койкой.
Саша быстро сигает в каюту.
Полчаса ловли в проводку не приносит результата. За это время яхта переносится далеко вверх по течению. Вывожу ее на стремнину и глушу двигатель. Начинается обратный путь.
В воздухе шелестит воблер. Саша переходит на активную ловлю. Слышу тихий всплеск и мерное постукивание катушки, выбирающей леску из воды. Но вдруг леска резко натягивается, в тот же момент Саша делает подсечку и без труда вытаскивает окуня в пару к уже имеющемуся. Когда яхта равняется с городским садом, небо окончательно темнеет, и ловля на спиннинг теряет смысл. К этому моменту в сетке трепещет пяток рыб. Но самая большая из них — пойманная чужой снастью.
— Сегодня я буду за кока, — сложив удочку, мечтательно произносит Саша.
Одобрительно киваю и улыбаюсь, так как не люблю рутинную готовку. Посещает надежда, что Александр останется в этой должности до конца своего пребывания на борту.
Течение несет нас вдоль города Ельблонг. Саша ставит кипятиться воду и быстро разделывает улов. Чистит картошку, морковь и достает зелень. Когда он спускается в каюту к камбузу, яхту ощутимо, но мягко толкает. Перегибаюсь через борт, пытаясь рассмотреть, кто же это нас таранил. Но подсвеченный лунным светом водный поток не удосуживается раскрыть свои секреты. Завожу двигатель, и на минимальных оборотах захожу в приютивший нас яхтенный клуб. Тот встречает «Олексу» вязкой тишиной.
Утро без дождя. Небо в полосах разорванных туч. Я давно не сплю, взбудораженный предстоящим путешествием.
Завтракаем и заполняем термос под горлышко чаем. Заливаем в бак сорок литров топлива. Столько же питьевой воды загружаем на камбуз. Продуктов хватит на две недели. Вроде, все готово.
— Отдать швартовы! — с наслаждением отдаю команду.
Александр четко ее выполняет. Аккуратно проводим «Олексу» мимо других корабликов. Сегодня довольно тесно. За ночь пришли по реке новые яхты, ведь через несколько дней праздник в честь открытия сезона.
Прогноз сообщает, что в заливе волна полтора метра да встречный ветер. Но на душе спокойно. Все проверено и перепроверено еще вчера. Я уверен в надежности лодки, но очень интересуюсь ее поведением на короткой волне Калининградского залива.
Выходим на фарватер под мотором. Поднимаем паруса. Те резко забирают прорвавшийся над низким пологим берегом морской ветер. Мы вынуждены экстренно приноравливаться к его упругим нервным порывам.
Правее — заболоченное устье. Глубины в нем не более метра, потому держимся левой стороны Эльблонга. Выход в залив бурлит. Здесь течение врезается во встречный ветер.
И вот наша яхта рассекает первые морские волны. В ложбинах между ними глубина с трех метров уменьшается до двух. Сворачиваем с фарватера. Нам не по пути. Отмеченный буями, тот уходит в сторону Калининграда, нам же — на северо-запад, к реке Висла. По ней мы выйдем в Гданьский залив.
— Впереди мель! — кричит Саша.
Он устроился на наветренном борту и напряженно всматривается вперед. Я уваливаю (19) яхту. Спустя минут десять возвращаюсь на прежний курс.
— Впереди мель! — снова кричит Саша.
«Да что же это такое?» — накатывает возмущение.
— Возьми румпель, — командую своему матросу. Тот быстро соскальзывает с борта и устраивается на банке, принимая управление.
Пробираюсь на рубку сам. Рассматриваю мешанину темных и светлых зон в толще воды. Создается впечатление, что там, где течение просвечивает желтым, — мель.
— Да нет, — возвращаюсь к румпелю и поясняю Саше, — все дело в рваных облаках и взвеси песка, поднятого недавним штормом. Эти пятна — просто игра света в мутной воде.
Саша пожимает плечами и вновь устраивается на борту. Но каждый раз, когда яхта таранит очередную призрачную «мель», тревожно вглядывается в показания эхолота.
Прошли ползалива. Ветер крепчает, и мы становимся строго против него. Лавировать мешают глубины. Закрепив румпель, быстро завожу двигатель и, набрав ход, киваю Саше — спустить паруса. При качке это задача непростая. Тряска усиливается. Яхта взлетает на волнах и резко срывается с крутых гребней. Палуба полностью мокрая от брызг. Радует, что это всего лишь капли воды. Поток прорубаемой волны на бак (20) , и тем более за рубку, не попадает.
Саша моего восторга не разделяет. Ему приходится сильно напрягаться в борьбе с не поддающимися укладке парусами, а холодный душ настроения не прибавляет. Но он сосредоточен, не злится, а четко продумывает свои действия.
Наш ход против волны и ветра сильно замедляется. В каюте грохочет в ящиках незакрепленная мелочевка. Зато впереди уже просматривается протяженный вход в канал.
— Ну что, проверка боем? — Саша свернул паруса и спрятался в кокпите немного передохнуть.
— Глянь сюда, — киваю ему на судовой планшет с электронной картой. Там отмечена глубина всего в полметра.
— Да как же мы пройдем?
— Вот так и пройдем: по бумажной карте яхт-клуба в данном месте глубина полтора метра, должно хватить.
Потянулся час напряжения и нерва. Волна начинает стихать, так как расстояния до берега, откуда она берет разгон, почти не осталось. Утихает и ветер: воздушный поток приподнимается от воды ввысь, а там он нам не страшен.
— Уф-ф, прошли! — Саша все время следит за показаниями эхолота. — Глубина вновь начала расти.
Как только входим в искусственный канал, глубина под нами увеличивается до стандартных двух с половиной метров, и мы вновь ставим паруса. Но толку от них немного. Прибрежная растительность почти полностью экранирует ветер с Балтийского моря. Тихо подрабатывая мотором, огибаем мысок и выскакиваем на большую утиную стаю. Та прячется от ветра на спокойной воде канала. Сворачиваем, стараясь не тревожить птиц, и держимся противоположного берега.
Мы почти прошли, как что-то дважды бабахнуло у нас за спинами, и будто горсть песка стеганула по рубке. Резко оборачиваемся. Утки низким полетом укрываются за мысом, откуда мы не так давно вышли.
Медленно тянется время. Скорость не набираем, так как канал может быть завален после зимы свалившимися бревнами. Живописные места: растительность яркая, сочная, мелькают в густых зарослях цапли. Периодически замечаем укрывшиеся в тени ветвей избушки. К некоторым подведено электричество. «Почему они здесь?» — мелькает мысль.
Все сильнее припекающее солнце заставляет снять не только штормяки, но и кофты. Наконец-то очередной изгиб канала выводит к разводному мосту. Спрыгиваю на причал, иду к столбу с расписанием разведения.
— Прибыли, — сообщаю я Саше. — Ночуем тут, мост пропустит нас только завтра.
Вместе быстро прибираем разбросанные качкой вещи, основательно швартуемся и выходим в деревушку размять ноги. По возвращении в сумерках устраиваем уборку на палубе.
Саша, который усиленно драит иллюминаторы, громко цокает языком и протягивает мне раскрытую ладонь. На ней два свинцовых шарика охотничьей дроби.
— Все же избушки в зарослях неспроста! Кто-то нас сегодня чуть не подстрелил.
Саша плюет в бегущую за бортом воду и туда же выбрасывает дробь.
На следующее утро просыпаюсь от того, что вдоль борта протопали тяжелые сапоги. Приоткрываю глаз. На часах еще только пять утра. Вслушиваюсь в рокот двигателя съезжающего с дороги автомобиля и приглушенные голоса. Вот что-то выгружают. Спать больше не хочу, но и вставать, вроде, незачем. Разведение моста только в девять, Александр сегодня по камбузу главный.
Гляжу в иллюминатор: небо слегка посветлело, но солнце еще не взошло. Что ж, встаю и, одевшись, поднимаюсь из каюты в кокпит.
На пирсе основательно расположились два рыбака: раскладные кресла, по пять удилищ на каждого, багорик, подсачеки и передвижной бар. Хороший выбор алкоголя, но пока открыто только пиво. Кивком приветствуем друг друга. Покидаю яхту, прохожу мимо рыбаков и начинаю утреннюю пробежку.
Вдоль берега по тропе огибаю цепочку частных домов. Частью заброшенных, частью приведенных в должный европейский стиль. Потянулись древние двухэтажные амбары. Таких раньше не видел. Далее череда деревьев и неожиданно у самой воды дома с колоннами из резного дуба. Где потерял тропу — не заметил, был занят рассматриванием достопримечательностей. При попытке пробежать возле дубового старого особняка попадаю в кольцо своры собак. Псы охотничьей породы кило под 40 каждый окружают меня, двигаясь параллельно на расстоянии метров трех, начинают лаять. В их компании ощущаю себя неуютно. Сбавляю скорость и быстро соображаю, что делать дальше:
«Взобраться на дерево? Схватить ремень и отбиваться, прижавшись спиной к тому же дереву?» В размышлениях проходит несколько напряженных секунд. Положение спасает гурьба детворы с ранцами, что появляется из-за деревьев. Школьники вприпрыжку мчатся к нам и вклиниваются в кольцо собачьей своры. Псы сразу замолкают, игриво мотая хвостами из стороны в сторону. Дети без боязни толкают их в бока, треплют по загривкам. Не меняя ни скорости, ни направления бега, ретируюсь вдоль берега и принимаю решение возвращаться к яхте другой тропой.
На борту «Олексы» застаю Александра уже искупавшимся. Он с голым торсом нежится в утренних лучах солнца и что-то готовит на камбузе. К утренним рыбакам на пирсе присоединяется несколько женщин. Рыбу не ловят, а только потягивают напитки из бара. Слышны тихие разговоры
Резко над водой разносится звонок. Звучит, как будто в школе между уроками. Звук неожиданный и совсем не вписывается в утреннюю идиллию.
Шлагбаумы на дороге перед мостом начинают опускаться. Мы пропустили приход оператора, разводящего мост. Завожу двигатель. Александра прошу сойти на берег и сделать несколько кадров. Не так часто удается сфотографировать яхту со стороны.
Мост еще полностью не поднялся, а я уже тихим ходом прохожу под ним вверх по течению. Ложусь на контркурс и вдоль другой, неподъемной секции моста двигаюсь к берегу, чтобы подобрать Сашу.
Стремнина подхватывает яхту и лагом-боком тащит под мост. Даю газ, пытаюсь вырваться из объятий течения. Но нет, это только увеличивает скорость сноса. Уже близки опоры моста! Даю полный задний ход. Корма пытается зафиксироваться на воде, а нос яхты, будто флюгер, становится по течению.
Все это происходит в доли секунды. Если яхта попадет под мост, то вариантов немного: мы, однозначно, застрянем. Вопрос только в том, сломается ли мачта, либо яхта просто зависнет на вантах. Шансов выбраться целыми и невредимыми из-под глухой секции моста почти нет. Понимая это, всеми силами стараюсь удержать судно.
Яхта набирает задний ход, но недостаточно быстро, ее по-прежнему вантами стаскивает на ограждение моста. Нам не хватает буквально двух-трех секунд…
В последний миг, когда столкновение кажется неминуемым, с моста протягивается рука и мягко притормаживает движение вант. Этого легкого толчка оказывается достаточно, чтобы избежать беды. От повреждений такелажа яхту уберег оператор разводного моста. Он заметил угрозу и быстро сообразил, как нам помочь. Возможно, у него уже вошло привычку — спасать чужие яхты.
«Олекса» наконец-то набрала полный ход. Даю ей двигателем толчок вперед, тут же разворачиваюсь носом против течения. Легко выхожу из стремнины и подбираю с берега Александра. «Ничего себе пофоткались», — пролетает мысль, когда напряжение несколько спадает. Уступаю руль Саше. Яхта радостно бежит между зелеными берегами.
Поворот. Выходим к шлюзовым воротам. Александр закладывает циркуляцию. Пирса рядом нет, глубины для комфортного подхода к берегу тоже.
Решаем высадить десант: я максимально близко носом подведу яхту к берегу, а Саша спрыгнет на сушу и пойдет обговаривать шлюзовку.
Реализовать задуманное не успеваем. Ворота шлюза начинают раздвигаться. Показывается катер. Как только он выходит в воды канала, загорается зеленый свет шлюзовых огней.
Не мешкая, проскальзываем в ворота, словно входим в доменную печь. Стены шлюза высотой 5–6 метров выложены из темного кирпича. Швартуем яхту у правой стенки. Двигатель не глушим. Оставив Александра, поднимаюсь вверх.
Шлюзовщик — почтенного возраста дедушка — одет в темный рабочий комбинезон.
— С вас 7 злотых. Куда идете?
— В Амстердам.
Дедушка принимает деньги, записывает название судна и направление.
— Много яхт проходит тут у вас?
— Не особо, за день раз-другой шлюзую. В сезон чуть больше. — Прищурившись, он смотрит в сторону моей яхты. — Какая у вас высота клотика (21) от воды? Не более девяти метров?
Я киваю.
— Тогда мост не буду разводить. Пройдет и так. Но прижимайтесь к левой стороне, выходя из шлюза.
Оказывается, дальше — разводной автомобильный мост, именно о нем говорит мой собеседник.
Хотя изменения уровня воды в камере шлюза незаметно, но выходные ворота начинают открываться. Движемся самым малым ходом и тут же попадаем под мост. Еще немного, и «Олекса» оказывается в водах реки Висла.
— Глубина четыре метра, — сверяется Саша с показаниями эхолота. — Широко и красиво. Можно расслабиться.
Вдоль берегов у коряг высоких деревьев промысловые лодки выставляют сети. А посередине реки кроме нас никого нет. Жаркие лучи солнца разогревают борта яхты. Снимаем одежду. Парус не ставим. Под мерный шепот мотора впадаем в полудрему, загорая под уже морским солнцем.
Спустя час по левому берегу наблюдаем ворота еще одного шлюза.
— Так морем или внутренним каналом в Гданьск? — жмурится Александр. — Погода хорошая, пойдем в море?
— Давай, только на берег выйдем, разомнемся да пообедаем.
Слева виднеется отличная заводь с большими заброшенными пристанями. Разворачиваемся и, прослушивая глубину, движемся в заливчик. Четко видим, что причалы раскурочены временем и людьми: торчит арматура, висят автопокрышки от большегрузных автомобилей. К одной из них начинаем подходить.
— Эй, поворачивай! — Из будки в двухстах метрах выскакивает мужичок с биноклем на шее и двустволкой в руках. — Это закрытая территория, стоять не положено!
Зависаем в нескольких метрах от берега. Рассматриваем мужчину в бинокль. Тот жестами показывает, мол, отваливайте. Осматриваю территорию. Она окружена забором, шлагбаум на входе. Все заброшено. На берегу несколько кирпичных двухэтажных зданий, давно не видевших ремонта.
Оборачиваюсь на противоположный берег залива, где старые высокие деревья сплетены между собой густым подлеском.
— Пошли туда! — принимаю решение.
Киль мягко входит в ил, и нос яхты замирает в полуметре от берега. Быстро скидываем по корме якорь. Александр сходит на берег. Заводит швартовые за ближайшую осину.
— В Италии за то, что к живому дереву пришвартовались, дают штраф в шесть сотен евро, — сообщает он.
Пожимаю плечами и тоже спрыгиваю на землю. Продраться сквозь дремучие заросли нам удается только благодаря поваленному дереву, которое проломило дикий кустарник и стало подобием моста. Кусты — сплошь шипы и колючки, ноги проваливаются в мягкую почву по щиколотки. Много ягодных кустарников, хотя спелых ягод еще нет. Побродив около часа по буреломам, возвращаемся в лодку разогреть утренний запас еды.
Отобедав, отдаем швартовы и выбираем якорь. Только отчаливаем, как наш курс пересекает рыбацкое судно. Обмениваемся несколькими приветственными фразами и решаем пришвартоваться бортами друг к другу.
Соседняя лодка длиной метров восемь с мотором в десятку лошадей. Сети, скомканные на палубе, черны от речного ила. Двойной корпус рыболова, кроме блоков плавучести, содержит и ванны для улова. Мы с Сашей рассматриваем неизвестную нам придонную рыбу. Длиной под фут, с тонкими извивающимися телами.
Из разговора узнаем, что местные рыбаки работают по двое. Весь сезон на воде. В месяц им удается сдать улов на 5–6 тысяч злотых. Правда, если вычесть затраты и разделить сумму на двоих, выходит не более 2 тысяч на человека (примерно 500 евро). Но они пенсионеры, им хватает. Тем более, что рыбачат скорее по привычке, в свое удовольствие.
— Лето на воде. Самая лучшая рыба всегда сюда в реку отправляется, да и от жен и детей отдохнуть можно, — смеются рыбаки.
Одежда их, как и лодка, полностью покрыта слоем черного ила. Лица в глубоких морщинах, темны от загара. Ладони громадные и, хоть стерты и грубы, но сверкают белизной на фоне смуглых тел.
Рассказываем о себе, откуда мы, куда направляемся, нас с удовольствием слушают, предлагают рыбу. Вежливо отказываемся, так как не знаем даже, как ее чистят. Попрощавшись, отчаливаем. Полным ходом движемся на север. Висла все ширится и ширится. Появляются осевые буи, предвещающие выход в море. Сегодня оно будет спокойным, и к вечеру мы доберемся до Гданьска!
Первый переход по Гданьскому заливу короткий — всего пять миль. По времени занимает чуть больше часа. Мы только вышли из основного русла Вислы, свернули налево вдоль побережья, и уже показались входные буи в старое русло все той же Вислы.
Солнце прячется за маячащей впереди сопкой. Оставляем море за спиной и входим в большой защищенный волнорезом канал Мартва Висла. Минуем грузовые корабли и устремляемся к небольшой гавани, над которой виден лес мачт. Беру рацию, вызываю яхт-клуб, запрашиваю место для ночной стоянки.
— Свободных мест нет! — разносится в эфире.
— Как так? И что сейчас делать? — вопрос Саши повисает в воздухе.
— Что делать, что делать? Давай входить! Проследуем вдоль стоящих яхт, неужто не найдем место, куда можно будет втиснуться?
Принимаю управления от Александра и вывожу «Олексу» на водный пятачок у входа в марину. Спускаем паруса и заводим двигатель. Саша вывешивает кранцы с обоих бортов, берет в руки багор-отпорник. Малым ходом направляемся в клуб.
В небольшой гавани кипит жизнь. Она особенная — здесь собрались истинные любители моря! Справа и слева тянется череда пришвартованных яхт. Буквально каждая оборудована для долгих скитаний в неспокойных океанах.
Швартуются тут не на муринги (22) , а за дубовые столбы, вбитые на расстоянии десятка метров от пирсов. Яхты заводят, словно в стойло, между столбами и упирают в берег. Зажатые по бортам парусники не угрожают друг другу и легко могут выдерживать суровые ветра и прорывающиеся в гавань волны.
С места рулевого мне трудно вести поиск свободного места. Выпрямляюсь в полный рост, но все равно пространство дальше десятка ближайших яхт не просматривается. Мой помощник поднимается на рубку и тут же машет в сторону высоченной мачты. Смотрю в указанном направлении. Чтобы туда подойти, придется здорово покрутиться.
— Выходим кормой обратно, и уже потом поищем проход к этой мачте, — предупреждаю Сашу.
Через несколько минут вновь оказываемся на входе. На этот раз сворачиваем в проход вдоль внешней стенки клуба и движемся к интересующей нас яхте.
— Ха, да это «Опен-60»! — у меня даже дух захватило. — Гоночный болид кругосветной регаты одиночек «Verde Globe»!
Саша задирает голову вверх — мачта высотой с девятиэтажный дом.
Сбрасываю газ, и наша «Олекса» начинает дрейфовать у борта этой восемнадцатиметровой богини красного цвета. Из-под козырька кокпита заворожившей нас яхты показывается мужчина. Обращаю внимание на его темный цвет кожи. Это особый многолетний загар, который необычно смотрится в северных водах. Мы разглядываем его, он — нас. Но вот его взгляд пробегает по нашей «Олексе» и останавливается на флаге Беларуси.
— Попроси разрешения пришвартоваться к его борту, — вполголоса предлагает Саша.
Не успеваю ничего сказать, как мужчина машет нам рукой. Его морская гончая стоит бортом к пирсу, остается небольшое пространство между ее спортивным корпусом и берегом. Именно туда и указывает руками мужчина: мол, вы можете тут стать. С сомнением всматриваюсь в малый промежуток водной поверхности.
— Втиснитесь! Смелей! — слышу подбадривающий наши действия голос.
Саша поправляет кранцы, и я через них упираюсь нашей скулой в гоночный борт. Саша аккуратно помогает отпорником, а я задействую двигатель. Словно клин, вбиваем «Олексу» между берегом и океанской яхтой. Стали крепко. Гостеприимный незнакомец принимает наши швартовые и заводит на свои утки. Еще несколько концов Саша фиксирует на берегу. Капитан гончей помогает с окончательной увязкой «Олексы», даже выносит несколько дополнительных кранцев — защитить нос.
— Керро! — представляется он.
Жмем друг другу руки.
— Заходите через два часа на ужин!
— Обязательно! — Саша счастлив.
Сегодня вечером ему не придется готовить. Вместо этого он начинает приводить яхту в порядок. Я же отправляюсь знакомиться с клубом.
Поиски харб-мастера заняли полчаса. Несмотря на вечернее время, он носится по территории яхт-клуба, помогая спустить, подправить, а то и проверить ремонт яхт. Харб-мастер категорически отказывается приютить нашу «Олексу» в клубе. Включив все свое красноречие, объясняю, что уже втиснул яхту между судами и прошу разрешить стоянку до завтра, не меняя расположения. Разобравшись в ситуации, начальник клуба дает разрешение.
— Но мест нет и не будет. Завтра поутру прошу уйти, — строго предупреждает он.
В яхт-клубе зажигается ночное освещение. Спешу на борт «Олексы». Александр сдает вахту. Затем уходит на берег залива искупаться и совершить вечернюю прогулку по окружающему гавань заповеднику.
Оставшись один, проверяю состояние швартовых, а после, захватив сменное белье, иду в сторону виднеющейся постройки. Мне показалось, что там есть душ. Подхожу ближе и вижу, что это здание годов семидесятых прошлого века. Но душ в наличии, даже оборудование обновлено, и есть горячая вода. Вот только кабинки не имеют ни дверей, ни занавесок, а окна — без рам. Прорывающийся холодный воздух с Балтики здорово контрастирует с горячей водой из крана.
После душа огибаю постройку со двора и вижу несколько яхт в ремонте. На земле разложены материалы, идет обустройство. Тут и куски водостойкой фанеры, и элементы нержавеющего такелажа. Где-то устанавливают новые релинги, где-то перебирают двигатель. Несмотря на начавшийся легкий дождик, работа не прекращается. Еще и парусная мастерская тут же. И работа кипит, невзирая на поздний час.
У пирса меня окликает пара пенсионеров. Разговорились. Оказывается, вся их жизнь связана с морем и походами — оба были инструкторами яхтенных школ. Сейчас проверяют своих морских красавиц перед сезоном. Мужчина протягивает талреп (23): может, нужен?
— Свои я заменил, — поясняет он, — а эти вот в хорошем состоянии остались не удел. Если нужны, то будет тебе презент.
Не отказываюсь, данный талреп весьма к месту. Во время сегодняшнего выхода стал переживать за штаг. Его удерживает талреп диаметром восемь миллиметров. По каталогам достаточно, но мало ли, какие нагрузки ему придется выдержать. Поэтому с удовольствием принимаю подарок — талреп десятку.
Через четверть часа, поблагодарив, покидаю мужчин и иду дальше. Мысли крутятся вокруг «Олексы». Вспомнил, что не хватает лат (24) в парусах. В горячке отъезда забыл их в гараже. Из-за этого края паруса сильно треплет.
Прохожу мимо оживленных ремонтников. Замечаю полосы стеклопластика, оставшиеся после врезки полок в корпус очередной яхты. Выясняю, что обрезки уже не нужны, и забираю их с собой. Сделаю недостающие латы в парус. Вернувшись на «Олексу», неспешно меняю талреп. Через некоторое время возвращается Саша. Ближе к полуночи поднимаемся на борт гоночной яхты «Опен-60».
Мне и раньше доводилось встречать этих красавиц, но всегда на кильблоках. Сегодня же рассматриваю прелестницу на воде, да так близко, что могу руками потрогать. А еще есть возможность подняться на борт. Это кажется невероятным! От эмоций пошатывает, словно пребываю во хмелю. Осматриваюсь. Обширный кокпит, по бортам — мощные лебедки. Сервированный кемпинговый столик в центре смотрится чуждо.
На ужин — мясное рагу с фасолью.
Какая досадная ошибка! Керро оказывается помощником на яхте! Я же думал: он капитан или хозяин. Наш новый знакомый испанец и сейчас вместе с наемным капитаном перегоняет судно из Канады в Прибалтику. Владельца Керро ни разу не видел. А капитан уехал в Латвию, чтобы там подыскать подходящее место для стоянки. Ведь у гонщицы осадка четыре с половиной метров.
— Перегон почти завершен, — рассказывает Керро. — Мне очень понравилась яхта. Во время майского пересечения Атлантики она проходила в сутки по 350 миль!
Мы с Сашей с удовольствием слушаем рассказ о судне. Приобретено оно за полмиллиона с лишним канадских долларов, что недорого. Стоимость такого нового начинается от трех миллионов. В то же время корпус гонщицы относится к первой серии. У нее нет подводных крыльев, поэтому на призовые места в кругосветной гонке она уже не может рассчитывать.
— Довольно теории! — говорит во мне выпитое вино. — Давай пройдем внутрь яхты.
— Ciertamente! — испанец расплывается в улыбке.
Проходим через овальный люк. Внутри весьма аскетично: голые шпангоуты да бимсы. Ощущаю себя, как в квартире, где нет межкомнатных стен и не сделан ремонт. Все выкрашено в светло-серый цвет. По бортам две тканевые койки, по центру яхты — небольшой камбуз. Вместо шкафов — огражденные тканью ниши. Ближе к носу — капитанский пост. Много радио- и компьютерной аппаратуры, механизм управления с поворачивающимся килем.
На носу и корме — водонепроницаемые перегородки.
Корпус разделен на четыре непотопляемых отсека. Керро показывает, как можно пробраться вдоль борта на корму, где есть запасной выход. Он нужен, если судно перевернется и выбраться через основные люки будет невозможно.
Яхтсмен рассказывает, что длина яхты более 18 м, и при этом она имеет 9 т водоизмещения. Высота мачты — 24 м. Основные паруса — площадью 250 квадратов, а вспомогательные для попутных курсов — еще две сотни.
Но Керро тут же отмечает, что современные яхты такого класса несут процентов на двадцать больше парусов при водоизмещении всего лишь в семь с половиной тонн. В его голосе я слышу некоторое сожаление, когда он дает характеристику данной яхте. Видимо, его огорчает тот факт, что есть и лучшие конструкции.
— Знаешь, — говорит Керро под конец, — организаторы даже запретили использовать сверхдорогие материалы, чтобы яхты по стоимости не равнялись космическому кораблю.
«Действительно, это как космический челнок, предназначенный за 80 дней огибать земной шар», — думаю про себя. Восемьдесят дней полного одиночества, сна по десять минут каждый час и непрерывного напряжения от нескончаемых бросков и толчков Южного, но такого холодного океана. Вроде, и ведет яхту автопилот 90% времени, вроде, и электроника в помощь, и береговая команда просчитывает лучшие маршруты, но за всем этим следит гонщик-одиночка. Постоянный стресс на двоих — судна и единственного члена экипажа.
Обследовав внутренности гонщицы и примерив на себя роль ее капитана, я эмоционально опустошен. Выбираюсь обратно в кокпит, выпиваю еще вина. Но оно действует, как снотворное. Поэтому перебираюсь к себе. Саша же просит передать ему с «Олексы» спальник и остается на борту чужого судна.
Засыпая, отчетливо слышу разговор по соседству. Некоторое время пытаюсь вслушиваться, но недолго. Через минут пять проваливаюсь в сон.
Прогноз погоды нестабилен. То показывает, что ветер будет попутным, а через полчаса, — что встречным. Да и предполагаемая скорость его колеблется от 20 до 45 узлов.
«Выходить в море сегодня или отложить до завтра?» — с самого утра крутится вопрос в голове. «Олексу» окутывает смолянистый запах хвойных деревьев заповедника. Аромат яркий и густой, словно из ингалятора. Несколько минут медленно и глубоко дышу.
Брякает телефон, приходит новый прогноз: ветер будет попутным и до вечера его усиление не предвидится. Такое погодное окно продержится до завтрашнего утра, а после засвистит на несколько дней так, что носа из гавани не покажешь.
— Рванем в Калининград! — громогласно объявляю сам себе ответ на утренний вопрос.
Александра на борту нет. Отпустил его обследовать северную часть леса. Занимаюсь яхтой — вырезаю из полос пластика латы и вставляю их в парус. Как только завершаю подготовку к выходу в свободные воды, возвращается с прогулки Саша. Быстро обедаем и отдаем швартовы. Слышим с соседней лодки напутственное «Удачи!».
Под мотором веду «Олексу» широким руслом реки к морю. У самого устья становимся к таможенному пирсу. По рации вызываем пограничную службу. В сетке, которой окружен пограничный пост, обнаруживается калитка. Выложенная красным кирпичом тропинка выводит к гармонично вписанному в пейзаж желтому зданию. На пороге нас встречает атлетически сложенный военный.
— На борту только двое?
Мы киваем.
— Прошу за мной!
Внутри несколько светлых помещений, у стен много электронной аппаратуры. Пока рассаживаемся, слышим обрывок сообщения с корабля на берег. Пограничник нажимает кнопку на пульте управления, и сообщение повторяется. Оказывается, пограничный пост прослушивает одновременно несколько радиоканалов, все переговоры круглосуточно записываются. С легкостью можно прослушать любые вызовы, что весьма удобно.
Военный просит нашу судовую роль, берет паспорта. Вбивает данные документов в компьютер.
— Таможня вас смотреть не будет, только пограничный контроль, — сообщает офицер. Ставит штампы в наши паспорта и продолжает: — Я прослежу за вашим отходом.
Пара минут, и мы отчаливаем от причальной стенки. Минуем устье, идем на осевой буй. Ветер бьет в лицо. Ставим грот. Разгулявшиеся морские волны здорово раскачивают яхту.
Поворачиваю на восток, и тут же Саша поднимает второй парус — стаксель. Немного уваливаю яхту под ветер, и он наполняет паруса. Судно кренится на подветренный борт и прибавляет ход. Его движения становятся плавными и спокойными. Глушу двигатель. Слепят глаза яркие солнечные зайчики. Ветер поет в снастях, играет флагом, сушит лицо и руки. Брызги дробно стучат по палубе, время от времени долетая до нас с Сашей. Смотрю вдаль и улыбаюсь. Минуты блаженства.
Краем глаза вижу своего матроса. Саша крепко вцепился руками в релинг кокпита, но напряжения в теле нет, а на лице так же, как и у меня, играет счастливая улыбка. На борту «Олексы» царит эйфория.
Проходит час. Навстречу летит стайка спортивных легких шверботов. Всматриваюсь — ими управляет детвора, судя по всему, из гданьской яхт-школы. Идем пересекающимися курсами. Но «Олекса» движется к ветру остро. Они же плывут полным курсом. По правилам расхождения малый флот должен уступить. От шверботов отделяется катер сопровождения и устремляется к нам. Рулевой знаками просит пропустить подопечных.
— Саша, приводимся! — отдаю команду, и мы ставим «Олексу» в дрейф.
Яхта нестабильна, волны пытаются ее развернуть. Приходится, набрав ход, вновь приводиться. Наконец, флот малых парусников пролетает в метрах пятидесяти перед нами. Управляют ими подростки, одетые в термокостюмы и спасательные жилеты. Пропускаем их суденышки и не спеша возвращаем наш парусник на прежний курс.
Берег удаляется. «Олекса» движется на север, а не на восток. Необходимо обогнуть закрытую для прохода зону военных учений, и только за ней мы сможем прямиком направиться в Россию. Движемся несколько часов, не меняя направления. Ветер усиливается. С северо-западного переходит в северный. Паруса начинает заполаскивать, приходится сдвинуть курс к востоку.
Делаю обсервацию: идем медленнее запланированного. Но все хорошо. При стабильности погодных условий к утру будем в российском порту. Лишь бы ветер не изменил направление и, главное, не усилился. Солнце опускается низко к горизонту, через час спрячется совсем.
Передаю управление яхтой Саше.
— Держись текущего курса, — даю указание матросу. — Если ветер перейдет во встречный, уваливайся и держи скорость не ниже текущей. В случае усиления ветра до 30 узлов, зови меня!
Спускаюсь в каюту и ложусь на койку немного вздремнуть.
— Дима, поднимись на палубу! — сквозь сон слышу Сашин голос. Моментально открываю глаза. Бросаю взгляд на корабельные часы: ого, проспал два часа! Замечаю, что яхту трясет сильнее обычного. Выбираюсь в кокпит. Ситуация изменилась. Стемнело. Ветер усилился, стал почти восточным.
— Смотри! — Саша показывает на какое-то сооружение в нескольких милях от нас. «Странно, оно не освещено», — думаю озадаченно. Резко поднимаю взгляд на наш клотик.
— Да мы же сами без судовых огней! — сигаю в каюту и включаю бортовые огни.
Смотрю в навигационный планшет. Мы все же зашли в закрытую зону, не смогли обогнуть ее. Никаких объектов на карте нет. Что там по курсу — непонятно, да это уже неважно. Выскакиваю наружу.
— Крути оверштаг! Ложимся на другой галс!
Саша приводится. Берусь за шкоты парусов. Яхта, рассекая ветер, ложится на противоположный борт. Замечаю, что ветер не на шутку свистит в снастях. По звуку ясно, что его скорость перевалила за 30 узлов.
Оцениваю нашу парусность. Грот изначально зарифлен. А вот стаксель пора сменить на штормовой. Пристегиваю страховку к мачте и выхожу на бак. Только сейчас замечаю, насколько сильна волна. Падая с нее вниз, яхта испытывает большую нагрузку. Удары, удары… Замена паруса сильно выматывает: волны окатывают с ног до головы, дважды ощутимо бьюсь коленями о палубу. Пальцы рук на ветру дубеют, хотя воздух не так уж и холоден. Уставший, возвращаюсь в кокпит. Как можно было спать при таком грохоте? Сам себе удивляюсь и тут ощущаю признаки морской болезни — начинает подташнивать. Александр управляет яхтой, поэтому его качка еще не зацепила. Держится бодрячком. Это радует.
Спускаюсь в каюту. Проверяю прогноз. Ситуация усугубляется — после полуночи придет сорокаузловой ветер с востока. Дела! В Россию мы из-за шторма не пробьемся. Очень рискованно. Смотрю в навигатор на карту — куда лучше направиться: в Гданьск, Владиславо или в Хель? Проще всего двинуться в Хель! Но даже туда не меньше четырех часов ходу.
Вновь смотрю прогноз. До шторма времени впритык, но проскочить можно. «Морская болезнь пристала весьма некстати», — думаю озадаченно. В каюте она ощущается сильнее. Выбираюсь наружу.
— Идем в Хель! — командую Саше. Решаю оставить его рулевым, берегу, чтобы хоть один из нас избежал приступов тошноты. Александр начитает маневр, яхта ложится на новый курс. Сам я перестраиваю паруса. Идем полным бакштагом (25). В кокпите становится значительно тише и уютней. Когда мы двигались против ветра, яхту нещадно трясло, палубу немилосердно захлестывали высокие волны. Сейчас же, на попутняке, они плавно подгоняют яхту с кормы, ветер поутих, теперь мы бежим с ним наперегонки. А если не считать временами налетающую пену, то брызг не стало вовсе. Тело согрелось, появилось время спокойно рассмотреть побережье. Над Гданьском небо сияет в зареве городских огней. Да и ночь сегодня звездная. Обзор отличный.
Справа, поднимая гигантскую волну, показался паром. В сравнении с ним наша яхта кажется крошечной. Долго наблюдаем за могучим судном. После смены курса ощущение тошноты ушло, но навалилась усталость. Ощущения, как при высокой температуре: пересохло во рту, болит голова.
Быстро ли мы плывем? Не знаю. Если судить по следу за кормой, скорость яхты примерно как у городской маршрутки. Ветер оглушительно свистит в зарифленных парусах. Летим прямо к мысу. Глубины падают, волна заслоняет берег. Но едва она сходит, как впереди возникают искусственные волнорезы — огромные черные бетонные блоки, которые, словно противотанковые ежи, торчат из воды. И кажется, через несколько секунд нас по ним безжалостно размажет.
Ветер с залива гонит буруны прямо в створ входных огней. Нас догоняет большая волна. Начинаем разгон, сбегая с ее склона. Но гребень все выше и выше над головами. Мгновенье — и нас накрывает тишина. На гребне несемся, доверившись ветру, морю и судьбе. Полминуты плывем в восхитительном покое.
— Набей гика-шкот! Вот ту веревку! — кричу Саше, и он быстро, как только может, крутит лебедку гика.
Скорость яхты замедляется, начинаем соскакивать с буруна. Но по-прежнему несемся вперед, рискуя в любую секунду налететь на волнорез, застывший в вихре белой пены. Волна, с которой мы только что соскочили, проносится между входными огнями в гавань. Вслед за ней влетаем и мы. Бурный вал рикошетом отлетает от стены, и вода каскадами обрушивается на нашу палубу, нещадно клоня яхту на бок. Цепляюсь в румпель и упираюсь ногами, чтобы не оказаться за бортом.
Яхта выравнивается, но без парусов, наполненных ветром, оказывается в полной власти бушующей стихии. И если ничего не предпринять, волны разобьют «Олексу» о каменные стены.
— Трави фалы! — кричу матросу. — Спускай паруса!
В одну секунду запускаю двигатель и даю газ. Яхта резво дергается вперед и набирает ход. У стен гавани виднеются крупные торчащие трубы, искалеченные причальные устройства.
— Нет, тут швартоваться не будем. Давай вглубь, — принимаю решение.
Идем мимо спрятавшихся от шторма рыбацких траулеров. За ними — очередной поворот, открываются хорошие стояночные места. Но яхтенные пирсы заняты. Саша показывает на участок для катеров, где есть несколько свободных ячеек. Прослушиваем глубину эхолотом и заходим в одну из них. Рыбаки с соседнего катера помогают нам пришвартоваться.
Напряжение спало. Даже не верится, что может быть так тихо и спокойно. Там, за стеной, круговерть, а здесь — лишь слабая зыбь на воде. Объясняю новым соседям, что мы пришли с закрытой границы, и спрашиваю, где находится таможенный пост.
— Пограничники у стенки, где стоят рыболовные тралы. Но я сейчас сам им позвоню, спрошу, что дальше делать, — парень уходит в разговор по телефону. Прихожу в себя от пережитого, но больше — от головной боли из-за морской болезни.
— Сейчас пограничники сами приедут, ждите, — сообщает парень. Собираю документы и схожу на пирс. Саша устраивается отдохнуть в каюте.
Поблизости останавливается зеленый внедорожник. Из него выходят миловидная девушка-таможенник и здоровенный пограничник. Собираюсь подойти к ним, но путь преграждает седовласый мужчина:
— Вас сколько на борту?
— Двое, — отвечаю автоматически.
— С вас 24 злотых. Свет и туалет бесплатно. Душ за дополнительную плату.
— С пограничниками разберусь и приду к вам.
Седовласый недоволен, но подошедшие сотрудники границы отстраняют его.
— Можно подняться на борт?
Я киваю, и мы поднимаемся в кокпит.
— Нам необходимо спуститься в каюту, — пограничник довольно легко протискивается в каюту и устраивается на одной из коек. Вслед за ним входит девушка-таможенник.
Несколько минут поясняю ситуацию: мы зашли в связи с неблагоприятными погодными условиями. Можно ли нам без оформления документов простоять здесь определенное время, а как ветер стихнет, двинуться дальше в путь?
— Нет, так нельзя, приход обязательно необходимо оформить, — пограничник проверяет наши паспорта и делает отметки в своем мобильном устройстве.
— Порт выхода?
— Устье Вислы вольной.
— Порт назначения?
— Калининград.
— Причина захода в Хель?
— Погодные условия.
— Дальнейший маршрут следования?
Начинаю рассказывать, что мы планируем идти дальше вокруг Европы и возвратиться в Беларусь через Черное море. Но из-за таможенных вопросов необходимо зайти в Калининград, чтобы был факт выхода из вод Польши. Таким образом, моя лодка из товара станет транспортным средством, и мне вернут внесенный за нее залог. В разговор вступает девушка-таможенник:
— Ваша яхта в настоящий момент уже стала транспортным средством, поскольку она как товар покинула территорию Польши, направляясь в сторону российских вод с закрытием границы. И сейчас оформляется как транспортное средство. Так что с этого момента вы можете отрабатывать процедуру возврата залога за ввезенный и вывезенный товар.
Ее слова доходят медленно, сказывается усталость. Наконец я все понял, и такой расклад событий меня здорово обрадовал. Пограничник просит показать судовую роль, заполненную при выходе. Достаю конверт с документами. Внутри документы на яхту, права ГИМС и IYТ, чистые судовые роли и сотня долларов. Военный просит весь пакет документов для ознакомления. Поспешно вытаскиваю деньги.
— Чтобы не попасться на даче взятки, — поясняю свои действия.
Пограничник понимающе кивает и тут же серьезно так говорит, что мог бы и дать. В недоумении смотрю на него. Тот расплывается в улыбке:
— Да не переживайте, пан, у нас такой ерундой не занимаются, — возвращает пакет с документами.
— Хорошего пребывания в Польше, — желает миловидная девушка.
— Вы собираетесь покинуть территорию Польши в западном направлении через порт Свиноустье и дальше двинуться в сторону Кильского канала? — еще раз уточняет пограничник.
Утвердительно киваю.
— Ваша яхта может находиться без каких-либо платежей на территории Евросоюза не более 18 месяцев, — сообщает на прощание девушка и покидает каюту.
Сонно сажусь на банку, но снова слышу знакомый, уже ставший мне неприятным голос:
— Пан, оплатите стоянку!
Рассчитываюсь банковской карточкой. Мужчина растворяется в темноте. Можно расслабиться. Переход завершен. Впереди сон в ветреную ночь.
Александр спит. Поднимаюсь из каюты на палубу. Я тоже хотел поспать, но, когда головная боль прошла, сон как рукой сняло. На свежем воздухе усаживаюсь на крышу рубки. Спиной прислоняюсь к мачте. Прокручиваю в голове события перехода. Чувствую подъем: верно под погоду подстроился, правильно выбрал маршрут. Яхта не подвела, прошла крещение серьезным ветром. Да и с матросом повезло: впервые в море, а держится, как бывалый. В общем, лихо прошлись в штормовых условиях. Сейчас вспоминать одно удовольствие. И здорово, что нет необходимости вновь прорываться в Россию. Это могло затормозить нас на целую неделю. С другой стороны, жаль упущенной возможности посмотреть Калининград, встретить знакомых яхтсменов, поучаствовать в их летней регате.
В голых мачтах засвистело сильней. Поднимаю голову вверх. Ветер сменился на юго-западный, и, по ощущениям, стал крепче. Но наша гавань хорошо защищена, на палубе довольно тихо. Рассматриваю стоящие напротив яхты. В основном — немецкие флаги. Судна большие, даже тяжелые. Нет обширных кокпитов, у многих — развитый комовой подзор (26). Преобладают кечи (27).
Слышу крики со стороны рыболовных сейнеров. Ремонтная бригада переругивается с командой, подтаскивающей баллоны для сварочных работ. Раздается лязг кувалд, сверкают вспышки электросварки. Прожекторы прогоняют ночь.
На пирсе напротив «Олексы» что-то громко хлопает. От неожиданности вздрагиваю. Тут же соскакиваю с борта на бетон и бегу, огибая причалы. На 15-метровой яхте ветром сломало закрутку стакселя. Парус самопроизвольно развернуло, именно этот хлопок и встревожил меня. Ветер откинул яхту на бок и молотит о бетонную пристань. Кранцы так долго не выдержат.
Подбегаю к лодке. На борту никого не видно. Яхта бьется, словно необъезженный мустанг в загоне. Приноравливаюсь к ее движениям и запрыгиваю на накрененный борт. Хватаюсь за релинг, перебираюсь в кокпит и освобождаю шкоты стакселя с лебедок. Удерживающие канаты выскакивают из погонов, и парус становится по ветру. Яхта тут же принимает устойчивое положение. Что делать дальше, не знаю, так как лодка чужая, а спуск стакселя по штагу закрутки может повредить механизмы. Парус продолжает резвиться на ветру. Летающие из стороны в сторону шкоты накручиваются на стоящий такелаж.
Сдвигается люк, и из каюты на палубу выбираются двое мужчин в трусах и майках.
— Парус спустить нужно, — говорю им я.
Один молча идет на нос к парусу, другой готовит фал к отдаче. Отправляюсь за первым вслед. Стали спускать парус — вместе хватаем стаксель и массой тел клоним его к палубе. Главное не держаться за него, а просто тянуть вниз. Если парусина начнет забирать ветер, то может и по лицу надавать, а то и выбросить за борт. Через несколько минут парус спущен. Сваливаем его у штага, привязываем шкотами к палубе.
Возвращаемся в кокпит яхты. Капитан все так же молча кивает на анемометр. Тот показывает 48-узловой ветер — в море сильный шторм.
— Thank you! — единственная фраза, прозвучавшая от мужчин перед возвращением в каюту.
Ухожу на «Олексу». Край неба начинает светлеть. Спускаюсь вниз и заваливаюсь на койку.
Утро началось позже обычного с телефонного звонка. Смотрю на мобильный — беспокоит бывший коллега по работе Марат.
— Пан капитан в польских водах?
— Так.
— Привет! Ты вчера из Гданьска выходил? Сейчас где? И как долго там будешь?
— Выходил, точно. В Хеле стою весь день.
— Отлично! Обедаем вместе. Я с семьей к тебе выезжаю, — сообщает он, и связь прерывается.
Марат несколько лет как перебрался в Польшу. До этого в Беларуси мы время от времени отдыхали семьями. Интересно, как он узнал, что я здесь?
При свете дня осматриваю каюту. Александра нет, кровать убрана. Как ни странно, но вещи лежат на своих местах. Вчерашняя болтанка не разбросала их по каюте. Только ластик да карандаш нахожу на пайолах (28). Поднимаюсь наверх и на румпеле нахожу записку: «Ушел в город. К полудню вернусь. Саша».
Смотрю на часы: уже почти 11. Собираюсь в яхт-клуб принять душ. Трехэтажное здание в форме цилиндра с конусной крышей расположено в начале понтона. На первом этаже встречает женщина-охранник. Показываю чеки за стоянку и прохожу внутрь мимо автоматов с едой и уборных. Поднимаюсь по винтовой лестнице на второй этаж. На стенах фотографии и картины с видами порта и окрестностей. Нахожу душевые кабины.
Уже чистый и бодрый поднимаюсь на третий этаж. Открывшаяся взору панорама порта завораживает. Бушующее море прекрасно! Бросаю несколько монет в кофе-автомат. Тот выдает горячий шоколад. Располагаюсь у окна с видом на Гданьск. Смотрю на бегущие соленые валы, радуясь, что я на суше, в тепле, вижу этот морской произвол со стороны. «А волны-то все растут и растут», — отмечаю про себя. Спускаюсь вниз и иду гулять вдоль волнореза.
— Пан с «Олексы»? — ко мне подходят двое в строгой униформе, напоминающей военное обмундирование.
— Да, а в чем дело?
— Как сюда дошли? У Беларуси ведь нет выхода к морю.
Забегая вперед, скажу: так будет начинаться большая часть разговоров на всем протяжении пути вдоль Польши.
Новых знакомых зовут Каспер и Филипп. Они на 13-метровой яхте идут от самого Свиноустья. Переход занял семь дней. Ветер все время был попутным, и только его сила заставляла прятаться в портах. На борту десять человек. Подобные походы они совершают каждый год. Это своеобразная премия от фирмы, на которую они работают. Однако большая скученность на борту заставляет экипаж сбегать с лодки, чтобы отдохнуть от толпы.
Рассказываю о своем маршруте, о приключениях по пути в Хель и оставляю новых знакомых. На борту «Олексы» застаю Александра. Он восторженно делится впечатлениями о маяке и местном заповеднике, да и сам городок показался ему очень колоритным.
— Они так обеспокоены экологией, что даже заправки тут нет, — сообщает Саша. — За горючим нужно ехать в соседний порт.
Объявляю, что у меня сегодня встреча и обедать буду в городе. От предложения присоединиться к моим знакомым Саша отказывается. Говорит, что займется совершенствованием английского языка, общаясь с иностранцами.
— Пан капитан, пан капитан, добрый день! — Марат с семьей стоят на понтоне рядом с яхтой.
Приглашаю их на борт. После осмотра яхты направляемся в город и располагаемся в ближайшем пабе. Марат с семьей оставил Беларусь пять лет тому назад. За это время приобрел квартиру в Гданьске. Дети чувствуют себя поляками, даже говорят без акцента. Супруга получает второе высшее образование. Сам же Мар работает в успешной IT-компании.
— Довольны, что переехали?
— Очень. Отсюда легче летать по заграницам, — смеется супруга Марата. — Да все легче, если, конечно, есть голова на плечах, не лень учиться, то перспективы зашкаливают. Но жизнь дороже, нужно хорошо зарабатывать.
Обсуждаем прошлое. Вспоминаем, как в водохранилище под Сельцем, что в Березовском районе, на прибойной волне наш швербот лег на бок, и мы с Маром и его сыном искупались на мелководье. Супруга Марата говорит, что именно с этого момента мальчишка перестал бояться воды. Сейчас он и его сестра лихо ходят под парусами. Благо, соответствующих секций в Гданьске и Гдыне хватает. Именно сын вчера во время тренировки на шверботе неожиданно увидел яхту под белорусским флагом, о чем и рассказал дома.
— Я как услышал, сразу подумал: это можешь быть только ты, — говорит Мар. — Поэтому и позвонил, благо, номер телефона не сменился.
Мы разговариваем больше часа. Дети убежали на улицу кататься в ретро-такси по городу. После их возвращения Мар с семьей собираются домой. Прощаемся.
Сегодня я не готов любоваться польским городком. Вскользь взглянув на него, шагаю обратно в порт. Миную причалы. Внимание привлекает зашедший недавно в порт большой металлический кеч «Wolodyjowski». Людей на борту много, все заняты делом: моют палубу, укладывают снасти.
«Смелая команда, — думаю про себя. — В такую погоду совершить переход не каждый решится». Отправляюсь к себе на адмиральский час.
Просыпаюсь уже в темноте. Выглядываю наружу. Ветер вновь стал крепче. Сплошным потоком летят мелкие капли прибоя. Спускаюсь на понтон и шагаю к красному входному огню посмотреть на море. Полчаса спустя, озябший, решаю возвратиться обратно в порт.
Слышу гитару. Подхожу к знакомому уже железному кечу «Wolodyjеwski». Его команда устроила концерт. Останавливаюсь послушать, присев на береговой битенг у яхты.
— Эй, зад отморозишь, поднимайся на борт! — кричит боцман.
В кокпите тесно, громко и весело! На столах — легкие закуски и множество напитков, включая крепкие. Мне протягивают эмалированную кружку. В воздухе повисает немой вопрос с поднятыми в ожидании бутылками. Останавливаюсь на водке. Но, плеснув ее в кружку, мне добавляют кока-колы.
— Знаешь польский язык?
Мне передают песенник. Начинаю не только выпивать, но и подпевать! Горланю все громче и, кажется, чище. Телу и душе тепло. Рядом яхтенная братия. Тревоги последних дней отпускают, и начинается кайф, морской кайф!
Из каюты поднимается капитан. Он и еще двое вахтенных отказываются от спиртного, но настроение у них отличное. Команда завершает трудный поход. Завтра их ждет последний переход в домашний порт Гданьск. Стараюсь расспросить капитана об особенностях перехода на север, но хмель вперемежку с задорными песнями не дают что-либо уяснить. Не время!
К полуночи на борту бьют склянки, кокпит пустеет. Схожу на пирс. Боцман и несколько новых знакомых решают проводить меня до «Олексы». Оставшиеся матросы впихивают в руки небольшой сверток и желают удачи. Земля явно не желает держать в равновесии наши тела. В кокпите яхты, невзирая на приходящие с залива волны, с координацией было все в порядке, а тут, на твердыне, нас сильно раскачало.
Хохочем. Парни с кеча ставят под сомнение способность дойти до яхты без последствий. Фотографируемся на память. Они обещают поутру, если, конечно, их двухмачтовик не уйдет в море, принести горячих налистников. Оставшись один, разворачиваю подаренный сверток. Внутри — майка члена команды «Wolodyjеwski». Саша уже спит. Достаю из рундука спальник и укладываюсь прямо на палубе.
Утром пасмурно. Вой ветра в голых мачтах стих. Природа необычайно гармонична: появились птицы, летают насекомые. Несмотря на проникающий всюду запах рыбы, мой нос улавливает ароматы цветов.
Место швартовки кеча «Wolodyjеwski» пустует, ушли еще затемно. Значит, не дождусь обещанных налистников. Проснулся Саша. Спросил, скоро ли выход и тут же убежал в душ. Читаю прогноз погоды. Сегодня ничто не помешает двинуться на север во Владиславово. Там займусь главным вопросом — возвратом залога за яхту.
В скороварке ставлю вариться борщ. Возвращается Саша, он жаждет поскорее оказаться в море. Радуюсь — зацепило.
Решаем сходить позавтракать в ближайшее кафе. Несколько круассанов с джемом и маслом к хорошим кружкам какао, и мы готовы к выходу на морской простор. По рации сообщаю капитану порта и пограничной службе об отбытии, получаю добро. Отдаем швартовый.
Сразу за створами порта распускаем паруса. Сегодня ветер не сильный, поэтому ставим самый большой по площади парус из гардероба яхты — геную — и полный грот.
Ветер северо-западный, «Олекса» показывает пять узлов хода. Уступаю матросу руль. Сам вольготно располагаюсь на банке и осматриваю берег. Затем бросаю взгляд на море. Справа наперерез идет небольшое военное судно.
— Это к нам? — Сашин вопрос звучит как-то настороженно. Тут же замечаю на его скуле небольшой синяк. Смотрю на руку, которой он держит румпель, — костяшки сбиты. Наши взгляды встречаются, и матрос чуть пожимает плечами, мол, так получилось. Его нервозность передается и мне.
— Надень яхтенные перчатки и накинь капюшон штормяка, — отдаю распоряжение с легким раздражением.
Минут через пять «Олекса» достигает точки, где нужно сменить курс. Поворот — и яхта значительно теряет ход. Корабль с пулеметной турелью на носу выстраивается к нам в кильватер.
— Предстоит разговор с военными? — задает вопрос Саша, который сидит к приближающемуся судну спиной.
Ответа у меня нет. В данный момент просто выкручиваю судовую рацию на громкость. Ожидаю в эфире вызов, но никаких сигналов нет, рация молчит. Приблизившись на расстояние кабельтова (29), военное судно берет левее и идет на опережение.
Александр четко выполняет обязанности рулевого, то есть невозмутимо держит курс и на соседей не обращает внимания. В свою очередь не спускаю с них глаз, да еще и бинокль приготовил. Жду, во что это выльется.
Поравнявшись бортами, рассматриваю лица экипажа. Взгляды направлены в нашу сторону. На открытом мостике появляется вахтенный и взмахом руки приветствует нас. Корабль дает гудок.
— Что делать?! — Сашу сильно настораживает этот сигнал.
— Просто здороваются. Можно расслабиться.
Приветственно машу в ответ.
— Улыбаемся и машем, улыбаемся и машем, — произношу сквозь зубы.
Саша, не поворачивая головы в сторону военных, поднимает руку в приветствии. Корабль прибавляет ходу и уходит вперед.
Час идем, наслаждаясь водными просторами. Ветер ровный. Несколько раз пытаемся отказаться от подработки двигателем и распускаем геную. Но тогда скорость падает до полутора узлов. Нам же нужно засветло прийти в порт. Справа по курсу появляется парус. Смотрю в бинокль — бермудский 30-футовый шлюп. Идет правым галсом максимально круто к ветру. Наши пути пересекутся.
В течение десяти минут отслеживаю пеленг. Пройдет чисто у нас по носу не ранее чем через минут пятнадцать. Ухожу в каюту, набираю в тарелку борща из скороварки, нарезаю колбасу на бутерброды, завариваю чай и разливаю по кружкам. Выношу еду в кокпит. Парусник в полукабельтове прямо по курсу. Даю указание увалиться вправо и подменяю рулевого. Саша присаживается обедать. Встречная яхта проходит мимо. На корме развевается шведский флаг, в кокпите один человек. Взмахом рук приветствуем друг друга.
Ложимся на прежний курс. Швед продолжает идти полным бакштагом. Через полчаса, в последний раз взглянув в бинокль, вижу, что он делает оверштаг. Нос его яхты устремляется в открытое море.
Время вновь застывает. Но тут вдалеке появляется корабль непонятной конструкции. Идем встречными курсами. Проходит полчаса, и становится ясно, что это бутафория под паровое судно XIX века. Расходимся в двух кабельтовых правыми бортами. Пассажиров на верхней палубе немного, то ли еще не сезон, то ли просто будний день.
— Порт Владиславово, порт Владиславово. Яхта «Олекса», флаг Беларуси. Идем из Хеля. На борту двое. Прошу разрешения войти в порт!
— Даем разрешение, заходите.
Скручиваем грот и под двигателем аккуратно по фарватеру пробираемся к воротам порта.
На молу много людей с длинными удилищами и снастями для ловли со дна. Лески перегораживают фарватер, только перед самым нашим форштевнем путь освобождается. И сразу слышны всплески тяжелых грузил и наживок. Стенки порта высокие. Это порт-крепость от суровой непогоды. Сразу за входом на внутренней акватории крутится стайка детских швертботов. Прижимаемся влево и аккуратно расходимся с юными капитанами. Несколько поворотов, и мы приближаемся к северному понтону. Ни мурингов, ни столбов нет, обычные секции-сходни, образующие ячейки для подхода яхт. По акватории ходят волны, поэтому швартуемся основательно шестью канатами — два носовых и кормовой швартовых, да шпринги (30) по борту у секции-сходни.
Через минуту подходит харб-мастер. Свет нам не нужен, вода тоже. Стоянка выходит в 18 злотых. Туалет и душ — за отдельную плату.
Опускаются сумерки. На ночевку с моря прибывают еще несколько яхт. Наблюдаю за тем, как одна из них, размером более 60 футов, застревает при входе в ячейку. Капитан недовольно цокает и осторожно дает задний ход. И тут выскальзывает кранец, оберегающий борт яхты от ударов о причал. Металл скрежещет по лакированному белоснежному боку парусника. Стиснув зубы, команда пытается смягчить воздействие «клещей» понтона на яхту. Кто-то отталкивается отпорником, кто-то — ногами. Кто-то пытается втиснуть обратно кранец. Все попытки тщетны. Когда яхта выбирается из западни, на борту отчетливо видна свежая царапина. Второй попытки стать у яхтенного понтона не предпринимается. Команда отводит судно к стенке, где стоят большие рыболовецкие суда.
Выше понтона расположена бетонная набережная, по ней проходит автомобильная дорога. Смотрю на шумные компании, с удовольствием гуляющие по порту.
На берегу обширная стоянка для трейлеров, хотя и пустая. Там же, на тележках, большое количество швертботов класса «луч». А немного дальше привольно раскинулся широкий песчаный пляж.
На оконечности закрытой акватории различаю французскую яхту, да еще и с флагом Бретани. «Может, это знак?» — мелькает мысль. Ведь именно в те далекие французские воды я планирую добраться на «Олексе».
Запираю яхту и вместе с Александром иду прогуляться. У коптильного цеха покупаем ароматную, пахнущую дымком рыбу. Берем по одной скумбрии горячего копчения. Здесь же запасаемся хлебом и двумя пинтами пива.
Расположившись на бетонном ограждении пляжа, смотрим на темнеющее море. Вдалеке проходят в направлении Триместа океанские грузовые корабли.
— Рыба просто восхитительна! — с аппетитом восторгом произносит Саша. Молча киваю. Смакуя, несколько минут жуем.
— Вчера с компанией молодых немцев повздорил, — после нескольких глотков пива начинает мой напарник.
Молча ем рыбу.
— Знаешь, такие громкие, хохочут, орут, что все равно Данциг, то есть Гданьск, за ними остался, а русские могли его и не освобождать. Ну, и дальше тому подобное.
— Ты знаешь немецкий? — запускаю очередной кусок в рот.
— Ну да, — укладывает рыбу на хлеб Саша и надкусывает бутерброд.
— И дальше что? — делаю глоток из бутыли.
— Ну, я сказал, что русский и если они не заткнутся, то получат в нос.
— Но ты же не русский!
— Да какая разница!
— Нас могли обвинить в беспорядках и закрыть визы, а дальше депортация из Евросоюза. И что, конец походу?
— Ну так не нашли же меня. Я ловко следы запутал. Дело-то было на старых береговых укреплениях, далеко от гавани. Я и двинул им не так уж сильно. Несколько раз двоим самым ярым. Сотрясения точно не будет. Максимум — нос одному сломал.
— Ты из-за этой истории так в море спешил выйти?
— Да.
Доедаем рыбу и направляемся поглазеть на луна-парк. Вход оказался свободным, оплачивать нужно каждый аттракцион отдельно. Смотрины не впечатляют.
— Полный отстой! — разочаровывается Саша.
Я молчу. Мне хорошо. Да, большинство аттракционов явно годов 90-х. Но, рожденный в СССР, я словно в детство вернулся.
Саша цепляет пару проходящих мимо молодых паненок и оставляет меня. Отправляется с ними на американские горки. Меня же ноги приводят к колесу обозрения.
«Эх, жаль, не захватил с собой бинокль», — мелькает сожаление, когда кабинка поднимается над кронами деревьев. Виды прекрасные! Повезло, что сейчас почти стемнело. Огни города, таинственный ковер леса, подсвеченное прожекторами море, пляж, порт и дальний свет кораблей с высоты выглядят завораживающе.
«Нужно завершить обучение на частного пилота-любителя», — решаю, спускаясь на землю.
Утро затянулось. Готовлю бумаги по вопросу возврата залога. Александр уходит на пляж.
— «Олекса», добрый день! Есть кто на борту? — спрашивают на французском
Выбираюсь из каюты в кокпит и вижу худощавую женщину. Она, улыбаясь, изливает на меня поток фраз, дополненных бурной жестикуляцией. Монолог вихрем вырывает меня из скучных дум о таможне. Бросив документы, схожу на пирс для беседы.
Удивляюсь, что открытое лицо незнакомки не загорело. Но кожа обветрена, а волосы — белые, выгорели на солнце. Женщина невысока ростом. Ее добротный, не сковывающий движений костюм можно принять за повседневный городской. А на самом деле он яхтенный: непроницаемый ни для ветра, ни для дождя.
С трудом понимаю, что женщина из французского Бреста. Она озадачена флагом на корме. Ведь портом приписки указан Брест.
— Извините, я плохо вас понимаю. Говорите по-английски? — улыбаюсь как можно шире.
— О, конечно!
Дальше разговор идет легче. Женщину зовут Мария. Она с яхты, которая готовится стартовать домой во Францию. Мария с супругом, отставным офицером по имени Мишель, год тому вышли на пенсию и начали длительное морское путешествие. Сейчас возвращаются из Прибалтики. У них есть дочь, которая живет в Бресте.
Мария интересуется, что это за страна такая Беларусь? Пытаюсь объяснить, но без успеха. И тут вспоминаю о небольшой брошюре в каюте. В юмористическом жанре в ней рассказывается о Беларуси и белорусах. Прыгаю за книжицей на яхту, быстро возвращаюсь, раскрываю страницу с картой.
— О-ля-ля! — восклицает француженка.
— Это подарок! Там есть текст на английском, разберетесь.
Тепло распрощавшись с Марией, возвращаюсь к бумагам. Но не проходит и пяти минут, как меня вновь окликают с пирса. Французская пара пришла выразить свое почтение и подарить флаг Бретани и бутылку французского вина. Отставной офицер протягивает свою визитку.
— Если зайдете к нам в Брест, обязательно позвоните.
Вновь расстаемся. Через четверть часа вижу, что их алюминиевая 40-футовая яхта, выкрашенная в синий цвет, проходит за кормой пришвартованной «Олексы».
— Сейчас улажу финансовые дела и рвану вслед за ними!
В приподнятом настроении подхватываю документы и отправляюсь на железнодорожную станцию. Электричка ходит из Владиславово в Гдыню раз в два часа. Мне везет –минут через тридцать захожу в современный вагон с большими окнами, телевизорами, автоматическими дверьми. Людей набивается много, в основном студенты и школьники. Чувствую себя персонажем «Гарри Поттера» на пути в Хогвартс. За окнами мелькают пейзажи. Железка бежит то полями, то лесом, то пролетает мимо каменных станций.
Любуясь окрестностями, часа через полтора пребываю в Гдыню Морскую. Пешком добираюсь до таможни. Меня встречают большие раздвижные прозрачные двери, свободный светлый холл и услужливый ресепшн.
Три сотрудницы окружают меня, единственного посетителя, своим вниманием. Трижды пересматривают документы, но, благо, описывать ситуацию приходится один раз для всех троих. Начинаются бесконечные звонки по телефону. И каждый поднимал мое обращение все выше и выше по служебной лестнице. Изумленно наблюдаю за происходящим. Мне в безумном действе сотрудниц таможенной службы места нет: одна держит трубку так, чтобы всем было слышно, другая записывает ответы, третья вносит коррективы в описание ситуации вышестоящему начальству.
Проходит час. Я успеваю выпить кофе и прогуляться по территории таможни. Наконец одна из девушек машет рукой, привлекая мое внимание. Возвращаюсь в зал. Три голоса радостно кричат:
— Решение найдено! Вам необходимо в таможню сухопутного транспорта.
— Это где? Как долго добираться? — пугаюсь я. А про себя думаю: «Хоть бы не в Варшаве. Здесь-то какая сухопутная граница? Кругом море».
— Недалеко, в десяти минутах езды. Мы уже вызвали вам такси.
Что ж, будь по-вашему. Время переваливает за полдень, а решить вопрос хочется сегодня. Ехать действительно оказалось недалеко. Такси обошлось всего в несколько долларов.
Сухопутная таможня встречает здоровыми, именно здоровыми, а не толстыми, таможенниками. Все — в усердной работе: заполняют документы, чтобы допустить фуры на паром, идущий в Калининград. Дежурный офицер, выслушав меня, просит подождать в коридоре. Через двадцать минут заглядываю в кабинет: вдруг обо мне забыли?
Работа таможни полностью остановлена. Несколько сотрудников заняты звонками, остальные эмоционально обсуждают мою ситуацию. Тем временем в коридоре образуется очередь. Каждый вновь подошедший спрашивает, в чем дело, и выслушивает негодующее:
— Да неясно, груз какой-то специфический, вот тот парень везет, — и кивают на меня.
Через полчаса назревает бунт. В кабинет прорывается парень с нервно подергивающимся лицом.
— Почему никто не работает? Разве это правильно — останавливать все отделение из-за одного вопроса?! Мне срочно нужно в Россию товар доставить, он у меня скоропортящийся!
Таможенники прогоняют бедолагу прочь, но работу возобновляют. Теперь моим вопросом занимаются лишь трое сотрудников. Двое других оформляют документы водителей.
— Все, решили. Пройдите в кабинет, — выходит старший отдела спустя час.
— Мы не можем вам выдать финансовые средства, так как вы закрыли выход морской таможней, не сухопутной.
Я возражаю, что таможни-то у меня не было, я же только пограничников проходил.
— Да, это так, но тот пост относится территориально к Гданьской таможне, поэтому вам необходимо ехать к ним.
— Как далеко?
— За минут сорок доберетесь. Вызвать такси?
— Нет.
«Жаль, на яхте не нашлось места для личного автомобиля, пригодился бы, — думаю с сарказмом. — А вот велосипед нужно прикупить». С этими мыслями прихожу на станцию, сажусь на подошедший поезд. Удобно, что билеты можно купить в автоматах у перрона.
Через тридцать минут высаживаюсь на вокзале Гданьска. Покидаю станцию неудачно, через глухой переулок: ни остановок городского транспорта, ни такси. Лишь тройка байкеров на мотоциклах. Спрашиваю, как добраться до таможни Гданьска.
— А это где?
Достаю телефон и показываю адрес. Постояли, посмотрели, подумали.
— А ты кто такой и зачем тебе туда нужно?
Рассказываю свою историю. Один из ребят достает из кофра второй шлем.
— Поехали, подкинем.
Летим на мотоциклах по городу. Это так неожиданно и залихватски! Один из байкеров включает музыку. Настроение зашкаливает!
В общем, в местную таможню прибываю с ветерком, с кортежем, да еще и с музыкой.
Таможня Гданьска располагается в офисном здании среди коммерческих фирм. Заходить нужно через турникет. Заговариваю по-русски с девушкой-вахтером. Та корчит недовольную мину, мол, не понимает. Перехожу на польский. Сотрудница берет паспорт, что-то записывает в журнал и пропускает меня через турникет. Бросив вслед фразу на польском, которую я не понимаю и прошу повторить. В ответ слышу, что раз я в Польше, то должен лучше учить местный язык. В этой поездке впервые сталкиваюсь с улыбчивым хамством. Что ж, каждая жаба мнит себя подводной лодкой.
А в таможне меня уже ждут. Первый же встреченный сотрудник (а их на этаже человек сто) уточняет: не тот ли я белорус, который яхту из товара сделал транспортом? На кивок в ответ он немедленно провожает меня в кабинет начальника Гданьской таможни.
«Какой жилистый энергичный мужчина с волевым подбородком», – мелькает в голове при взгляде на доблестное руководство, которое тут же вызывает к себе двух подчиненных. Первый берет документы, оформленные при входе в Республику Польша. Второй просит назвать счет, на который сейчас же будет переведена залоговая сумма. Это предложение вызывает замешательство. У меня нет счета в Польше, и открыть его официально без разрешения Нацбанка Беларуси я не могу. И на белорусский счет деньги нельзя перевести. Потребуется объяснение нашим властям, откуда взялась такая крупная сумма. Распорядиться ею я не смогу до окончания проверки. А это будет очень долго. Деньги же мне нужны прямо сейчас, чтобы продолжить путь.
Служащие таможни некоторое время переваривают информацию. На лицах поляков играют загадочные улыбки. Наверное, думают, что перед ними сумасшедший.
— Я вносил залог наличными. Так верните мне всю сумму налом! — ставлю вопрос ребром, хотя и знаю, что они тут ни при чём.
— У нас и кассы-то нет!
И снова звонки, и снова переговоры. Сижу и жду решения о судьбе моего дальнейшего путешествия. В крайнем случае можно доехать поездом обратно до границы с Брестом и там вернут наличные деньги. Но это затратно, как по средствам, так и по времени. Очень хочется избежать такого варианта развития событий. Наконец начальник поднимает на меня взгляд и утвердительно кивает.
— Решили задачку, еле разобрались! У нас есть пункт приема залоговых наличных средств в отделении таможни в аэропорту. Вам выдадут всю сумму там.
— Ура, — произношу спокойно, абсолютно без эмоций. Я еще не верю в положительное решение вопроса, ибо пока деньги не окажутся в моих руках, результат может быть, каким угодно.
Приносят мои таможенные документы, протягивают бумажку с нужным адресом.
— Но сегодня вы не успеете, — поясняют служивые. — Пост работает до трех часов, а сейчас ровно три.
Неожиданно охватывает восторг. Ждать до завтра — это же тьфу! Это намного лучше перспективы ехать за деньгами к Бресту, который отсюда почти в полутысяче километров.
На том и расстаемся. Жму руку начальнику. Он со смехом произносит:
— Это мой первый случай смены статуса с груза на транспорт!
Просит прощения за задержку с решением вопроса, а также за то, что не могут немедленно выдать залог.
Бегом в лифт, спускаюсь в холл.
— Гуд бай, мадам! — кричу злобной вахтерше в холле и перепрыгиваю через турникет.
Отправляюсь в город через коттеджную застройку. С ленточками ручьев и живописными мостиками через них. С зелеными садами и загорелыми людьми, подставляющими полуобнаженные тела летнему солнцу. Внутренне ликую: скоро в путь! Выбираюсь на прямую асфальтированную тропинку к остановке. И сам того не замечая, начинаю петь вслух. Ловлю удивленные взгляды редких прохожих.
— На вас приятно посмотреть! — делает то ли комплимент, то ли замечание пожилая женщина, что высаживает цветы у чистенького светлого домика. Прибавляю ход, подпрыгиваю и срываюсь на бег — за приближающимся к остановке автобусом.
Утро следующего дня. Поднимаюсь в шесть, но только к десяти вновь добираюсь до Гданьска.
В аэропорту охранники направляют меня в таможенный терминал багажных перевозок. Сотрудницы берут документы, просят пройти к кассе. И вуаля — возвращают всю сумму залога. Но просят чего-то подождать. Не очень понимаю, чего: деньги выданы, и теперь можно сбежать, удрать, свинтить от этих служб! Ведь мне дан зеленый свет шататься по морям Европы целых 18 месяцев!
Оказывается, таможенники только сейчас начнут оформлять документы. Через несколько минут одна из сотрудниц заводит эмоциональный спор с кем-то по телефону. Меня вновь просят подойти к окошку кассы.
— Вы знаете, статус вашей яхты так и остался в компьютерах Евросоюза товаром.
— Что нужно сделать?
— Вы лично сделать ничего не можете, изменение статуса должно быть произведено сотрудниками центральной таможни Гданьска. Сейчас же сложилась странная ситуация: в ваших документах нет отметки о вывозе товара (яхты) с территории Евросоюза. В то же время стоит отметка, что залог возвращен в связи с выходом яхты, не товара, с территории Евросоюза. Не вернуть деньги мы не можем — есть прямое указание в ваших документах на выдачу. В то же время сделать отметку о вывозе товара с территории мы тоже не можем, у нас не хватает прав в программе. А объяснить сотрудникам в центральном офисе, что необходимо для этого сделать, нам не удалось.
Поэтому деньги мы вам выдали, со своей стороны отразили причину выдачи, но отметку, что товар покинул Евросоюз, поставить не в состоянии. Тем более что мы и не видели эту яхту в момент ее вывоза. Чем это может отразиться впоследствии, неизвестно. Могут просто поставить отметку на основании переданной судовой роли, но могут потребовать дополнительных разъяснений.
Все это выслушиваю, подписываю несколько бумаг, благодарю за помощь и направляюсь к выходу. «Все документы по факту выхода яхты с территории Евросоюза у меня есть, залог я забрал, поэтому все остальные вопросы буду решать по мере их поступления», –заключаю про себя. Ведь путешествие наконец-то началось!
Карман тяготит возвращенная наличка. Завтра выход в море! Над головой раздается триумфальный рокот взлетающего самолета. В порту Владиславово замечаю военный тральщик под испанским флагом. Обращаю внимание на нарисованные чуть ниже дымовой трубы плавучие мины — это сколько же он собрал их за свой век!
Подхожу к «Олексе». Александра на борту нет. В каюте замечаю открытый рундук, в котором недостает мангала и угля. «Отлично! — думаю про себя. — Есть повод!» Прихватываю бутылку французского вина, захожу в ближайший супермаркет купить мяса и отправляюсь на берег искать Сашу. На пляже громко звучит музыка из переносного бумбокса. Компания в купальниках и плавках топчет песок под молодежные ритмы. Узнаю свой мангал, на котором готовится рыба. Следят за ней незнакомые парни.
— Саша где? — подхожу к ним.
— Кто?
— Александр.
— А, Алекс, сейчас придет.
Ударяют басы из колонки, парни вскакивают и присоединяются к танцующим. Остаюсь наблюдать за шашлыком. Присаживаюсь прямо на песок. Снимаю обувь, рубашку. Достаю штопор и откупориваю бутылку вина. Прямо из горлышка делаю хороший глоток.
— Свобода! Свобода! — ликование кипит внутри!
Саша появляется в компании двух девушек и еще одного парня. Все они несут по спайке банок с пивом. Так как на парне форменные брюки, понимаю, что он военный, и, судя по загару, с испанского тральщика, который стоит сейчас в гавани.
Смотрю на Сашу. Тот без остановки болтает с симпатичной паненкой. Они сваливают пиво в кучу, высвобождают из целлофана банки и раздают танцующим. Саша кидает пиво и мне. Ловлю банку одной рукой, а другой поднимаю бутылку вина, демонстрируя, что у меня есть свой напиток.
— Дела отлично? — Наклоняется ко мне довольная физиономия спутника. — Как с залогом все прошло?
— Все окей, идем дальше! Больше нас тут ничто не держит.
Замечаю, что у моего матроса вновь разбита скула. Содрана кожа, а синяк занимает добрую половину щеки.
— Что, снова немцы?
— Нет, — тычет пальцем в одного из загорелых парней, — спорили, кто кого собьет одним ударом с ног.
Смотрю на парня. У него тоже синяк на пол-лица, но из-за загара не так заметен.
— И как?
— Ничья: он устоял, я тоже.
Саша обхватывает за талию свою паненку и присоединяется к танцующим.
Общий настрой заразителен — веселье нахлынуло и на меня. Танцуем, несколько раз пытаемся искупнуться в море, а после всей толпой греемся у мангала. Рыбу съели, затем слопали принесенное мной мясо. Ближе к вечеру компания направляется в город искать дискотеку. Возвращаюсь на яхту и заваливаюсь поспать.
Будит меня швартующаяся рядом небольшая немецкая яхта под названием «Elli». В экипаже один пожилой седовласый мужчина. Сойдя на пирс, поясняет харб-мастеру, что постоит несколько часов и дальше двинется в направлении Клайпеды. Послушав их разговор, интересуюсь: откуда и куда идет немец и почему только на несколько часов решил зайти в гавань.
— Я уже в пути больше суток. Сейчас окно погодное, ветер попутный, а завтра после полудня начнет раздувать и штормить. Шторм продлится минимум четверо суток, — поясняет Герберт. — Надеюсь проскочить в Клайпеду до непогоды. Но я очень устал, хочу спать. Боюсь уснуть и попасть под форштевень какого-нибудь парома.
Рассказываю о своих планах. Завтра поутру двинусь на запад. Мужчина кивает и направляется к себе в каюту. Но буквально через несколько минут Герберт появляется на палубе с вопросом:
— Послушай, может, ты сейчас выйдешь? Я прогноз посмотрел. Не успеть мне и поспать, и в путь отправиться. Нам вроде как по пути первые часа три, а то и четыре. Мне все равно российские воды с севера обходить. Я бы поставил яхту на автопилот под двигатель и лег спать, а ты бы на своей шел неподалеку, и в случае опасности меня по рации будил.
Смотрю на мужчину и размышляю: мне, собственно, все равно. Уже отдохнул, хотя спал всего несколько часов.
— Что ж, давай! — произношу вслух.
Звоню Саше. Тот, как ни странно, тут же отвечает. Говорю, что мы уходим через полчаса. Как только Александр возвращается, Герберт отводит яхту от пирса. Следом и мы выходим в море. Удаляемся от порта где-то на милю. Немец включает автопилот и ложится спать прямо в кокпите.
— Он не свалится за борт, если что? Мало ли, волна придет неожиданно, — Саша встревоженно смотрит на идущее в кабельтове от нас судно.
— Не свалится, он пристегнут страховкой к яхте. Это делают все одиночки, как только отходят от берега.
— И что, весь переход он не будет отстегиваться?
— Обычно да. Ну, может, в каюте только.
Распускаем паруса на «Олексе». Она легко набирает свои стандартные пять узлов, может, даже больше. Оказывается, немецкая «Elli» под мотором идет медленнее. Приспускаем паруса, чтобы не убежать вперед.
Ветер чисто западный, дует с берега. Пока идем вдоль мыса, волны нет совсем.
— Я спиннинг побросаю, — Саша не выглядит уставшим, хотя гудел весь день.
В воздухе мелькает блесна, слышится мерный звук наматываемой лески. Солнце все ниже и ниже, вот-вот рыбалке конец. Но нет, Саша успевает до угасания последних лучей кого-то зацепить. Удилище сильно изгибается. Кладу яхту в дрейф. Мой помощник тащит улов к борту.
— Что это за рыбка такая? На щуку не похожа, — Саша стоит в полный рост на банке и напряженно всматривается в воду. Возле кормы крутится пятнистая светло-коричневая спина.
— Да это же ты треску подцепил!
На вид она чуть больше килограмма. Закладываем леску на яхтенную лебедку, и в этот момент рыба срывается с крючка.
— Эх, жаль, — Саша начинает складывать удочку. Вновь наполняю паруса ветром и спешу догнать ушедшую вперед «Elli». Солнце прячется за горизонт, однако все еще светло.
Бряцает телефон. Саша с кем-то разговаривает, затем спускается в каюту немного подремать. Смотрю на карту — мы идем вдоль закрытой зоны военных учений, на расстоянии четырех миль от берега. В бинокль рассматриваю орудийные бункеры и вертолетную площадку.
Обогнув мыс, покидаем Гданьский залив.
Теперь мы по-настоящему в открытом море. Сразу же приходит волна. Большая полная луна красуется на светлом небосклоне. Слева по курсу появляются две черные точки. Судя по пеленгу, идут по закрытой акватории. Через несколько минут различаю надувные моторные лодки черного цвета, в кормовой части — стойка под ручной пулемет. Сверяюсь с картой — все верно, идем в двух кабельтовых от закрытого района. Никаких вопросов со стороны военных к нам быть не должно.
Стараясь не привлекать особо внимания, рассматриваю их в бинокль. Вижу ответно наведенный на меня прибор.
Ветер усиливается. Пойду, видимо, сразу в Устку. К завтрашнему полудню, думаю, доберемся. Только вот все время ветер встречным будет. Что ж, сделаю лавировку длинной, пройдусь с немцем подальше на север.
Проходит часов пять после выхода из порта. Уже совсем стемнело. Яхту немца различаю только силуэтом на фоне неба. Пора расходиться. Достаю рацию и вызываю Герберта. В ответ тишина. Делаю еще две попытки. Ничего. Переключаюсь на 16-й канал, снова произвожу вызов. Безмолвие мне ответом.
Полностью распускаю паруса и подвожу наш борт на расстояние метров 50 к немецкой яхте. Кричу. Достаю из рундука прожектор и освещаю немецкую яхту. Но на банке, где мы видели Герберта в последний раз, его нет. Бужу Сашу. Тот берет прожектор и, поднявшись на рубку, освещает сверху кокпит немецкой яхты.
— Дима, все в порядке! Немец свалился с банки и лежит в проходе, — сообщает Саша.
— Хорошо, возьми туманный горн и разбуди его.
Саша быстро сигает в каюту и дает громкий протяжный гудок. Немец вскакивает, как взведенная пружина. Не понимая спросонья, в чем дело, хватается за руль и резко закладывает «Elli» в поворот.
«Жив — это главное, — думаю про себя. — А то еще умер бы, что мне тогда делать? Мы в ответе за тех, кого приручили».
— Саша, крикни немцу, чтобы рацию взял!
Герберт поясняет, что все в порядке, просто он крепко уснул. Машем друг другу на прощанье. Ставлю Александра за руль. Сам же смотрю в бинокль, как немец поднимает паруса и уносится прочь в темноту.
Поворачиваюсь, чтобы дать указания моряку относительно курса.
— Знаешь, Дима, пошли в Лейбу, она ближе Устки, — предлагает Саша. — Там я покину борт. Помню, что обещал сойти только через день, но тут такое дело — с девчонкой познакомился. Решили с ней потусить немного в Польше.
— Решил так решил! — хлопаю его по плечу — Правь в Лейбу. Если ветер изменится, сразу буди. А я в каюту поспать.
Просыпаюсь от английской речи по рации: «Судно с координатами такими-то, прошу взять курс 180 и максимально быстрым ходом отойти от настоящего местоположения на пять миль».
Открываю глаза. Все еще темно. Вскоре вновь слышу то же сообщение. Ба, да это же наши координаты! Выскакиваю на палубу. Окружающую тьму рассеивают неяркие бортовые огни больших кораблей. Другого освещения у них нет.
— Саша, почему ты меня не разбудил? Давай ложись на курс 180!
Сам завожу двигатель в помощь парусам. На полном ходу яхта судорожно скачет по волнам. Смотрю на лаг — 6,5 узла. «Олекса» никогда так быстро не ходила. По правому борту остается один корабль, по левому — другой. Оборачиваюсь назад — да там их пять, а то и больше!
— Саша, как ты умудрился зайти в середину военной эскадры?
— Я думал: рыбаки сети ставят. Пойми в темноте, кто это.
— У рыбаков же огни особые, забыл? А вообще-то, если яхта в ночи подходит ближе чем на полмили к военному кораблю, тот имеет право взять ее на абордаж, выслав морской десант.
Молотим двигателем еще минут 40, затем глушим мотор и вновь начинаем бег под парусами. Только к утру выходим на траверз Лейбы. Ориентируясь по буям, пытаемся пробраться в порт. У самого входа нас ослепляет огнями: неизвестный корабль сияет, как новогодняя елка. Привыкнув к яркости прожекторов, понимаю, что это дноуглубительное судно. Пытаюсь за ним разглядеть входные знаки. Смотрю на необычный белый свет, который несколько минут тому был зеленым. Что-то новое. О, да это же трехсекционный луч, как посадочный у самолета! Если заходить с неверного направления в порт, то будешь видеть либо красный, либо зеленый свет, который сменится белым только на правильной траектории.
Порт освещен ярко, продвигаемся вглубь. Освещения немного, но достаточно. Даже в это время в яхт-клубе несколько экипажей не спят — пьянствуют. У правой стенки стоит рыболовецкий сейнер. В его настройке гудит болгарка и работает электросварка. Делаю циркуляцию, осматриваюсь. Заходим к дальним понтонам. Эхолот энергично пищит — глубина менее 1,7 метра. Ложимся на обратный курс и находим свободную ячейку у самого входа в гавань.
Швартуемся. На соседнюю яхту возвращается веселая компания. Поднимаясь на борт, один из мужчин соскальзывает в воду. Благо, не отпускает рук с релинга яхты. Товарищи втаскивают его, мокрого, в кокпит.
Устали — переглядываемся мы с Сашей. Включаем обогреватель просушить каюту. Александр начинает собирать вещи, поутру он покинет борт.
«Когда моряк на берегу,
Все девушки бегут к нему.
Они сигают из штанов,
Меняя деньги на любовь»,
— всплывают в памяти слова из песни группы «Агата Кристи».
Босиком стою на понтоне у пришвартованной «Олексы».
— Телефон, бумажник, паспорт, — Саша с рюкзаком за спиной в последний раз проверяет карманы. — Все, я готов. Бывай, капитан. Попутного тебе ветра и семь футов под килем!
— Спасибо, Александр. Вот ты и стал яхтсменом.
Жмем друг другу руки. Списанный на берег матрос «Олексы» направляется по тропинке в город.
Утро все еще раннее. Ветер сегодня ожидается встречный, но не сильный. Вечером на несколько часов установится затишье, а с полуночи начнет штормить.
Расплачиваюсь с боцманом клуба за электричество, завожу двигатель и направляю «Олексу» в море. Дноуглубительное судно, как и несколько часов тому, продолжает гудеть. Несмотря на то, что уже светло, огни не погашены. На верхней палубе два матроса. Окликаю одного из них, чтобы поинтересоваться погодой. Наши прогнозы совпадают. Они готовятся вечером прекратить работу из-за надвигающегося шторма.
По рации сообщаю, что выхожу из порта. Получаю предупреждение: меня обгонит пассажирский катер. Пропускают его вперед. Прохожу мимо осевого буя и ложусь курсом на виднеющийся по левому борту мыс. До него по прямой часа четыре ходу, а дальше откроется прямой путь на Устку.
Распускаю паруса. Юго-западный ветер мешает идти под ними прямо на мыс. Глушу двигатель и, наполняя паруса ветром, держу курс в сторону от суши, дальше в море. Фиксирую румпель. Окончательно балансирую паруса. Теперь работы для рулевого нет.
Впервые один на «Олексе» в открытом море. Яхта — продолжение меня, я строил ее под себя. Даже не для путешествия по Северному морю, а ради возможности отправиться в кругосветку.
Смотрю на взошедшее за кормой солнце. Утренний ветер бодрит, но, спрятавшись от него за комингсы кокпита, снимаю кофту. Мне очень хорошо. Незаметно проходит час. Пора провести тренировку яхты на всех курсах к ветру и совершить несколько маневров.
Приноравливаюсь максимально к порывам воздуха, засекаю направление, на котором яхта идет, не теряя скорости и стабильно, не сбиваясь с курса. Тут же кручу поворот и настраиваю судно на другой галс. Результат радует. Даже если будет волна, реальный угол лавировки меня устраивает. Начинаю проверять ход на всех курсах к ветру: от неподвижности, когда он дует почти в нос, до подгоняющего в спину. На каждом настраиваю яхту на самостоятельный ход.
Затем провожу тренировку по быстрому пересечению ветра то кормой, то носом. Несколько раз спускаю и ставлю обратно различные по площади паруса. Отмечаю, что «Олекса» довольно чувствительна к моим перемещениям по палубе, поэтому приходится несколько раз повторить маневры, чтобы все получалось без ощутимых заминок.
Наконец кладу яхту в дрейф. Раздеваюсь догола, обхватываю себя одним из канатов, закрепленным на яхте, и ныряю в воду. Вода обжигает прохладой, в ней не более 15 градусов. Отплываю от судна метров на 40, канат, страхующий меня, натягивается.
Поворачиваю обратно. Через минуту взбираюсь по кормовой лестнице в кокпит. Пока ищу полотенце, дрожу от холода. Обтираюсь. Одеваю легкие шорты и майку. Завариваю чай. Достаю вчерашние булочки, купленные еще во Владиславово, варенье, масло. Размещаю этот поздний завтрак в кокпите и вновь, распустив паруса, задаю «Олексе» ход. Вот теперь чувствую себя единым с ней целым. Пью чай, а морской пейзаж настраивает на философские размышления.
Зачем люди ходят в море? Понятно, если для того, чтобы ловить рыбу или возить грузы. Но вот так, в свободное от работы время? Под парусами?
Думаю, потому, что это другой мир, где можно почувствовать себя частицей Вселенной. Здесь многое зависит от твоих действий, и в то же время стихия не подвластна тебе. Нельзя в случае опасности закрыть дверь или спрятаться под крышей от непогоды. Тут есть точка А и точка Б, и между ними обязательно нужно преодолеть каждую милю.
Земля вся исхожена и вытоптана, морской мир не впускает в себя надолго. Ты лишь гость. Здесь многое по-другому. Новизна и неизвестность притягивают. А может, это просто зов к истокам сквозь тысячи лет эволюции? Кто знает.
Полная свобода действий. Не ощущение, не призрак свободы, а именно полная власть над своими действиями. Ты сам планируешь, куда уйти, какие океаны или страны посетить.
Солнце все сильнее и сильнее нагревает яхту. Я перебираюсь на бак, лежу и смотрю на летящие из-под форштевня брызги, на равномерно накатывающие волны. Слушаю скрип снастей, шелест ветра в парусах и плеск воды.
Нескончаемый поток мыслей затихает. Остается во мне лишь кто-то дикий, кто с наслаждением впитывает в себя стихию. В один момент кажется, что вижу спины дельфинов в пол кабельтова по носу. Настороженно всматриваюсь вперед и снова различаю плавник. Дельфины в Балтике?! Присаживаюсь на палубе, наблюдая за местом, где заметил спинные плавники. Но — ничего. Так видел я дельфинов или нет? Заходят они в это холодное море? Никогда не слышал. Впрочем, я и не спрашивал. Продолжаю наблюдать за волнами. Море пустынно. Яхта уже на десяток миль ушла от южного побережья.
Возвращаюсь в кокпит, проверяю курс. Пристегиваюсь страховкой и ложусь подремать. Будильник звонит через 15 минут. Открываю глаза, осматриваю горизонт, проверяю курс, состояние парусов и вновь впадаю в дрему. Солнце движется к полудню.
«Олекса» с легким креном скользит по поверхности моря. Туго наполненные ветром паруса быстро несут ее вперед. Слышно, как поют от напряжения ванты, плещет волна, пробегая вдоль бортов.
Будильник срабатывает в очередной раз. Осматриваюсь. Яхта на травАерзе оконечности мыса, который едва просматривается в общем очертании уже далекого берега. Перекладываю румпель. Через оверштаг (31) ложусь на другой галс. Смотрю в бинокль, определяю направление на Устку. «Олекса» попадает в череду встречных волн, сбивающих яхту с курса. Подремать больше не получится.
Впервые за день вижу парус. Мне сказали, что в Польше сезон массового мореплавания открывается только 25 июня и длится до середины августа, вне этих дат не так уж много людей путешествует по морю. Обычно совершаются только дневные выходы из портов. Яхта, которую я вижу, не исключение. Она вышла из Устки, отбежала на милю от берега и, совершив разворот, помчалась обратно в порт.
Через несколько часов могу без бинокля различить волнолом Устки. И вновь из ворот порта выныривает с попутным ветром белая яхта с красной привальной полосой на борту. Она берет курс прямо на меня. Спустя час читаю на борту название «Sroka» («Сорока» в переводе на русский). Хозяин приветственно машет рукой. Спрашивает, надолго ли я в Устку. Договариваемся встретиться вечером на берегу. «Sroкa» берет курс на море. Я же чуть уваливаюсь и, разогнавшись сильнее, спешу в порт.
Гавань Устки хорошо знакома. В прошлом году заводил сюда спортивную 39-футовую яхту во время перегона из Риги в Германию. За полмили до входа в порт спускаю паруса.
Вызываю берег и прошу разрешение войти в порт. С берега отвечают на английском. Я несколько удивлен. До этого капитаны польских портов разговаривали со мной на своем родном языке. В порту выясняют, откуда иду, сколько человек на борту, какой флаг несет яхта, какова ее длина и осадка. Сообщают, что через 20 минут откроется мост, предстоит вначале выпустить три рыбацких судна, и потом мне можно будет войти.
В ожидании вожу «Олексу» по кругу. Раздается звонок, мост сдвигается к правому берегу. Рыбаки выдвигаются «паровозиком» и тут же пускаются врассыпную. Я же с голым рангоутом под мотором вхожу в Устку. У пирса любезно встречает харб-мастер, который указывает стояночное место и помогает пришвартоваться. Переход завершен. Понимаю, что поступил правильно, решив переждать шторм здесь. Попал в гости к знакомым яхтсменам. Сразу три экипажа вышли меня поприветствовать. А два просят уделить им время для общения, как только приведу себя в порядок. Впереди немало штормовых дней, а значит, и немало времени для отдыха в кругу друзей. Я в восторге.
Не успеваю собрать документы и разложить вещи, как приезжают двое пограничников. Долго проверяют мой рассказ, листают паспорт. Ведут разговор с центром по рации.
— Все в норме, — извиняются за столь пристальное внимание они. — Мы белорусский флаг не видели в порту ни разу. — Вы первая яхта из Беларуси, зашедшая к нам.
Привожу яхту в порядок — уложил паруса, перебрал канаты, окатил палубу водой, в каюте разложил вещи по местам. Теперь на пирс и в душевую. Очень приятно помыться.
Балтика — это не совсем соленое море. Оно подсоленное. Купание в нем белой корки на теле не оставляет. Можно запросто не ополаскиваться пресной водой неделями — кожу не раздражает.
Возвращаюсь к «Олексе», тут меня уже ждут. Оказалось, что из польских интернет-страниц о моем походе узнали яхтсмены. О нем поведал известный мореплаватель Ежи Килинский, с которым я знаком по прошлым походам. Пару минут задушевного разговора, и возникает решение тут же рядом на суше устроить пикник.
Людей много. Только некоторых я знал раньше, большинство вижу впервые, хотя со всеми быстро знакомлюсь. Ян и Лена. В прошлом году встречал эту пару пенсионного возраста. Оказалось, они продали свою квартиру, чтобы жить на воде. Их дом — двухмачтовый кеч с центральным кокпитом и большим подпалубным пространством.
Знакомлюсь с яхтсменом Миколаем. Он профессиональный спасатель. Сам не из Устки, но здесь базируется его спасательное судно и небольшая личная яхта. На лето он купил трейлер, поставил его тут же в порту рядом с яхтенными причалами. Все лето в доме на колесах будут жить его супруга и дочь.
Пока общаемся, в порт возвращается «Сорока». Ее владелец Якуб по-деловому спрашивает, чего не хватает у меня на борту для похода?
— Да, собственно, у меня все есть, — Минуту раздумываю. — Кроме пиротехники для подачи сигналов бедствия. Через границу перевезти не смог бы. Подскажи, где можно приобрести пару красных ракет, пяток фальшфейеров красного и белого цвета и один сигнальный рыжий дым.
Якуб обещает подсобить в этом вопросе.
Много людей, экипажей, разговоров. К вечеру включаем спокойную музыку и начинаем танцевать. Нет, это не дикие пляски, как во Владиславово. Звучат мелодичные мотивы.
Ко мне подходит худощавый мужчина с белой длинной шевелюрой:
— Роман Квиатковски, — представляется он. — Не хотите сыграть партию в шахматы?
— Да я, собственно, только знаю, как ходят фигуры.
— Это не имеет значения. Зови меня просто Ромек.
Направляемся к причалу. Яхта Ромека — очень просторный шлюп метров десяти длиной, на борту выведено «Ромуш-2».
— Ромек на Ромуше, — улыбаюсь я.
Завязывается беседа. Роман работает художником, с 1974 года живет в Устке. Здесь у него небольшая квартирка и мастерская. Он не просто художник, но еще и поэт. Море — его вдохновение и страсть. Яхту «Ромуш-2» ему помогли приобрести Миколай и Якуб. До этого художник владел «Ромушем» шести метров длиной. Его он, как и я, построил своими руками, чтобы каждый год уходить на лето в заливы Свиноустья.
— Там все еще можно отыскать безлюдные берега, стать на якорь и неделями писать картины, — рассказывает художник, заваривая чай.
Шахматную игру так и не начали, хотя доска стоит рядом на капитанском столике, и даже фигуры расставлены. Просто разговариваем. Ромек вспоминает, как он в одиночку прошел 600 миль по Балтике за 56 дней. Пересек море и сходил на север, а затем прогулялся вдоль побережья Швеции, Дании, Германии и по польским портам.
— Знаешь, мне даже присвоили звание почетного яхтсмена года от журнала «?agle», — делится своими достижениями Ромек и усмехается. — Так было неловко. Я же обычный одиночка, обычно награждают великих капитанов, пересекавших океаны.
В ходе общения становится ясно, что жизнь художника определяют чувствительность, скромность и независимость. Он одиночка по собственному выбору. Много работал физически, чтобы прокормиться. Лишь несколько лет назад, когда его работы стали продаваться, появилась возможность немного расслабиться и даже сменить яхту.
Стемнело. Мы сидим при свете керосиновой лампы и специально не включаем электричество. Разговор плавно переходит с одной темы на другую. То говорим, какими путями лучше идти на запад, то переключаемся на работы Ромека. Только когда пробивают полуночные склянки (у Ромека на борту оказались настоящие морские часы), покидаю нового знакомого. Ночь, как ни странно, звездная. Ветер усилился, но не настолько, как грозил прогноз.
Возвращаюсь на «Олексу» и тут же включаю ноутбук. Ищу в интернете работы Ромека. Живописец, график, посол Устки в области культуры. А еще основатель Дома культуры в этом городке.
Утро выдалось теплым. Ветер умеренный, небо почти не плачет, хотя облаками затянуто до самого горизонта. Перебираюсь на другой берег к выходу из гавани. Встречаю знакомую скульптуру русалки с отполированной ладонями туристов грудью. На левой как будто потеки крови. Раньше думал, что это грязь, но нет, пятна на прежнем месте. Видимо, местная легенда.
Устка для путешествующих яхтсменов — медвежий угол. Сюда случайно никто не заходит, а специально тем более. Бывают, конечно, исключения, но они довольно редкие. Это я о себе.
Яхты, идущие с запада на восток и с востока на запад, стараются в этом месте не подходить к берегу ближе чем на 15 миль. Дело в военном морском полигоне. От Устки до ближайшего городка Дарлово в западном направлении не более 20 миль морем. Но, чтобы их пройти, нужно вначале отойти от берега миль на 15, причем немного в обратном направлении. Далее следует двигаться 30 миль вдоль закрытой зоны и вновь 15 миль обратно к берегу. Это вместо двадцатки по прямой. Вот поэтому мало кто из яхтсменов специально сюда заходит. Все еще издали стараются плавно обогнуть полигон в направлении дальнего порта.
Но есть исключение. Летом, с открытием яхт-сезона, здесь можно запросто ходить. В другие сезоны — только в ночь с субботы на воскресенье, с полуночи до восьми часов утра воды полигона открыты для прохода, да и то не всегда.
В прошлый мой визит в городок была слышна стрельба из орудийных стволов, причем самоходных. Несколько раз наблюдал полет ракет типа земля-вода. Много вертолетов, самолетов, военных кораблей. Знаю, что в тот раз тут было более 5000 бойцов НАТО. По городку в дни массовых учений ездили восьмиосные грузовики, заезжая на бровки и тротуары. Повсюду сновали военные, с оружием наперевес, наглые и хамоватые. А чего им стесняться? Они же на учениях и даже, если повредят чей-то автомобиль или разукрасят местному лицо, отвечать будут только перед своим командиром. Но никак не перед провинциальными полицейскими или простым людом.
Благо, большие маневры бывают нечасто. Обычно просто ежедневные рутинные стрельбы по мишеням, стоящим на якорях в водном пространстве полигона. Лишь изредка запускают ракеты, и совсем редко — торпеды с военных кораблей.
Но даже если не брать во внимание полигон, порт Устка вовсе не яхтенный, а рыбацкий. Здесь базируется флот небольших частных рыболовецких лодочек. Их строят тут же на местной верфи. Лодочками я называю промысловые кораблики длиной около десяти метров. На таком из команды, как правило, человека три-четыре. Все, что наловят во время выхода в море, и есть доход. Такой частный лов в промышленных масштабах. Даже рыбу сами решают, куда сдавать, никто централизованно ее не закупает.
А вот сам город Устка — это курорт еще со времен СССР. Здесь есть хороший обширный пляж, хвойные леса, плюс экологические тропы близлежащего болотного заказника. Да и сам городок очень живописный, с большим числом торговых лавок. Есть супермаркеты, церковь и множество утопающих в цветущей зелени коттеджей, вилл, хостелов и прочих мест отдыха.
Постояв на молу, отправляюсь на восточный пляж. Решаю совершить заплыв и пробежаться по пляжу. К моему удивлению, в этот утренний час на пляже несколько сотен парней и девчат преодолевают полосу препятствий. По уши в грязи, они стараются как можно быстрее проплыть, пробежать, пройти на руках, перепрыгнуть, перелезть через препятствие — и так до финиша.
Подгоняемый азартом, пристраиваюсь к старту. Забегаю в воду и устремляюсь вплавь к бую, но через пять минут начинаю подмерзать. Все дело в том, что ребята плывут в неопреновых костюмах для дайвинга. На мне же кроме плавок ничего нет. Вроде и не настолько холодно, но вода вытягивает из меня тепло. Не доплыв до буя, разворачиваюсь обратно и, выбравшись на берег, бегу в сторону финиша. Догоняю и обгоняю всех, кто вышел на берег после заплыва. Это и не удивительно, они после полноценной водной дистанции измотаны, а мне бег всегда был в кайф. И хотя в последний год толком не тренировался, предпочитая бассейн, но сказываются навыки еще студенческих времен, когда я пробегал по пятнадцать километров несколько раз в неделю.
Приятно мчаться по пляжу с толпой соревнующихся. На полосу препятствий меня не пускают — не зарегистрирован как участник соревнований. Не сильно расстроившись, продолжаю пробежку по городским улочкам и возвращаюсь в порт.
Ступаю на пирс и слышу музыку советского периода, что доносится с соседней яхты. Ее владелец Станислав приглашает вместе отобедать, мол, приготовил еды много, на двоих хватит. Общаемся. Станислав рассказывает, что его яхту, оказывается, подобрали спасатели, и с тех пор он стоит в этом порту.
— Да знаешь, приехали знакомые, мы лихо прошлись до Скандинавии. А обратно застряли. Ну, нет погодного окна. Знакомые ноют: «Давай двинемся, у нас и билеты уже из Польши заказаны домой, мы их не хотим потерять». В общем, я поддался на уговоры. Только вышли, как прогноз стал показывать, что шторм уходит. И действительно, волны ослабли. Но не тут-то было! Спустя шесть часов ураган вернулся, а мы как раз посреди моря. Моя яхта — круизный швертбот, хотя и 12 метров. Крутую волну может и не выдержать, не поднимется после очередного крена. И когда я увидел, что таких кренов становится все больше и больше, вызвал помощь. Вот этот рыжий меня и спас, — Станислав кивает в сторону большого спасательного судна ярко оранжевого цвета, пришвартованного тут же на входе в яхт-марину.
— Пришел, закрыл меня собой от ветра, пришвартовал к себе лагом и домой, — продолжает Стасик. — Из потерь — релинг хорошо погнули при швартовке в море борт в борт. Да и сама операция спасения вышла более четырех тысяч евро. Но у меня страховка все покрыла.
Станислав достает бренди и наливает по 50 грамм мне и себе.
— Никогда не поддавайся на уговоры сухопутных поспорить с природой! Только в унисон с морем и в полном уважении к нему! — подытоживает он. — Будем!
Мой новый знакомый — моряк с большой буквы. Всю жизнь работал главным механиком на коммерческих судах английского флота. Поэтому мир исходил вдоль и поперек. Сейчас на пенсии. Пенсия двойная — польская и английская, так как под флагом Ее Величества ходил большую часть жизни. На все хватает. Даже на излишества.
— Может, женюсь, — смеется. — Одному скучно.
Отобедав и распрощавшись со Станиславом, отправляюсь на адмиральский час к себе на борт.
Подремать не удается. Все дело в музыке, которую ветер доносит со стороны лесополосы. Четко различаю немецкие мотивы Второй мировой войны. Надеваю одежку поплотней и отправляюсь на звуки музыки.
Вхожу в лес и тут же упираюсь в колючую проволоку. Продвигаюсь вдоль нее и попадаю в оборудованный проход. Оказалось, тут расположен кусок линии Блицгейера — четыре укрепленные орудийные точки. Ничего особенного, с Брестской крепостью не сравнить, даже с одним из ее фортов, но!.. Тут все восстановлено, все действует. Правда, вход платный — 10 злотых. Рядом оборудованы торговые палатки по продаже военных образцов оружия, одежды и оборудования Второй мировой войны. Патроны, гранаты. Купить можно даже пулемет, отлично сохранившийся. Однако все это охолощенные призраки войны. Рядом стоят автомобили 40-х годов прошлого века, пушки. А по верху военного каземата, спрятанного в лесу, приятно полазить. Можно перекусить здесь же, возле развернутой военной кухни. Именно отсюда раздаются немецкие мотивы. Конечно, свастики нигде не видно, но и польских эмблем тоже. Такой небольшой немецкий укрепрайон.
Иду дальше на запад и попадаю в большой, огороженный песчаными валами тир. Здесь можно пострелять боевыми патронами. Стоит недешево. Позволяю себе выпустить несколько очередей из немецкого переносного пулемета. Стрельбу веду с двухсотметровой дистанции — результат весьма впечатляет.
Провожу в укрепрайоне остаток дня. Вечером выбираюсь из леса на западный пляж и встречаюсь с бушующим морем. Оно злится не на шутку. Возвращаюсь в порт. Рыбаки попрятались. С моря возвращаются катера береговой охраны. Поднимаюсь на борт «Олексы», заваливаюсь на койку и — с мыслью «День выдался насыщенным» — засыпаю.
Волна в порту стихает, но яхты все равно рискуют быть оторванными от пирса. Из-за прыжков «Олексы» я проснулся рано, еще в предрассветных сумерках. В вантах орет ветер. Яхта то резко поднимается, то так же резко опускается, настолько велики волны в укрытии. Выглядываю наружу. Мой понтон постоянно оказывается в воде.
Подгадав момент, спрыгиваю с борта и бегу быстрее, чтобы накатывающий вал не замочил кроссовки. Иду прогуляться вдоль порта. Вижу, как немецкая яхта, пришвартованная лагом, скачет на полутораметровой волне у стенки. Она без хозяев. Швартовые слишком длинные. Ее, беднягу, постоянно разворачивает то носом, то кормой к берегу, здорово прикладывая о бетон. Леерные стойки от ударов сильно погнулись, даже несколько кранцев лопнуло.
Рассматриваю, как на береговые битенги с яхты заведены швартовые. Непонятно почему, но шпринги ослабли. Пользуясь небольшой паузой между волнами, быстро выбираю лишнюю слабину у всех швартовых судна.
«Вот, другое дело», — радуюсь за яхту. Теперь она плавно раскачивается параллельно берегу, больше не ударяясь о бетонное укрепление.
Приближаюсь к причалам рыбаков. В столь ранний час некоторые экипажи уже не спят. Ждут, когда погода чуть скинет напряжение. Сейчас у них запрет на выход в море, а там — сети не убраны. Прохожу дальше к местным прогулочным корабликам. У них тоже нет работы. Все в ожидании затишья.
Но ветер только усиливается. Прогноз предсказывает несколько дней непогоды. С неба начинает накрапывать дождь. Даже не совсем с неба, ведь дождевые капли несутся вдоль земли. Возвращаюсь на борт «Олексы». В такую погоду — только на койке валяться. Включаю аудиокнигу о викингах и слушаю ее до полудня.
Обедаю в ближайшем ресторанчике. В городке стихия не так страшна. Ее силу ощущаю, когда выхожу из-за деревьев к морю. Ветер больно сечет лицо песком. Даже чайки отказываются подниматься в воздух, сидят на пляже. Но море не пустынно. Вижу вездесущих кайтеров и серфингистов. Вот уж отчаянные ребята, при штормовом ветре в 40 узлов умудряются получать удовольствие!
Выхожу к марине. На ее каменные блоки обрушиваются громадные волны. Брызги взлетают на высоту пяти этажей. Хорошо, что я в куртке, а так бы весь промок.
А суховей с пляжа уже засыпал набережную. Последний раз бросаю взгляд на суровый пейзаж и ухожу в каюту нежиться под теплым одеялом.
На второй день шторм чуть поубавил силу. От нечего делать утром снова направляюсь к рыбакам. Подхожу к ближайшему рыболовецкому судну, на борту которого вижу троих человек.
— Кто капитан?
Один из троицы обращает на меня внимание, но ничего не говорит.
— Я хочу с вами в море сети снимать.
— Слушай, русский, ты рыбак? — капитан смотрит выжидательно.
— Нет, я яхтсмен, белорус.
— Ясно, значит, рыбу никогда не брал, — констатирует мой собеседник. — Как звать? На какой лодке идешь? Под каким флагом и кто у тебя капитан?
— Звать Дмитрий. Иду на своей яхте под белорусским флагом, я и есть капитан.
— Значит, с качкой знаком, — переглядывается капитан со своим экипажем. На его лице заиграла ухмылка. — Возьмем хлопака?
Один из команды одобрительно кивает. Смотрю на второго, тот отвел взгляд в сторону и никак не реагирует на вопрос капитана.
— Зови меня Влодек. Сейчас мы сами пойдем сети ставить. А ты подходи вечером, минут за 15 до отхода. Стартовать будем в 19 часов. Штормяк тебе дадим, оденешь поверх своего. В море пробудем часов пять. На том и расстаемся.
Вечером в сапогах, одетый в полный штормяк подхожу к рыбакам снова. Кроме капитана на борту только те двое, что присутствовали при разговоре утром, — Марек и Пшемко. Пристраиваюсь у левого борта. Капитан сообщает по рации берегу об отходе, получает добро.
Мост, перегораживающий выход в море, начинает двигаться, открывая проход.
— Береговое убираем, — командует Влодек.
Марек ловко соскакивает на берег и быстро отсоединяет электричество. Пшемко помогает ему отдать концы. Отчаливаем. Сразу за нами отходят еще три рыболовецких кораблика на несколько метров короче нашего. Отправляясь в охваченное штормовыми волнами море, даже предположить не мог, чем это для меня обернется и чем закончится.
Идем носом в море и на выходе сталкиваемся с неугомонными волнами. Рыбацкое судно взлетает вверх на добрых метра три. В стороны разлетается каскад брызг. Да, это не яхта, которая облизывает каждую волну. Здесь чувствуется грубая мощь. Наш корабль с уверенностью танка пробивается через сопротивление волн.
Держусь за ограждения. Качка неравномерная, и очередной рывок непредсказуем. Только после того, как мы отошли от берега на несколько кабельтовых, приноравливаюсь к новой реальности.
Любопытствуя, обхожу палубу рыболовецкого судна. Корабль не имеет имени, только рабочий номер UST155. Длина его чуть больше одиннадцати метров, ширина метров пять. Рубка находится в корме, а передняя палуба полностью закрыта от встречных волн. Нос плавно перетекает в крышу. По этой причине только с места рулевого в рубке можно смотреть строго вперед, когда взгляд скользит над крышей передней палубы. Останавливаюсь рядом с Мареком.
— Какова осадка корабля?
— Полтора метра. Да он еще новый, только в 2014 году спустили на воду.
— Нам повезло с погодой, не с волной и ветром, а с тем, что дождя нет, — продолжает Марек.
Рыбацкое судно увеличивает ход. Высовываюсь за борт, чтобы посмотреть вперед и определить, куда мы идем. Соленый крепкий ветер бьет в лицо, сбивает дыхание.
«Я снова в море», — при этой мысли охватывает умиротворение.
Через час-полтора впереди появляются вешки — флажки на высоких, более двух метров, флагштоках плавают, как поплавки. Их выставляют одновременно с сетями, чтобы не потерять. Идем к ближайшей вешке. Корабль подходит к ней правым бортом. Пшемко багром подхватывает ее и вместе с Мареком вытаскивает край сети. Меня к процедуре не подпускают, просят постоять у другого борта. Сеть закидывается на катки лебедки и медленно поднимается на борт.
Появляется первая запутавшаяся в ней рыба. Команда вытаскивает ее из сети и кидает в ящик. Марек кивает мне и просит стать рядом. Показывает, как выпутывать и сортировать рыбу.
У борта корабля появляются чайки. Часть рыбы непригодна к продаже, и ее выбрасывают за борт. Вот за нее чайки и дерутся.
Качка мешает работать. Здорово выручают яхтенные сапоги, они не скользят по палубе. А еще резиновые перчатки аж до локтя. Поверх своего яхтенного штормяка натянул ярко-рыжий рыбацкий. Под ним спасжилет. Погода требует еще пристегнуться страховкой к корпусу корабля. Пшемко, глядя на меня, посмеивается.
— Да, тут опасно находиться! — подтрунивает он. — Вдруг корабль качнет, а ты не удержишься и за борт выпадешь.
— Да пошел он, ты все правильно сделал, — кивает мне Марек. — Это он никаких мер безопасности не признает, ни спасательного жилета, ни страховки. Раньше, конечно, было за него страшно, но теперь я привык. Его жизнь, пускай что хочет, то и делает.
Нам не дают поговорить, капитан чем-то недоволен. Марек и Пшемко начинают работать более усердно, ускоряюсь и я. Через минут пятнадцать от постоянного напряжения стынут руки, пальцы становятся малоподвижными, больше работаю кистями.
Заполненные рыбой ящики убираются с палубы. Таскать их тяжело, качка все время норовит подставить подножку, а волна пытается унести за борт. Вода проникает под рукава, за шиворот. Благо, обоняние притупляется, так как запах рыбы проникает везде. Рыбаки уже не подшучивают, разговаривают мало. Лицо обветрено, глаза от брызг воспалены. Вытаскивать улов становится все труднее и труднее.
Сеть закончилась. Капитан дает ход, но не в порт. Это меня не радует — устал как собака. Но мы направляемся дальше. Солнце уже низко над горизонтом.
Марек подбадривает:
— Не боись, скоро в порт пойдем. Хорошо, что мы прибрежные рыбаки, а не работаем по полгода непрерывно в океане.
Подходим ко второй сети. Процедура изъятия улова повторяется. Дальше мало что помню, так как полностью сосредоточился на рыбе. Светят яркие палубные фонари, моря вообще по сторонам уже не видно. Сразу за бортом — пенящаяся чернота, столбом встает вода. Кругом кипит соленая пена. Ветер пробирается под одежду, студит промокшее тело. Несмотря на физическую нагрузку, холодно, весь дрожу.
Наконец-то справились со второй длинной сетью, но судно направляется к третьей. Начинаем проверять и ее. Текут минуты, течет по телу пот вместе с соленой водой. Сеть медленно движется по палубе. Ящики с рыбой стали неимоверно тяжелыми. Время будто замерло в вязкой угрюмой монотонности.
— Идем домой, — сообщает больше мне, чем команде, капитан Влодек.
Не верю своим ушам! Несколько минут так и стою, вглядываясь в темноту за бортом. Корабль полным ходом бежит обратно в Устку. За ним следуют чайки. Напряжение окончательно уходит.
Вся команда собирается в тесной рубке. Места мало, но на лицах улыбки. Обессиленный, отдыхаю. Рыбаки же много шутят и вспоминают морские истории. Марек рассказывает, как в прошлом году их накрыло волной.
— Да, было дело, — вторит ему капитан. Видно, как заходили у него желваки на лице.
— Я думал, не выберемся. Но повезло, наш кораблик выдержал. Побывали под водой и вынырнули, словно поплавок. Но с тех пор я взял за правило: со штормами не шутить, и если прозевал непогоду, то сети на время шторма оставлять в море. Нечего жизнями из-за них рисковать.
— Вот еще! Зачем так делать? — раздается голос Пшемко. — Пустая работа, рыба там уже негодная.
На моем лице недоумение. Марек поясняет:
— Сети нужно проверять дважды в сутки, иначе рыба протухнет. Да и рвется, засоряется сеть в непогоду.
— А вообще рыбы с каждым годом все меньше и меньше. Вводят строгие квоты на вылов, — отмечает капитан. — Еще больной много попадается. Вытаскиваешь, а она будто в слизи, ну, ты видел сегодня несколько таких. Отчего так происходит, не ясно. То ли яд от оружия Второй мировой в воду попадает, то ли заводские загрязнения. Впрочем, возможно, и мы свою лепту вносим, когда вылавливаем. Еще мне кажется, вода стала теплее.
— Послушайте, а дельфины в Балтике есть? — вспоминаю я. — Будто бы видел я их тут.
— В последние годы да, — отвечает капитан. — Видим их, но не часто. Раз, два в год. Вот тюлени — эти уже замучили. Они отбирают у нас часть добычи. Столуются прямо у наших сетей. Тюленей в Балтике стало много.
— Поубивал бы, — добавляет Пшемко.
Некоторое время молчим. Думаю, до чего же тяжел труд рыбака, и это летом. А что же творится в холодное время года? Железные люди. Ни качка, ни сырость, ни холод их не берут. Вернее, берут, но они не ноют. «Гвозди бы делать из этих людей».
— Давно в море ходите?
— Капитан больше двадцати лет, Пшемко — чуть меньше, а я только третий год, — отвечает Марек. — Если ловить рыбу запретят, я не знаю, что буду делать. Видимо, уеду из города. Буду искать работу в океане.
К берегу мы пристаем около полуночи. У рыбаков сразу же появляются береговые заботы. Марек с Пшемко выставляют ящики на берег. Капитан общается с инспекторами продконтроля. Те проверяют улов, оформляют необходимые документы. Тут же подъезжает бусик-рефрижератор. Всю рыбу загружаем в него.
На берегу усталость наваливается сильнее. Хочется быстрее скинуть мокрую одежду, отмыться и на боковую. Поэтому стараюсь максимально быстро закончить работу и отправиться на «Олексу». Она стоит у другого причала.
— Дмитрий, — окликает меня Пшемко. — Держи! — Протягивает мне приличную форель. Я пытаюсь подхватить ее, но неожиданно рыбак бьет меня хвостом рыбины по лицу.
— Что за?! — Группируюсь и выставляю блок, чтобы отразить еще один удар. Но его нет. За спиной Пшемко вижу лыбящиеся рожи капитана и Марека.
— Это крещение. Теперь ты рыбак! — подает голос Марек
— Надумаешь — приходи еще, утром мы снова идем сети проверять, — громко говорит мне капитан.
Пшемко бросает мне рыбину. Едва успеваю ее подхватить.
— Как же, придет, ага, — бухтит он. Поворачивается ко мне и ехидно спрашивает: — Вкусил нашего тяжкого хлеба, любитель, блин?
Солнце ярко светит в иллюминатор. Вчера вновь ходил с рыбаками в море, поэтому спал долго. У яхты раздается протяжный автомобильный гудок. Натягиваю штаны и выхожу на палубу. Метрах в 20 на пирсе стоят три фуры. Без прицепов, только тягачи. Все украшены воздушными шарами.
Оказывается, идет съемка свадебного фото и видео для одного из рыбаков. Они с невестой придумали целый документальный фильм и снимают его в день бракосочетания. Очень красивые сюжеты получаются. Сигаю в каюту и беру свой фотоаппарат. Яркое небо с невысоко стоящим солнцем дает прекрасное освещение. Делаю снимки.
Работа фотографов и операторов завершается, когда сочетающаяся пара выпускает голубей. Осматриваюсь. Зрителей собрался полный порт: и яхтсмены, и рыбаки, и спасатели, даже пограничники и береговая служба.
Кто-то притащил большие корабельные сходни. Их тут же поставили на пустые ящики из-под рыбы, получились импровизированные столы. Включается громкая музыка, и на несколько часов порт превращается в дискоклуб. Сводится мост, к торжеству присоединяются люди из города. Почуяв наживу, рядом разбивают палатки торговцы разливным пивом. В общем, оказываюсь полноценным участником свадебного гулянья.
К вечеру по кругу пускают небольшой деревянный бочонок из-под вина. Люди кидают в него конверты или денежные купюры. Когда веселье начало утихать, спускаюсь в каюту приготовить плотный ужин. Через несколько часов ожидаю прибытия нового матроса Сергея. Знакомство с ним началось зимой с телефонного звонка.
— Меня зовут Сергей, я хочу на месяц записаться к вам в экипаж, — такой была первая фраза.
Далее Сергей поведал, что несколько лет прожил в Азии. Сам родом из Минска. Вернувшись из Азии, остановился в Бресте на неопределенный срок, перед тем как двинуться дальше на запад. Тема моря ему очень запала еще с путешествия к Тихому океану, на берегу которого он жил. Теперь решил примерить на себе роль помощника на яхте. Посмотреть, как за ней ухаживать, как ходить по морю и, главное, какая она, долгая жизнь на борту?
После того разговора Сергей несколько недель приходил к стоянке яхты в Бресте и помогал готовить «Олексу» к походу. Оборудование кормы и добрая часть покрасочных работ была выполнена непосредственно им. Мне понравилась дотошность Сергея и умение доводить начатую работу до конца, а также его легкий добрый характер. Кажется, ничто не может вывести из душевного равновесия моего нового матроса.
В 9 вечера в Устке пришвартовалась яхта с семейной парой. Сказали, что специально зашли познакомиться. Из интернета узнали, что стою тут уже несколько дней и жду «окно» в военной зоне. Поговорили. Показал свою яхту. Затем пошел посмотреть их судно — добротный металлический шлюп с длинным килем, центральным кокпитом, тремя каютами и румпельным управлением. И это все при длине 29 футов. Их яхта мне понравилась. Сказал, что если продавать надумают, то я первый в очереди на покупку.
Вернувшись на «Олексу», по рации запрашиваю прогноз погоды. До утра слабый южный ветер, а завтра днем ожидается дождь с сильным западным ветром. Пока слушаю прогноз, вижу, как на дороге в порт появляется Сергей. Спортивный модный штормяк кирпичного цвета, хорошие непромокаемые штаны под джинсу. За спиной — небольшой рюкзак, а в зубах — современная курительная трубка.
— Приветствую, капитан! Можно подняться на борт? — Лицо Сергея сдержанно радостное.
Киваю, и мой матрос поднимается на борт. Провожу в каюту, показываю его койку и рундук.
— Зарядка девайсов в море будет? Мне очень нужно для электронной сигареты.
Показываю розетки у его койки.
Несколько минут Сергей укладывает вещи и, появившись вновь на палубе, объявляет:
— К приключениям готов! Когда выход в море?
Ужинаем. Прощаюсь с местными яхтсменами. Якуб с «Сороки» передает пиротехнику. Только в 23 часа отдаем швартовый и, запросив выход у пограничников и портовых, начинаем маневры. Я за рулевого, а Сергей работает со снастями. Дел у него немного, так как выходим под двигателем.
Порт отзывается быстро и дает добро на уход, а вот ответ от пограничников никак не поступает. Решаю продолжать движение, порт же нас отпустил, и военным не за что задерживать. Но не успели мы поравняться со скульптурой русалки на моле, как пограничники «проснулись».
— Яхта «Олекса», прошу вернуться в порт и стать у таможенной стенки, — звучит приказ по рации.
Я недоволен. Приходится разворачивать судно и двигаться обратно. При подходе к досмотровой стенке в темноте не замечаю черный мягкий отбойник пирса на фоне темной бетонной стены. Бьюсь о него носовым релингом яхты.
«Вот засада!» — проносится мысль. Сергей в этот момент стоит на баке со швартовыми и, потеряв равновесие, чуть не падает на палубу. Но все в порядке, устоял. Хорошо, что отбойник резиновый, он мягко замедлил ход яхты и не нанес релингу повреждений.
Отдаем на контроль паспорта.
Пограничники обеспокоены тем, что экипаж «Олексы» в порту Устка увеличился на одну единицу. А главное, их волнует тот факт, что матрос — белорус. И откуда он тут взялся? Пятнадцать минут заняли процедура проверки документов и рассказ Сергея о том, как он добрался до Устки. Услыхав, что мы идем дальше по Польше, пограничники расслабились и дали добро на выход. Второй раз за сегодня проходим мимо русалки и покидаем наконец-то порт.
Уже за полночь входим в военные воды полигона. На прохождение его 20-мильной зоны у нас время только до восьми утра. Ветер хоть и не сильный, но постоянный. Дует с берега, поэтому волн нет.
Поднимаем самые большие паруса. Лаг показывает четыре узла хода. Этого должно с лихвой хватить, чтобы вписаться во временные рамки свободного прохода по полигону. Ведь, если не покинуть военную территорию вовремя, мне светит штраф в 75 евро. Ну это если не пристрелят по ошибке, перепутав с мишенью.
Курс строго на запад. Далеко от берега не уходим. На юг начнем забирать только тогда, когда глубина под яхтой достигнет 15 метров. Ставлю Сергея за руль.
Все идет без происшествий. Серый отстоял свою первую вахту в море и сразу отправился спать. Дальше веду яхту сам. Порт назначения — Дарлово. Июньская ночь в этих широтах очень короткая. Солнца не видно всего-то часа два. И даже в это время горизонт все равно остается светлым в той стороне, где прячется солнечный диск.
На борту «Олексы» горят только ходовые огни: красный — с левого борта, зеленый — с правого и по корме — белый. Яхта идет левым галсом, то есть ветер дует в левый борт. Я сижу на банке. Настраиваю паруса, чтобы забирали больше ветра. Судно кренится на правый борт, из-за этого зеленый ходовой фонарь ярче освещает толщу воды. Неожиданно в кругу света замечаю движение под водой. Перебираюсь на середину яхты, чтобы лучше видеть волну у борта.
И тут же взгляд выхватывает торпедообразное обтекаемое тело. Нет, это не дельфин. Успеваю заметить ласты. Тюлень! Решаю подойти к правому борту, чтобы рассмотреть животное получше. Но тюлень, заметив меня, покидает освещаемое зеленым светом пятно.
Упорно сижу неподвижно в надежде, что симпатичный морской обитатель вернется. Но никто больше не тревожит воды у бортов яхты. Перебираюсь обратно на место рулевого. Паруса полны ветра. Яхта равномерно рассекает морскую гладь. Над головой звездный небосклон. Шелест волн и шепот отбрасываемой форштевнем пены.
Разваливаюсь на банке. Взгляд нацелен вперед. Линия горизонта неразличима, звезды отражаются в море. Звезды сверху, звезды снизу. Яхта словно летит в невесомости сквозь Вселенную. Даже не так, она стоит на месте, а Вселенная кружится вокруг нее.
«Я в центре Мироздания», — мелькает крамольная мысль. Через силу прерываю медитативные размышления. «Олекса» тем временем выходит на середину военного полигона. Замечаю серию красных огней немного левее по курсу. Через минут сорок расходимся с маломерными судами. Они тоже пересекают вотчину военных, но в обратном направлении, движутся в Устку. Вновь время останавливается.
По навигатору вижу, что мы вот-вот покинем запретные воды. На краю полигона наблюдаю несколько рыболовецких судов, где под громкую музыку выбирают из моря сети. Невольно начинаю подпевать, слушая знакомые мелодии.
Светает, и вместе с солнцем оживает рация. Слышу, как суда, стоящие в Дарлово, запрашивают выход из порта. Следом звучит позывной голландской яхты, что просится в порт. Беру бинокль и осматриваю воды у Дарлово. Из русла реки выскакивают суда, бегущие в море. Тут же различаю борт под голландским флагом, который движется в сторону марины.
Порт отвечает голландцам, что до разведения моста на входе осталось 10 минут, поэтому их просят после входа в русло реки стать тут же у стенки.
Беру рацию. Связываюсь с берегом, получаю те же указания. Вместе с Сергеем спускаем паруса. Завожу двигатель и ввожу «Олексу» за волнолом. Временно швартуемся у каменного берега. Изучаю расписание разведения моста: каждый час.
Подъезжают пограничники. На голландцев даже не смотрят, сразу направляются к нам. Вновь подвергаемся проверке паспортов. Близится разведение мостов, а документы все не возвращают. Выхожу на берег к пограничникам, сообщаю им, что мы пройдем дальше и за мостом снова отшвартуемся.
Сергей берется за носовой швартовый и без моей команды отдает канаты. А так как «Олекса» стоит против течения, ее нос тут же отходит от стенки с угрозой развернуть корпус поперек хода и ударить двигатель о камни.
Злюсь не на Сергея, на себя. Мой косяк, что не пояснил, когда отдавать швартовый. Пытаюсь завести двигатель. Благо, тот не подводит. Немедленно скидываю кормовой швартовый и даю яхте ход. В этот момент с берега подбегает пограничник и протягивает наши паспорта. Сергей еле успевает дотянуться до них кончиками пальцев.
На этом первый переход с новым матросом на борту завершен.
Порт Дарлово — это устье судоходной реки Вепша. Город же расположен выше по течению. Поэтому войдя в реку, можно бесплатно стать в удобном месте у берега. Но портовые власти не любят, когда стоянку делают у разводного моста.
Голландская яхта, управляемая перегонным экипажем, попыталась пришвартоваться сразу за мостом. Но капитан порта по рации попросил их не занимать стенку и идти дальше по реке.
Мы слышим этот разговор, пока «Олекса» плавно обходит борт под сине-бело-красным флагом. Далее сворачиваем налево к яхтенным причалам. Сдаю береговую вахту Сергею, а сам спускаюсь в каюту. Хочется поспать несколько часов после ночного перехода.
Будит меня сигнал входящей СМС. Достаю телефон и читаю: «Дима, ты где?». Отправитель — Максим. С Максимом дружим давно. Познакомились как коллеги по работе, а потом он помогал строить «Олексу». Пишу координаты — широту и долготу в устье Вепшы.
«Подожди меня, не уходи в море, я через четыре часа буду!» — Приходит ответ. Вот это неожиданность! Приглашал его на борт только через несколько недель. И в тоже время рад другу, тем более что на яхте имеется свободное место для еще одного матроса. Набираю «Ждем!» и, нажав клавишу «отправить», ложусь спать дальше.
В полдень выбираюсь на палубу. Сергея на борту нет. Схожу на берег и направляюсь в маленькое здание яхт-клуба. Он переживает не лучшие времена. Понтоны в помете птиц, краски повыцвели. Кроме нашей «Олексы» в марине никого.
Харб-мастер сообщает, что Сергей, мой матрос ушел на набережную заниматься спортом. А по поводу запустения клуба оправдывается, что еще не сезон. Клуб работает только в июле и августе. Из-за близости закрытой зоны в другие месяцы почти никто из яхтсменов сюда не заходит. Он и сейчас пришел только на час, так как портовая служба сообщила, что мы стали у его понтонов.
Выхожу на дорожку и решаю немного пробежаться. Бегу вдоль реки. Вижу Сергея, тягающего железо. Тренажерка под открытым небом в отличном состоянии. Рядом стоит стенд: «Сделано на средства Евросоюза».
Кивком головы приветствую матроса и, не останавливаясь, следую дальше. Через пару километров набережная приводит непосредственно к городу Дарлово. Его туристические улочки уютны и красивы. Есть немало кафешек, где можно уютно посидеть за чашкой чая и понаблюдать за прохожими.
Понравилась винтажная автозаправка, как в старой доброй комедии «Королева бензоколонки». Очень экстравагантно выглядит. Есть несколько памятников жертвам Второй мировой войны и польским защитникам. Правда, вечный огонь уже не горит — труба, откуда должен поступать газ, заварена. Виднеется несколько реконструированных строений 19 века, а еще костел, который напоминает военное оборонительное укрепление — дот. Петляя по старинным улочкам, добираюсь до старой рыночной площади. «Прямо Средневековье какое-то», — мелькает в голове. Сбавляю скорость и перехожу на шаг. Вокруг живописные и аккуратные коттеджи в три этажа, преимущественно с желтыми стенами и красными черепичными крышами. Одно здание особо выделяется декоративными вензелями и гербом города (грифон с рыбьим хвостом). Прохожу в центр торговой площади к фонтану со скульптурой рыбака в центре. Сама чаша фонтана окружена четырьмя оригинальными барельефами. На первом изображен рыцарь и рабочие, которые копают ров. На втором — докеры, загружающие парусник. На третьем собака плывет по волнам. И, наконец, на четвертом — пастух охраняет стадо овец, а женщина пасет гусей.
Усаживаюсь на краю фонтана. Смотрю на туристов, гуляющих по площади. Ветра нет, светит солнце. Ощущаю себя на южном курорте. Жарко. Медленно бегу обратно. Сергея на тренажерах уже нет. Замечаю на противоположном берегу еще один яхт-клуб больших размеров. Возвращаюсь на «Олексу» и принимаю душ. На борту Сергей расположился с книгой в кокпите.
В этот момент у здания яхт-клуба останавливается такси. Широко распахнув дверку, на набережную выходит парень в светлых парусиновых штанах, яркой рубашке, с копной кудрявых волос, убранных в хвост на затылке.
— Максим приехал, — как-то спокойно произносит Сергей. Он уже отложил книгу и закурил свою электронную трубку.
— Дима, Сергей, мои приветствия! — Максим забирает у водителя вещи и забрасывает на борт яхты. — Я поднимаюсь?
Я только успеваю кивнуть, а он уже в кокпите. Спускается в каюту и устраивается на свободной койке. Долго распределяет свои вещи по рундуку и на выделенной ему полке, при этом громко комментируя свои действия.
— У тебя турка есть?
— Нет, нету.
— Как же так? Ну, выдели мне тогда кружку железную.
Я спускаюсь в каюту и показываю Максиму камбузные принадлежности.
Через минут десять по яхте распространяется приятный аромат кофе, а новый матрос появляется на палубе с полной кружкой восточного напитка.
— У тебя даже чашек кофейных нет, — констатирует он и делает осторожный глоток.
— Ну, здравствуй, капитан! Здравствуй, Сергей! Здравствуй, «Олекса»! — Макс усаживается на правой банке кокпита. — Только давайте сегодня в море выходить не будем, а сходим в город, отметим встречу.
Далее Максим поведал, что еще рано утром был вне Польши. А когда отправлял мне СМС, приземлился в Гданьске. Далее он рассказал, как хотел ехать поездом, но посмотрел расписание и решил рвануть на такси. Путь оказался более утомительным, чем он ожидал. Зато дорога выдалась весьма живописной.
— И, вуаля, я тут! — завершает свой рассказ Макс. Делает хороший глоток кофе и восклицает:
— Да, я купил-таки сапоги для палубы!
Ныряет внутрь яхты и появляется в обновке — ярко-белых резиновых морских сапогах до колен, с противоскользящей подошвой.
— Представляешь, каких трудов в сухопутной Беларуси мне это стоило? Но результат — огонь, мне нравятся. Теперь я готов к потокам воды с небес и окатывающим «Олексу» со всех сторон морским волнам!
Я молча смотрю на Максима, слушаю его восторженный рассказ и поглядываю на Сергея. Тот невозмутимо дымит своей электронной трубкой. Запах кофе давно смешался с ароматом табака, и складывается впечатление, будто бы «Олекса» совершила прыжок во времени на несколько веков назад. Наслаждаясь этой иллюзией, мы молча провели добрых полчаса.
— Парни, давай пойдем на пляж! Искупаться охота. Море уже достаточно теплое? Песочек горячий, а девушки в бикини есть?
— Температура воды тебя разочарует, а вот горячий песок и бикини на девушках — это все, как ты любишь, Макс.
Я очень рад видеть его в команде.
— Тогда давайте двинем в сторону пляжа, а по дороге забредем в какое-нибудь заведение, где можно попробовать местной кухни под рюмку чего-то достойного. А, капитан?
Мы тут же поднимаемся и, одолев до побережья метров триста, заходим в первый припортовый бар. Он заполнен отдыхающими и командами промысловых судов. Нашей тройке с трудом удается найти свободные места у дальнего конца стойки и мы, усевшись на неудобные высокие стулья, заказываем обед.
Несмотря на большое количество народа, в баре довольно уютно. Кондиционированный воздух приятно охлаждает разгоряченные на улице тела, а коньячок под ароматное жаркое окончательно расслабляет.
— О-о, как хорошо, капитан, — произносит Максим, заказав себе еще рюмку. — Я даже не уверен, нужно ли мне идти сегодня на пляж…
За ночь появились метровые волны, но прогноз упорно уверяет, что ветер больше 20 узлов не усилится.
Команда «Олексы» отключает береговое электричество. Основательно проверяю, закреплены ли вещи в каюте, особое внимание уделяю имуществу матросов.
Сергей быстро убирает швартовые, вслед за ними и кранцы. Свободный от вахты Максим отказывается от предложения первую болтанку провести в лежачем положении в каюте и устраивается в кокпите. Движемся из яхт-клуба к устью реки и пристраиваемся за бегущими в море кораблями.
Как только заканчивается прикрывающий нас от моря волнолом, попадаем в серьезную болтанку при высокой, но короткой волне. Когда между гребнями примерно метров десять, а высота волны метра полтора, качка ощущается особенно остро. Именно при такой жесткой качке ломается оборудование и страдает экипаж. Распускаем паруса. Поднимаем из воды и основательно закрепляем в нерабочем положении подвесной двигатель.
Опасаясь мелей, веду «Олексу» в сторону от берега. Волны стучат перпендикулярно в борт, парусник сильно кренится то в одну, то в другую сторону. Дождавшись, когда глубина превысит двадцать метров, ложимся на северо-западный курс, и яхта начинает прорубать себе дорогу сквозь накатывающие волны, напоминая жеребца, прыгающего через барьеры.
Сперва «Олекса» сбегает по пологому склону предыдущей волны, набирая скорость, затем плавно поднимается вверх, оседлав новую. Носом врезается в пенистый гребень и с громким всплеском падает днищем на склон побежденной волны. И так по кругу: подъем, удар, падение бесконечное количество раз. В каюте резвится эхо, вторя грохоту снаружи.
Ставлю рулить Максима. Рулевому, как правило, легче переносить качку. Но проходит полчаса, и его валит с ног морская болезнь. Приходится сменить приболевшего матроса. Дальше правит яхтой Сергей. Побледневший Максим пытается юморить, чтобы пересилить приступы тошноты. Рассказывает шутки, посмеивается над качкой, но тут же перевешивается через борт, чтобы не заляпать палубу и кокпит.
— Ихтиандр, выходи-и-и! — кричит он, когда спазмы опустошают его желудок. Только через четверть часа острый приступ проходит, и он, ополоснув лицо пресной водой, удаляется в каюту немного полежать.
Ветер по генеральному курсу нашего продвижения строго встречный. Идем вдоль берега в лавировку. Делаем не слишком длинные галсы, далеко от берега не удаляемся. Отбежав на миль пять, пересекаем ветер носом и, сменив галс, приближаемся обратно к суше.
Солнечно. Брызги лишь изредка залетают в кокпит и быстро высыхают. Температура воздуха явно выше 20 градусов. Если бы не грохот волн и несносные прыжки, можно было бы даже расслабиться.
Вахту несем с Сергеем по очереди по три часа. В какой-то момент Максим пытается вклиниться между нашими сменами, но тут же новый приступ морской болезни укладывает его в койку, приказав не подниматься.
Близится вечер. Прямо по курсу наблюдаем маяк Колобжег. Медленно пробиваемся к нему. Никак не могу решить, заходить в порт или нет. «Олексу», помимо ветра с носа, сильно тормозят встречные волны, и поэтому скорость продвижения по генеральному курсу не превышает два с половиной узла.
В то же время запасов у нас хватает, а прогноз предсказывает ослабление ветра. Значит, и волны уменьшатся. Решения у меня нет. Что ж, поинтересуюсь мнением команды.
— Сергей, зайдем в порт или побежим дальше?
— А сколько до следующего порта?
— Я думаю, идти сразу под границу с Германией, в Свиноустье. Это миль 50. К завтрашнему обеду должны добраться. Если погода, конечно, не изменится.
— Ну, я не против плыть дальше, хотя и засиделся. Можно было бы прогуляться по берегу несколько часов.
Из каюты выглядывает голова Максима и громко удивляется:
— А вас что, болезнь не берет?
— Меня-то нет, давно, — отвечаю и смотрю на Сергея.
— Есть дискомфорт, но не сильный, — отмечает он.
— Парни, давайте зайдем, отдохнем от этой скачки на волнах. Они меня доконают. Так хочется прийти в себя. Дайте сушу! — умоляет Максим.
Решено. Принимаю румпель у Сергея, управление яхтой беру на себя.
Вход в порт при данном ветре расположен неудобно. Набегающие волны собираются волноломом, словно в воронку, и направляются вглубь суши. Для того чтобы войти в порт, необходимо вначале пройти мимо него, затем развернуться на 180 градусов и, став спиной к волне, вместе с ней вбегать в гавань. Меня этот поворот лагом очень беспокоит. Волнуюсь, как бы не положило яхту парусами на воду.
— Всем пристегнуться страховками, — даю указание команде.
Проходим порт и разгоняемся навстречу очередной волне. Как только нос яхты разрубает ее, выкручиваю руль и направляю судно вслед за уходящим водным гребнем. Новая волна нагоняет нас, ударяется о борт и начинает сильно кренить «Олексу» к воде. Туда же давит нас и поток воздуха. Сбросить бы давление с паруса, чтобы выпрямить судно, но отпускать ветер нельзя. «Олекса» тогда лишится хода. А скорость нам очень нужна для маневров у волнолома.
Жду, жду, и вот набегает очередной гребень. На его вершине яхта переваливается, как ванька-встанька. Наконец-то, борт берет курс бакштаг, когда ветер почти со спины.
— Уф, почти все! — кричу я команде сквозь шипение пены.
Броски волн прекратились. Управлять яхтой теперь легко. Минули входные буи и наблюдаем спасательный катер. Он под мотором дежурит в русле реки, наблюдая за нами на тот случай, если понадобится помощь при входе в порт.
У нас все хорошо — машу спасателям. Капитан выглядывает из рубки и приветствует наш экипаж. Секундой позже его лодка, взревев моторами, отходит к пирсу у поста управления портом.
Заводим свой двигатель и, спустив паруса, бежим по речной глади вглубь суши.
— К форту? — Сергей всматривается в левый берег. В этом месте сразу несколько яхт-клубов предлагают свои услуги. Выбираем ближайший, с новыми причалами и отличной душевой.
Только яхта коснулась кранцами берега, Максим на четвереньках перебирается с борта на бетонный пирс и тут же валится на землю. Раскинув широко руки в стороны, он лежит без движения, уставившись в небо. Мы с Сергеем окончательно швартуем «Олексу». Успеваю сделать записи в судовом журнале, рассчитаться за стоянку с харб-мастером, и только после этого Максим вновь подает признаки жизни.
— Парни, я в душ, а затем давайте покушаем. Я сейчас кита сожрал бы.
Мы с Сергеем переглядываемся: быстро же он оправился от морской болезни!
Полный штиль. Воды не видно совсем, она парит будто только что приготовленный суп, выставленный в мороз на улицу. Низкий плотный слой тумана поднимается от поверхности не более чем на полметра. Выше лишь легкая дымка. На юге сквозь нее просматриваются далекие очертания берега. На небе ни одной тучки, а границы солнечного диска размыты.
Позднее утро. Сергей правит яхтой. Паруса убраны, «Олекса» бежит пятиузловым ходом под двигателем. Скоро вахта Максима. Сижу на полубаке. Смотрю, как форштевень разрезает пелену тумана. Мы проходим сквозь клубящуюся дымку, словно нож сквозь масло. Вода ничем не выдает свое присутствие. Под ватным одеялом мглы не слышно даже обычного ее журчания.
— Да мы словно на утреннее болото пришли клюкву собирать, — говорит Сергей. — Только там я видел подобный низинный туман, который едва доходит до колен. И ступать приходится наощупь, не видя поверхности.
— Ого, красиво, — Максим выходит из каюты. — Мы будто по облаку плывем.
Матросы передают друг другу вахту. Несколько минут сидим молча. Солнце припекает сильнее. Стягиваю с себя свитер и остаюсь в майке. Следом Макс снимает куртку и произносит:
— Дим, давай ляжем в дрейф и искупаемся.
Секунду взвешиваю все за и против.
— Давай попробуем, только вода может оказаться холоднее, чем ты ожидаешь.
Яхта неподвижно замирает в густом облаке. Сергей, задымив трубкой, от купания отказывается. Максим же быстро снимает одежду, и в чем мать родила осторожно окунается в туман.
— Вода реально теплая, теплее воздуха! — восторженный возглас разносится в пространстве. Разглядеть матроса непросто, видны только руки, которые ритмично взлетают над молочной пеленой.
— Сергей, ты за главного, следи, чтобы яхта не набрала ход. Мало ли, ветер поднимется.
Снимаю обувь, схожу по кормовой лестнице и касаюсь ногой воды.
— Даже не теплая, а горячая! — вслух удивляюсь и тут же поднимаюсь на борт. Но только, чтобы снять одежду. Голышом сигаю с палубы в туман. Вода обжигает холодом.
«Она ледяная! Ну как же так?» — мечутся мысли, пока поднимаюсь из глубины к поверхности. И тут до меня доходит: теплым оказывается только верхний слой. Распластываюсь в нем наподобие морской звезды, и наступает блаженство. Некое подобие контрастного душа. Как только нога или рука опускаются ниже, их сковывает холод. По ощущениям там, в глубине, градусов пятнадцать — не больше. Но едва поднимаешь конечность к поверхности, и температура становится чуть ли не на десять градусов выше. Но, возможно, это обман чувств от контраста.
Устремляю взгляд на яхту. Сквозь туман она выглядит сплошным пятном. Только выпрямившись вертикально и подняв голову над туманной дымкой, вижу сидящего в кокпите Сергея. Но, пока разглядываю яхту, нижняя часть тела, помещенного глубоко в воду, замерзает. Мимо, лежа на спине, проплывает Максим. Уходит на очередной круг вокруг «Олексы».
Чтобы не мерзнуть, нужно держаться на поверхности. Устремляюсь в заплыв на метров пятьдесят от парусника. По возвращении взбираюсь на борт и прямо на голое тело надеваю шорты. Жарко, солнце хорошо прогрело кокпит. Нахожу градусник и опускаю его в море. Держу минуты две. Ого! Красный столбик застыл напротив отметки в двадцать четыре градуса. Чем не южные моря?
Максим, как акула, нарезает круги вокруг яхты.
— Да отплыви ты подальше, — советую, устраиваясь загорать на борту.
— Еще потеряете меня в этом тумане, — доносится ответ.
— Хочешь, канатом привяжись.
Идея Максиму понравилась. Он обвязался длинной страховой и несколько раз отплыл на метров 20 и обратно. В очередной раз, вернувшись к корме, снял страховочный трос и попросил:
— Последи за мной, чтобы не потерялся, — И распластался вдали на спине. Его почти не видно, только по смутному темному пятну в тумане можно определить местоположение матроса. Проходит несколько минут. Обращаю внимание, что Максим вдруг резко подпрыгнул в воде. Несколько раз крутанулся на месте, оглядываясь по сторонам. Затем быстрыми рывками поплыл к яхте.
— Накупался?
— Типа того, — Максим, не вытираясь, всматривается в участок, где только что плавал. Завожу двигатель, и яхта мерным ходом бежит на запад в сторону берегов Германии.
Я приготовил обед, Сергей помог расставить тарелки в кокпите.
— Вот красота-то! — Максим сдает мне вахту и садится трапезничать.
— Я вчера беспокоился, что не отделаюсь от морской болезни. И уже был готов списаться на берег, — говорит он, уплетая борщ. — Меня не укачивает потому, что сегодня море спокойное. Наверное, болезнь ко мне вернется с приходом волн.
— Ну, судя по твоему состоянию вчера вечером, болезнь тебя больше не коснется. Или коснется незначительно, — улыбаясь, подбадриваю Максима.
— Слушай, а почему она нападает, эта морская болезнь? Что не так у сухопутных?
— Как говорят врачи, все дело в вестибулярном аппарате. Внутренние датчики дают информацию организму, что земля у тебя под ногами ходит ходуном. Сила тяжести постоянно меняет направление. И организм воспринимает это как если бы чем-то отравился. Ну, будто пьян и стоять на ногах не можешь, вечно качаешься из стороны в сторону. А раз это отравление, то первое что?
— Нужно очистить желудок, — продолжает мою мысль Макс, отправляя очередную ложку борща в рот.
— Верно. А дальше, заметив, что симптомы не проходят, то есть вестибулярка продолжает сигнализировать о болтанке, организм включает температуру.
— Точно! — Максим откусывает кусок хлеба. — Вчера, лежа в каюте, я измерил температуру. Было 37 и 5. Я даже забеспокоился, что действительно заболел. А как долго меня еще будет укачивать?
— Обычно не более трех дней. Но чаще всего особенно тяжело только в первый день, и только при сильной качке, — объясняю Максиму. Крутанув румпель, подправляю курс яхты и продолжаю: — Тут много условий. Волнение на море, состояние организма. Кого-то просто стошнит разочек за борт, и все. А кто-то будет мучиться весь переход. Самое верное при сильной качке — лежать в койке и не делать никаких попыток подняться. А еще она легче переносится, когда ты работаешь рулевым. Тогда мозг занят делом, и устойчивая линия горизонта дает хоть один верный сигнал вестибулярке.
— Сергей, а ты как морскую болезнь перенес?
— У меня ее не было, — Сергей, завершив обед, начинает собирать посуду. — Но я за месяц до похода уже тренировал свой вестибулярный аппарат. Каждый вечер и каждое утро делал специальные упражнения, главное из которых — мотать головой из стороны в сторону. К тому же первый выход в море у меня был спокойнее, чем у тебя. Да и проспал я большую часть времени, пока яхтой управлял Дима.
— Ты крут! Я же понадеялся на таблетки от укачивания. Но они почему-то не помогли.
— Я не знаю ни одного человека, кому помогли таблетки, — подключаюсь к разговору. — Наверное, это какой-то психологический трюк. Ну, и принимать их нужно не менее, чем за час до выхода в море. Проще просто переждать приступ тошноты и начать рассасывать сухари. Тогда все будет хорошо.
— Дима, у всех болезнь проходит у кого-то нет? — интересуется Макс.
— Бывает по-разному. Читал, что некоторые люди никогда не страдают от морской болезни, а некоторые никогда не могут от нее избавиться. Но, как правило, даже бывалые яхтсмены, выходя на воду после большого перерыва, страдают легкой формой укачивания. Чтобы меньше мучиться, ты должен быть сытым, выспавшимся и, конечно, трезвым.
— Что, и пить нельзя? А почему тогда моряки в фильмах вечно навеселе?
— Да, сильно пьющих людей качка, как правило, не берет. Наверное, у них вестибулярка привыкла к постоянной дезориентации, когда непонятно, где верх, а где низ. А еще морская болезнь не страшна альпинистам и мотогонщикам.
Сергей подменяет меня у руля, чтобы я смог тоже поесть.
— А вообще на тему укачивания был у меня нестандартный случай, — начинаю рассказ, одновременно орудуя ложкой.
— Дело было на Канарских островах в Атлантике. Был я тогда капитаном большой 15-метровой океанской яхты. И прибыла ко мне, среди прочих матросов, в команду молодая пара. Нам предстояло походить с ними неделю между островами в почти штормовых условиях.
Денис и Катя — пара, про которую я рассказываю, были в море впервые. Ни разу до этого на яхте по волнам не ходили. Так вот. Они тоже переживали насчет морской болезни. И что же? Парень чувствовал себя прекрасно. А вот Катю болезнь взяла в оборот по полной программе. Она проводила в муках первые часы каждого водного перехода. Но на этом дело не кончилось. Путешествие завершилось, пара вернулась домой, а приступы у Кати продолжились.
Каждый раз, когда она включала воду, чтобы принять душ, вдруг возникало ощущение, что стены ходят ходуном. Чтобы не упасть, ей приходилось садиться на корточки и в таком положении выбираться из ванны. Но даже после того, как ей удавалось доползти до кровати, ощущение, что квартиру раскачивает не проходило.
Денис над ней подшучивал: «Везет тебе. Я бы в море не отказался прямо сейчас пойти. Тебе же стоит только зайти в душ, и ты вновь ощущаешь присутствие океана».
Закончилось все тем, что Катя сходила к врачу, и тот ей выписал… Внимание! Таблетки от укачивания! Только месяц спустя эффект морской болезни у Кати прошел. Но она до сих пор не рискует подняться на борт настоящей яхты.
Заканчиваю рассказ вместе с обедом. Вновь беру управление «Олексой» на себя. Максим спускается сварить кофе, а Сергей достает флейту. Пространство заполняет нежная мелодия. Такое впечатление, что чистая музыкальная гармония разогнала стоящий над поверхностью вод туман и приманила легкий ветерок. Сергей, спрятав инструмент в чехол, изрекает:
— Капитан, не поставить ли нам паруса?
Пришедший ветер сдергивает, словно скатерть со стола, низинный туман, оголяя водную поверхность. Распускаем паруса и глушим двигатель. Скорость «Олексы» замедляется до 3-узлового хода. Но ветер упругий. Решаем двигатель не заводить. Несколько часов движемся параллельно фарватеру. Впереди вырастает череда больших океанских грузовых судов. Размером с десятиэтажные дома, они направляются на вход в реку Свину, чтобы по ней пройти в Щецинский залив и разгрузиться в большом порту.
Уваливаемся и следуем на расстоянии нескольких кабельтовых от опережающих нас огромных контейнеровозов. Нам с ними по пути до города Свиноустье. Принимаю решение, что это будет последний польский город, в котором мы по полной затаримся дешевыми продуктами прежде чем направимся в Германию.
Германия начинается сразу за Свиноустьем. По суше запросто можно пересечь границу пешком.
Выкручиваю рацию на большую громкость, так как предстоит предупредить о нашем входе.
— Ну что, купил люстру? — неожиданно раздается в радиоэфире на польском языке.
— Да, спасибо за подсказку, — звучит другой голос.
— Молодец! Можете входить в канал. Конец связи.
С интересом слушаем разговор трафик-контроля и проходящего впереди небольшого парома, бегущего из Дании. Вслед за контейнеровозами пропускаем вперед еще два сухогруза. Резко беру вправо, чтобы под прямым углом пересечь фарватер. Вызываю трафик-контроль и прошу разрешения зайти в реку, с намерением стать в яхт-клубе.
— Ваше направление?
— Следуем в Германию.
— Яхта «Олекса», как станете в марине, доложите номер причала. Конец связи.
По правому борту минуем оконечность песчаной косы с входным знаком в виде белой трехэтажной мельницы. Собираем паруса. Бежим под шум яхтенного мотора. Сергей и Максим вывешивают по бортам кранцы, готовят швартовы.
Яхт-клуб встречает лесом мачт разных размеров. В надежде стать поближе к домикам с душевыми и постом харб-мастера, медленно продвигаемся вглубь акватории. Вокруг пришвартованы добротные современные яхты средиземноморского образца.
— Нас нагоняют, — сообщает Сергей.
Оборачиваюсь — за нами на большой скорости идет 50-футовый парусник с курсантами на борту довольно почтенного возраста. На носу вижу эмблему одной из мировых яхт-школ. Встречаюсь взглядом с капитаном яхты, и тот поднимает руку с символом «ОК». Мол, вижу вас. Все под его контролем. Необычно только то, что всем ученикам явно за 60 лет.
Видим домик харб-мастера, но пустых ячеек для швартовки поблизости нет. Пока мы неспешно делаем циркуляцию, выискивая свободное место, учебная яхта успевает пришвартоваться к служебному понтону заправочной станции. Тут же отдает швартовы и начинает обратный бег в сторону моря. Практика есть практика, учатся входить и выходить из порта.
Мы разворачиваемся и ищем уже любое место для стоянки. С трудом обнаруживаем незанятое. Швартуемся. По соседству полно людей. Мы словно попадаем в цыганский табор. Рядом с нами — яхта с экипажем сплошь из громких пожилых немок.
По другому борту судно с двумя молодыми парами на борту. Натянуты гамаки, раскурен кальян, разговаривают тоже на немецком. И далее по нашей секции понтонов наблюдаем громкую жизнь. Все радуются теплу и свободе. Пространство вибрирует басами.
Вызываю трафик-контроль и сообщаю номер причала. Разбираем снасти, прибираем борт. Часть одежды вывешиваем на просушку. Минут через десять рядом с нами останавливается автомобиль, и два пограничника тщательно проверяют наши документы. Очень интересуются, почему на борту теперь три человека, ведь в Хели в команде «Олексы» было только двое. Я в замешательстве, так как Хель находится на самом востоке Польши. Миновав его, «Олекса» побывала в других портах. Странно, что связь с Хелем у местных пограничников отличная, а вот данные по Устке, Дарлово и прочим точкам нашего пути отсутствуют.
Нехотя достаю судовой журнал, показываю полный маршрут перехода вдоль Польши и поясняю, что состав экипажа уже не один раз менялся. Старший начинает досконально расспрашивать, почему так часто меняется состав на борту, и каков наш дальнейший путь?
— Да в Германию мы идем.
— Хорошо, а обратно в Польшу когда планируете возвращаться?
— Да никогда. Двинемся дальше в Нидерланды, потом во Францию, и так далее по европейским водам.
— Так вы в Европе хотите остаться?
— Нет. Я вокруг Европы пройду и домой направлюсь в Беларусь, но уже не через Балтийское море.
Второй из пограничников берет рацию и вызывает штаб. Проверяет информацию, связавшись с пограничниками Устки.
— Все окей, — обращается он к напарнику. И далее вновь ко мне с вопросом: — Вы в Польше больше точно не появитесь?
— Так точно! — отвечаю по-армейски.
— Всего хорошего, — нам возвращают паспорта и, забравшись в свой джип, уезжают.
Максим знает немецкий язык и заводит разговор с соседями. Сергей и я отправляемся к харб-мастеру.
Начальника порта на месте не застаем, зато обнаруживаем ресепшен. Здесь Сергей проводит все необходимые процедуры, приобретает практику для самостоятельных походов.
Узнав направление движения «Олексы», нас предупреждают, что завтра ожидается сильный встречный ветер и рекомендуют в море не выходить до улучшения погоды. Заверяю, что завтра мы никуда не пойдем, а двинемся в путь только через сутки.
Закрываю яхту на замок. Всей командой отправляемся в местный супермаркет. Закупаем припасы на несколько недель вперед. Очень радует наличие на прилавках тушенки. В Польше она не в металлических, а в стеклянных банках. Сразу видно качество содержимого.
Договариваюсь с охранником магазина, что мы заберем тележки в яхт-клуб, а как выгрузим продукты, пригоним обратно. Тот понимающе кивает, но просит залог в 200 злотых.
Добираемся до яхты без происшествий. При разгрузке слежу за укладкой. Тяжелые банки размещаем под пайолы, ближе к килю, все легкое — специи, бумажные полотенца и тому подобное — на полки. Замечаю, что в клуб постоянно заходят все новые яхты. Прячутся от непогоды.
— «Oceanis-35», такую яхту я себе присматриваю, — обращает наше внимание Сергей на очередной входящий парусник.
Темнеет. Заканчиваем размещение покупок.
— Пойду, познакомлюсь с экипажем «Oceanis», — сообщает Сергей и покидает нас.
Мы с Максимом толкаем громыхающие тележки к магазину. Возвращаем «транспорт» и получаем залог обратно.
На стоянке у супермаркета мой спутник обращает внимание на старинный двухместный родстер.
— Это «Мерседес Бенц 300 СЛ» 60-х годов выпуска, — объясняет он.
Подходим рассмотреть машину поближе. Она черного цвета, дверцы поднимаются вверх, салон обит светлой кожей. Пока разглядываем авто, подходит пожилой мужчина. Он в синем пиджаке с платочком в нагрудном кармашке и в лакированных туфлях. Голова седая.
— Интересуетесь? — спрашивает незнакомец на немецком языке.
У Макса в Бресте есть старинный автомобиль марки БМВ. Раньше я частенько видел его катающимся на ретро авто по городу ради удовольствия. Для повседневных поездок у него имеется другой автомобиль. Мой спутник оживленно включается в беседу с хозяином «Мерседеса». Мужчина открывает капот и багажник.
— Дима, я поеду с ним в Щецин. Мы же все равно стоим завтра здесь весь день?
— Стоим.
— У меня трамблер сдыхает в БМВ, я замену уже полгода ищу. Нужен именно оригинал. Хозяин «Мерседеса» говорит, что у его знакомого есть запасные части к моему авто. Но нужно ехать прямо сейчас. Завтра он на несколько дней отчаливает в Германию.
— Понял, езжай. Мы дождемся твоего возвращения.
— Я не опоздаю, — Максим кивает владельцу ретро автомобиля.
Завороженно смотрю, как откидывается верх и опускаются дверки. Сквозь открытое стекло немец произносит:
— До свидания!
Раздается негромкое бархатистое урчание мотора. Мягко тронувшись с места, машина выбирается со стоянки на дорогу и скрывается за поворотом.
В одиночестве продолжаю путь по уже освещенным улочкам города. При входе в марину обращаю внимание на большую деревянную яхту классической постройки, что возвышается на кильблоках. Вокруг нее разложены детали и материалы. Из-под палубы бьют яркие лучи прожекторов. Несколько человек, несмотря на поздний час, покрывают лаком верх надстройки и палубу.
Здороваюсь, знакомлюсь с капитаном. Его яхта в феврале завершила навигацию. Корабль больше полсотни лет ходит отсюда в Средиземноморье. Несколько раз заходил и в Одессу, и в Севастополь. Приписан же парусник к краковскому университету. Студенты этого заведения могут бесплатно на этой яхте осуществлять походы. Для посторонних пребывание на ней обходится в 700 евро в неделю.
Капитан спешит, завтра спуск на воду. Уже заказан кран. Вот и торопятся выполнить то, что на воде будет сделать проблематично.
Всего на борту трое — капитан и двое студентов. На несколько минут покидаю их. Иду к своему кораблику. Сергея на «Олексе» не застаю. Быстро переодеваюсь в рабочий комбинезон. Пишу записку, что ни меня, ни Макса всю ночь на яхте не будет. Затем отправляюсь на помощь капитану парусника.
Не смыкая глаз, вместе с экипажем трудимся всю ночь. К утру можно сказать, что яхта к спуску готова. В 9 часов в клуб въезжает кран.
— Кромка воды отодвинулась из-за спущенных с пирса плавающих понтонов для швартовки катеров, — сетует капитан. — Понадобилось вызывать самый большой кран. Хотя бы он дотянулся через понтоны к чистой воде.
Кран располагается боком к поверхности воды. Наблюдая за ходом работ, харб-мастер пригоняет еще и местный трактор. Яхта взмывает в воздух. Кран из-за ветра начинает наваливать ее на соседние столбы освещения. К трактору на клешню быстро цепляем один из швартовов, закрепленных на носовой утке парусника. И словно рука великана, тот отводит яхту в сторону.
Но все не так просто. Теперь спуску судна мешают понтоны. Длины стрелы крана не хватило буквально на метр, чтобы вынести судно к чистой воде.
Наваливаюсь на корпус яхты всем телом, но этого мало. Подключаются студенты — все без толку. Наших общих усилий недостаточно. С соседних яхт к нам бегут яхтсмены. Все вместе руками отталкиваем яхту дальше понтонов. Кран начинает спускать ее ниже. Парусник касается килем воды, но его округлый левый бок ложится на край понтонов. Несмотря на это, кран продолжает опускать тали, и мы толчками раскачиваем яхту, чтобы она, как санки, соскользнула вниз.
— И раз, и два, и три! — кричу, задавая ритм действиям коллектива. И наступает момент, когда парусник плавно съезжает в воду. Трактор за носовой швартов отводит его на угол пирса к свободной стенке. Капитан поднимается на борт своей красавицы.
Проведенная процедура доставила всем немало волнений, поэтому успешный финал вызывает взрыв торжества у яхтенной братии. Ведь спуск на воду — один из приятнейших моментов в жизни каждого яхтсмена. Теперь остаются хлопоты по установке мачты и оснастки. Но это уже будет не спеша делать команда. Только через дней десять планируется их первый в этом сезоне морской поход — времени предостаточно.
Уставший шагаю к своему понтону. Прохожу мимо группы больших автокемперов. Уже не раз видел, что яхт-клуб одновременно является и стоянкой для них. Люди даже какие-то временные заборчики ставят вокруг своих жилищ на колесах, выносят диванчики, барбекюшницы, в общем, отдыхают, как на даче. Несколько здоровенных псов подбегают знакомиться, пока, проходя мимо, рассматриваю окружающую обстановку.
На яхте Сергея вновь не оказывается. Но записка сменилась, новая гласит: «Ушел на пляж». Снимаю рабочую одежду, принимаю душ и ложусь спать. Из сна выдергивает телефонный звонок. Решил, что это кто-то из команды, поднимаю трубку. Но нет, знакомый яхтсмен, проживающий в Гданьске, бывалый моряк. Спешит дать совет не ходить дальше Польши, а тем более не выходить в Северное море.
— У тебя яхта еще не проверенная. Обкатай ее в этом сезоне у наших берегов, а на следующий год пойдешь дальше в Европу!
Разговор не ладится. Мое решение не раз мной взвешено. Проделанные переходы показали хорошую мореходность «Олексы». В ней я полностью уверен. Намерение мое четкое и основывается не на эмоциях, а на понимании обстановки. Видя мою непреклонность, знакомый спрашивает, куда я намерен идти после Северного моря? На данный вопрос нет четкого ответа.
— Дойду до Амстердама, а там видно будет, — говорю в трубку. На том и заканчиваем разговор.
Сон больше не берет. Выбираюсь на палубу, наблюдаю, как раскачиваются деревья под сильным ветром с моря. Решаю сходить к харб-мастеру за прогнозом погоды на завтра.
— Следующие сутки ветер начнет стихать, только в порывах обещают до 30 узлов, — сообщает тот.
Для намеченного пути ветер встречный. Вновь придется идти в лавировку. Беспокоит то, что на западной Балтике непогода разогнала крупную волну. С этими мыслями покидаю территорию клуба.
Углубляюсь в лесополосу, лежащую севернее. Вокруг заросшие песчаные валы крепостных укреплений 19 века. Немало хорошо сохранившихся фортов. Многие переоборудованы в таверны и сувенирные лавки. Тут же выставлены образцы старой военной техники. Но главное — нетронутость природы этого края.
Шагаю по вьющейся среди кустарника тропинке. Вдруг замечаю движение за ближайшими деревьями. Решаю, что это другие отдыхающие бродят по лесу, и двигаюсь в прежнем темпе. Но как только тропинка поворачивает, оказываюсь нос в нос с оленем. Тот длинным прыжком срывается в заросший ров и уносится по склону в густые заросли. Все происходит в одно мгновенно — даже не успеваю открыть рот.
Выбираюсь на морской берег. У кромки залива вижу обломки старых причалов. То тут, то там выходят на поверхность бетонные дозорные посты — такие полые матрешки чуть выше человеческого роста со щелью в направлении наблюдения. Попасть на эти посты можно только из-под земли.
Прохожу сквозь множество оборонительных холмов, между которыми стоят тяжелые железные, задраенные наглухо ворота. Рассматриваю хорошо сохранившийся круговой форт с двухэтажной круглой башней. А еще обращаю внимание на замечательный воздух. Запах молодой зелени, смешанный с ароматами соли и песка, пьянит своей свежестью.
Почти четыре часа брожу по узким извилистым тропинкам. Несколько раз они заводят в тупик. Это очень странно: бежит тропинка, бежит, а потом раз — и ее не стало. Впереди бурелом. Куда дальше движутся те, кто протоптал эти тропы? Взлетают, что ли? Приходится сдавать назад и вновь искать проход в зарослях дикого кустарника.
Чувствую, что проголодался. Это заставляет вернуться на «Олексу». Сергей сидит в кокпите, что-то читает. Наскоро готовлю то ли обед, то ли ужин, так как время уже близится к вечеру. Поглощенный едой, не замечаю, как у борта нарисовался Максим.
— Привет, парни, — он осторожно с берега ставит на палубу картонную коробку, а затем перебирается сам.
— Запчасть?
— Нет, кофейный набор начала 20-го века, Англия.
— А запчасть?
— Не нашлось такой, как мне нужно. Зато поутру я походил по антикварным лавкам.
Максим подхватывает свою коробку и вскоре появляется из каюты с подносом. На нем три изящные чашки с дымящимся кофе.
Каждый из нас берет предложенный Максимом напиток, наслаждаясь видом тонких фарфоровых чашек и блюдец с ручной росписью.
— Их создали более сотни лет тому только для того, чтобы мы пили из них здесь и сейчас! — философски изрекает Максим, и его лицо расплывается в довольной улыбке.
— Так, расскажите, парни, чем вы занимались? Я, например, готовил ночью вон ту яхту к спуску, — машу рукой в сторону деревянного парусника.
— А я добрался с дедушкой до его знакомого, поискали в громадном ангаре нужную мне запчасть, но не нашли. На том и распрощались. Затем я поинтересовался в интернете достопримечательностями Щецина и прогулялся по городку. Бродил от улицы к улице, несколько раз брал такси. Заходил в различные ресторанчики, выпивал рюмку сорокаградусного напитка и шел дальше. Когда устал, также через инет нашел ближайшую гостиницу, там и заночевал. Поутру, как и говорил, пошел прогуляться по антикварным лавкам. После этого на небольшом, но быстром пароме вернулся к вам.
Мы молча посмотрели на Сергея.
— Я с владельцем яхты «Oceanis-35» познакомился. Поговорили об особенностях эксплуатации этой модели, а дальше… — Сергей осторожно возвращает хрупкую чашку на блюдце и достает свою курительную трубку. — Дальше взял с яхты спальник, флейту и ушел на мыс музицировать да смотреть, как зарождается шторм. Благо, дождя не было. Несколько раз немного покемарил и на том же месте встретил рассвет. Отправился гулять по многокилометровому пляжу. Вы знаете, это самый чистый пляж в Европе. Он одержал победу в конкурсе на это звание, обошел даже пляжи Испании и Италии. И получил почетный приз — «Голубой флаг». Выиграл в двух сезонах — нынешнем и прошлогоднем.
Шесть часов утра. «Олекса» давно готова отчалить, но берет сомнение из-за прогноза погоды. В гавани ветер стал чуть тише. Но только потому, что сменил направление на строго западное. Сейчас нас закрывает от него остров.
Смотрю карту ветров на ближайшие 12 часов. Мы должны проскочить до прихода шторма и, обойдя полуостров, укрыться в заливах.
Но решение рискнуть не ложится мне на душу. Схожу на берег и шагаю к харб-мастеру, хочу услышать мнение бывалого моряка.
Харб-мастер, узнав о моих намерениях, категорично отговаривает идти морем.
— Послушай, — повествует он трагическую историю, — только четыре недели тому в подобных условиях в море ушла яхта твоих размеров в такую же погоду, и команда, состоящая из двух немцев, погибла. Тебе же просто нужно добраться до западной части полуострова, так? Тогда пройди этот путь внутренними водами через заливы и шлюзы.
Он подзывает меня к висящей на стене карте, пальцем ведет по предлагаемому маршруту.
— Из неудобств — шлюзы и мосты, которые работают только днем, — завершает харб-мастер свою речь и выжидательно смотрит на меня. Его доводы убедительны.
— Да, «Олекса» пойдет внутренними водами, — соглашаюсь. Уже покидая помещение, оборачиваюсь и спрашиваю: — А как же вы немцев-то выпустили?
— Не выпускали мы их. Они напились и без предупреждения вышли в море. Яхту нашли со сломанной мачтой, а экипаж обнаружить не удалось. Смыло волной. Они без спасжилетов и страховки были.
Вернувшись на яхту, застаю Максима и Сергея выжидательно сидящими в кокпите подготовленной к отходу «Олексы».
— Планы меняются, идем в залив!
— Ура-а-а! — Максим неожиданно издает вопль, затем уже спокойнее поясняет свой восторг: — У меня в городе Штральзунд посреди заливов есть адресок с ретро-запчастями. Я постеснялся тебя просить внутренними водами идти. Ну, а раз ты сам принял такое решение, то я несказанно доволен.
Под двигателем выводим «Олексу» в реку и поворачиваем против течения. Через некоторое время русло сворачивает в сторону, мы же продолжаем движение по рукотворному каналу к Щецинскому заливу. И попадаем в царство цапель. Те рядами стоят в воде вдоль берега и ловят рыбу. Устраиваем с командой соревнование, кто в одном кадре умудрится заснять больше птиц. Побеждает Сергей: у него на одном фото уместилось аж семь цапель!
Неспешно огибаем дноуглубительное судно и входим в залив. И блаженство как рукой снимает. Ветер свищет так, что камни летают. Волна очень жесткая, длиной метров шесть и высотой до двух. Мы идем в пол ветра, это когда порывы ровно в борт. Быстро поднимаем паруса, глушим двигатель, и начинаются очередные скачки по волнам. Глубины невелики, поэтому придерживаемся фарватера.
Спустя часа два такого дерганного передвижения, Максим неожиданно затягивает песню, я подхватываю.
— Дима, меня нисколько не укачивает, — перекрикивая ветер и шум ударов волн о борт яхты, сообщает Максим.
Сажаю его за румпель, а сам достаю немецкий флаг и вешаю под правой краспицей вместо польского. Правила обязывают все яхты нести флаг страны, в водах которой они проходят. Флаг под краспицей означает: во-первых, экипаж знает, где находится, во-вторых, обязуется придерживаться законов данной страны.
В отличном настроении пробегаем бурный залив и добираемся до очередного пролива. Волна начинает стихать, что не скажешь о ветре. Тот, наоборот, набирает силу. Скорость «Олексы» возрастает до шести узлов. Навстречу выскакивает деревянная двухмачтовая шхуна проекта XIX века. Длинный низкий корпус с прямоугольными парусами. Сергей делает несколько ее снимков на фоне ярких красок моря и бушующих зеленью берегов.
На нашем пути возвышается громадная секция подъемного железнодорожного моста. Металлическая конструкция находится в метрах тридцати, а то и выше над уровнем воды. Сергей подключает телефон к интернету и начинает зачитывать информацию о данном сооружении:
— Мост построен в 1933 году прошлого века, а разрушен в 1945-м. Только одна секция и сохранилась. Длина ее более 50 метров, а всего мост был длиной 360 метров.
Наш экипаж подстраивает паруса, и «Олекса» обходит останки моста по левому рукаву пролива.
— Как же здорово нестись без волн с хорошим ветром! — произносит Максим. — Словно мы участвуем в регате.
Яхта скользит почти без качки. Пролив сужается и делает поворот. Вскоре мы замечаем за спиной несколько стремительных парусов. Уже минут через десять можно рассмотреть, что это спортивные двухместные парусные катамараны.
Новый поворот — и путь нам преграждает автомобильный мост. Его высота не позволяет пройти, необходимо дожидаться разведения пролетов. «Олексу» швартуем к столбам у входа под мост.
Не сбавляя скорости, нас нагоняют катамараны. Их мачты тоже выше моста. Но экипажи смело продолжают мчать на встречу с пролетом. Только метрах в 20 лихо делают поворот и вдруг дружно заваливаются на бок. С удивлением взираем на происходящее.
Вот мачты катамаранов погружаются в воду. Но оказывается, на их макушках расположены поплавки. Они-то и не дают парусникам перевернуться окончательно.
Переведя дух, внимательно всматриваюсь в лежащую на боку флотилию. Команда каждого катамарана состоит из двух подростков. Когда судно переворачивается, они спрыгивают в воду и поднимаются на нижний поплавок. Сзади к нам подходит малый катер с тренером на борту. Он кидает канат первому экипажу. Канат закрепляют на корпусе судна, а моторка протаскивает парусник, лежащий на боку, под мостом.
На другой стороне ребята закрепляют канат так, что лодка рывком ставит их катамаран на ровный киль. Команда настраивает парус, и стремительное суденышко устремляется дальше в пролив. А катер возвращается за следующим.
Спустя четверть часа все парусники оказываются по ту сторону моста, а мы с завистью наблюдаем, как они исчезают вдали. Ожидание затягивается. Несмотря на ветер, снимаем верхнюю одежду и ложимся загорать. По мосту непрерывным потоком следует транспорт. Мы готовим суп и обедаем. Только во второй половине дня к нам подходит еще одна яхта. Через полчаса еще одна, и еще.
Наконец-то мы дождались звонка на мосту — свидетельство того, что его собираются разводить. Окружающие нас яхты быстро поднимают якоря и подбираются поближе. Движение автомобилей замирает.
В этот момент с ближайшей к нам яхты несколько человек что-то выкрикивают в нашу сторону. Из-за ветра плохо слышу, однако, Сергей находится к ним ближе и передает мне и Максиму:
— Говорят, что мы очень крутые, что мы отличные мореходы, и они восхищается нашим походом.
Сергей невозмутимо закуривает свою трубку.
— Ну вот, оценили! — улыбается Максим. — Видимо, белорусов видно издалека, и окружающие сразу понимают, что мы очень и очень серьезная братия.
— Ребята, спасибо. Но думаю, что все экипажи вокруг такие же крутые, как и мы. В море салаги не ходят! — кричит Максим в ответ.
Секция моста поднимается. Выбравшись на свободную воду, ставим паруса. Яхта, с которой нам кричали комплименты, обгоняет нас и, подойдя к другой, сообщает, показывая руками в нашу сторону:
— Посмотрите на «Олексу». Они такие молодцы, с самого Мадагаскара к нам приплыли. Это же очень круто!
В недоумении переглядываюсь со свой командой.
Сергей достает телефон, смотрит в него несколько минут и прыскает смехом.
— Они принимают наш флаг за мадагаскарский. Те же цвета: красный сверху, зеленый снизу и вдоль флагштока белый, — сквозь приступы хохота сообщает он.
Осознав сказанное, заливаемся смехом и мы.
— А что? Мы крутые ребята! Пришли в Германию с самого Мадагаскара!
В хорошем настроении распускаем самые большие паруса «Олексы» и начинаем гонки с яхтой под датским флагом. Пока смеялись, датчане вырвались на несколько корпусов вперед, и мы пытаемся их догнать.
Плавно, чтобы не потерять скорость, подстраиваем паруса, стараемся меньше передвигаться по яхте, меньше двигать рулем. В таком состоянии проводим несколько часов. И вот, когда мы почти поравнялась с кормой соперников, те совершают поворот и уходят в один из рукавов пролива.
— Да уж… Вот и погонялись, — разочарованно молвит Сергей, управляя «Олексой».
Подуставшие от гонки с датчанами, проходим хорошо продуваемый участок водного пространства между высокими холмами. Неожиданно нас накрывает ощутимый порыв ветра. «Олекса» касается парусами воды. Но ветер тут же ослабевает до прежних десяти узлов. Расходимся с двумя моторными катерами. Вдоль правого берега начинается обширная мель, поросшая камышом. Кое-где в зарослях просматриваются деревянные сооружения.
«Хоть бы кто не выстрелил», — мелькает мысль, рожденная из опыта хождения по калининградскому заливу. Обходим эти домики как можно дальше.
Ветер продолжает спадать. Степенно следуем извилинами проливов. К вечеру далеко впереди различаются очертания моста, за ним шлюз. По левому берегу раскинулся городок Вольгаст.
Поворачиваем к нему и, недолго думая, причаливаем прямо к набережной. Заведя швартовы, направляюсь к столбикам подключения электричества. Разматываю удлинитель, и каюту наполняет теплый воздух от электрообогревателя. Киловатт стоит 50 центов. Совсем недорого. Процесс оплаты прост и понятен — закидываешь монету, нажимаешь номер розетки, которая тебя интересует, и все. Очень удобно.
Не прошло и 15 минут, как мы пристали к берегу, а уже стемнело. Начинает накрапывать дождь. Несколько горящих уличных фонарей не дают ясной картины. Нас окружают какие-то серые строения, звуки глухо перекатываются по пустынной улице.
Впереди стоят еще две яхты, но признаков жизни не подают. Схожу на берег и располагаюсь на сырой от дождя скамейке. Городок под названием Вольгаст выглядит зловеще. Ни машин, ни людей. В редко освещенных окошках без занавесок и штор видны отблески работающих телевизоров.
Сергей и Максим уходят с намерением засесть в одном из баров. Как только они скрываются из виду, от стены ближайшего строения отделяется темный комок, который оказывается черным котом. Он, неслышно ступая, направляется ко мне и устраивается под скамейкой, где я сижу. Пробую его погладить. Кот недовольно отодвигается ровно настолько, чтобы моя рука до него не дотянулась. Пододвигаться к нему лень, да и не хочется тревожить животное. С воды стали чаще приходить порывы ветра. Дождь почти перестал.
— Привет, приятель, — раздается за спиной немецкая речь.
От неожиданности я даже подскакиваю. Оборачиваюсь и вижу мужчину в одних шортах, стоящего на борту яхты, пришвартованной рядом с нашей.
— Привет.
— Все хорошо?
Киваю в ответ.
— Вы с Мадагаскара?
Не успеваю ответить, и даже головой отрицательно не успеваю покачать, как мужчина, больше не произнеся ни слова, скрывается у себя в каюте. Пожимаю плечами, вновь смотрю на улицу. Несостоявшаяся беседа срывает с немецкого городка пелену загадочности.
С соседних яхт доносятся приглушенные разговоры. На одной даже играет музыка. Фонари как будто стали ярче светить. На улице появляются прохожие. Слышна и русская речь. Это семейная пара с двумя детьми проходит мимо. Обращают внимание на надпись «Без билета» на моей «Олексе».
— Что это значит: «Без билета»? — спрашивает девочка.
— Не знаю, — отвечает мама.
— Зайцы, наверное, — высказывает предположение папа.
Семья удаляется. Заглядываю под скамейку — черного кота и след простыл.
Через час появляется команда «Олексы».
— Слушай историю, капитан, — улыбаясь, начинает Максим. — Заходим мы в бар и спрашиваем у персонала по-английски, где туалет. Но пожилой бармен делает вид, что не понимает. Сергей просит по-английски пиво, бармен вновь делает вид, что не понимает, но пиво все же подает. А как только я запрашиваю меню, в ту же секунду немец стал таким любезным, что даже на английском заговорил и сказал, что он очень любит «Битлз».
Выслушав историю про бармена, сдаю вахту. Теперь и мне можно осмотреть городок.
Двухэтажные домики, много гест-хаусов. Улочки все вымощены брусчаткой. Большие панорамные окна смотрятся необычно: такие больше присущи странам с жарким климатом.
Мост, отделяющий реку от водного пространства города, оказывается разводным. И прямо в сердце Вольгаста стоят туристические прогулочные кораблики.
Что удивляет, так это полное отсутствие занавесок, штор или хотя бы жалюзи на окнах. Сей факт невольно заставляет рассматривать внутреннее убранство домов. Одним словом, подсматривать. Люди живут словно в офисе. Нет домашнего уюта, свойственного нашим краям. Нет домашних халатиков и шлепанья босиком по полу. Все одеты, как на работу.
Вдоволь набродившись, подхожу обратно к проливу. Нахожу вывеску с расписанием работы шлюза. Первое открытие в 6 утра. Возвращаюсь к борту, еще раз осматриваю набережную. Снова нет людей. Кота не видно, и город все еще ярко освещен, хотя время близится к рассвету. Поднимаюсь на борт и забираюсь в койку.
Ранний подъем. В одиночестве проходим шлюз. Выбираемся на простор и расправляем паруса. Готовим завтрак, глазеем по сторонам. За это время «Олекса» успевает пройти миль десять и прерывает свой бег у очередного моста. Несколько десятков яхт уже крутится рядом. Не успеваем решить, куда же нам временно пришвартоваться, как мост поднимается. Не мешкая, окружающие нас яхты толпой ныряют в проход.
Заходим под мост последними метрах в 20 за основным потоком. Вот мы под пролетом моста, а впереди идущая масса яхт, словно по команде, резко разделилась на две части и разбежалась в разные стороны, освободив пространство по центру.
И вот тут-то становится не по себе. Мы еще только выходим из-под моста, у нас нет места для маневра, а навстречу несется флотилия яхт. На расстоянии 40 метров не видно ни одного просвета, куда можно прошмыгнуть.
— Сергей, ход малый, держи ровно, не виляй! Максим, кранцы на борт! — успеваю скомандовать, а сам хватаю кранец побольше, багор и выпрыгиваю на носовую часть «Олексы». Ощущение, словно стою один посреди поля, а на меня несется стадо зубров.
Надвигающаяся флотилия идет плотным строем. Борта почти касаются друг друга. Первые яхты обходят нас по левому борту, и я вижу два парусника, между которыми предстоит протиснуться «Олексе». Встречные суда стараются освободить проход, прижимаясь бортами к соседям. Открывается полоска свободной воды. Идущие следом парусники тоже замечают нас. Они также начинают отжиматься друг от друга.
— Ух-х! — вырывается у Максима, когда одиноко идущая «Олекса» вклинивается в набегающую на нее флотилию. Скорость проносящихся мимо яхт велика. Они не собираются ее сбавлять. Расстояние между их бортами и нашим парусником не больше фута.
Протискиваемся между первой парой яхт, затем между второй.
Бах! — звук удара, словно ногой по футбольному мячу: мы все же чиркнули кранцем в районе мидель-шпангоута идущую контркурсом яхту. Кранец взлетает выше палубы. Но, будучи хорошо привязанным, тут же занимает положенное место. Нервно сжимая багор, смотрю на носы набегающих яхт, готовый в случае чего оттолкнуть их в сторону, чтобы удар пришелся по касательной. Минут пять расходимся почти вплотную с чужими бортами. Встречный строй судов заканчивается неожиданно. Впереди чисто. За спиной звенит мост, опуская пролет.
Обессиленный, усаживаюсь на палубу, укладываю багор на штатное место. Максим поднимает на борт ставшие ненужными кранцы.
— Зрелищно! — выдает Сергей и достает свою трубку.
— Я думал, мы в кого-нибудь врежемся и потонем, — произносит Максим и подменяет на руле Сергея. — У них что, тут так принято?
— Видимо, да, — возвращаюсь в кокпит. — Мост развели всего на 10 минут, и все хотели проскочить. Дальше будем живее, не станем отставать от основной флотилии.
«Олекса» в широком заливе. Он не похож на реку, как проливы, оставленные нами позади. Мы вновь в море, но правим, не удаляясь от бегущего по левому борту побережья.
Справа остров. Полчаса движемся проливом между ним и берегом материковой суши и упираемся в очередной мост. Сооружение больше предыдущего, по нему ездят как автомобили, так и поезда. По рации сообщают, что до разведения моста еще три часа.
Осматриваемся. Мест, пригодных для стоянки, рядом нет. Направляем «Олексу» туда, где виднеются сваи для швартовки барж. Такой же маневр совершают и следующие попутно яхты. Начинается гонка. Парусники стараются быстрее других добраться до свободных свай. Нас обходят несколько 50-футовых корпусов. Вот они уже закидывают швартовы. Добираемся до череды свободных мест и мы. Небольшие размеры «Олексы» позволяют разворачиваться буквально на крошечном пятачке. И там, где 15-метровые яхты не помещаются, мы легко находим свободное пространство.
Привязываем яхту к швартовым кольцам. Стоянка беспокойная –«Олекса» мотается вокруг сваи, как собачка на привязи. С неба начинает накрапывать дождь. Команда прячется в каюте. Сам же остаюсь на вахте. Натягиваю непромокаемую куртку.
Яхты все подходят и подходят. Но свободных свай уже нет, и парусники двигаются дальше к берегу, где становятся на якоря.
На суше просматривается музей, связанный с мореходством: в экспозиции множество якорей и небольших деревянных лодок, живописно разбросанных среди извилистых тропок.
Часы ожидания пролетают быстро. Почти одновременно все яхты отдают швартовые, и флотилия, двигаясь под моторами, направляется к разводной секции моста. На мосту раздается звонок, поток машин останавливается. Поднимается вверх автомобильное полотно, за ним железнодорожное. Рассматривать чудо инженерии некогда. Даю газ — и вперед, в толпу судов и суденышек. Веду «Олексу» вплотную к бортам соседей. И вновь, как только мы выскакиваем из-под моста, встречаем флотилию, следующую плотным строем навстречу. В этот раз «Олекса», резко заложив руль, успевает уйти в сторону, освобождая фарватер встречному строю судов.
Глушу двигатель и вызываю из каюты матросов. Распускаем паруса. По левому борту проплывает грузовой порт. Двигаемся мимо пришвартованного трехмачтового парусника. Его вид кажется знакомым.
Флотилия яхт, с которой проходили мост, направляется в открытое море. Беру рацию и вызываю яхт-клуб города Штральзунд.
— Мест нет, — отвечает марина, — и не будет еще несколько дней.
— Капитан, мы же все равно идем в клуб? — Максим то ли спрашивает, то ли выражает общий настрой.
Киваю и, улыбаясь, кричу в пространство:
— Завести двигатель, убрать паруса, приготовиться к швартовке!
Самым малым ходом заходим в водное пространство клуба и пристаем к свободной для швартовки ячейке понтонов.
— Сюда нельзя, место забронировано, — раздается с соседней яхты недовольный голос. — Яхта придет через несколько часов.
— Не беспокойтесь, — отвечает Сергей. — Мы уйдем.
Беру документы и отправляюсь к харб-мастеру, но не застаю его на месте. Он работает утром до десяти и вечером после шестнадцати. Смотрю на часы, сейчас только два часа дня. Возвращаюсь на яхту. Максим и Сергей переодеваются в сухопутную одежду и направляются в ресторанчик марины. Достаю планшет и неспешно знакомлюсь с описанием города.
Здесь шестьдесят тысяч жителей. Есть весьма живописные парки и верфь, океанографический музей и океанариум. Но главное — это мост к острову Рюген. И да, смутно знакомый барк, мимо которого мы проходили, это «Горх Фок». А вот советские школьники знают его под названием «Товарищ». Именно он снялся в 40 русских фильмах, в том числе и в «Алых парусах», и в «Поисках капитана Гранта».
Время! Добираюсь до ресепшен яхт-клуба. Но передо мной уже стоят пять капитанов других яхт, чтобы оформить вход и выход. Харб-мастер делает свое дело неспешно, с чувством, с толком, с расстановкой. Вот подходит и моя очередь.
— Хочу переночевать у вас.
Мужчина отрицательно качает головой.
— Мест нет.
Я протягиваю документы на яхту.
— Мы по размеру невелики, неужто не найдете уголочка?
Тот проверяет данные яхты, встает из-за стола и направляется к выходу. Следую за ним. Указывая рукой на пятачок между легкими моторными лодками, харб-мастер обращается ко мне с вопросом:
— Сюда стать сможете? К месту необходимо будет пробираться через узкие проходы, метра три в ширину, так как данные понтоны не рассчитаны на проход яхт.
Несколько секунд вглядываюсь в узкий лабиринт. Взвесив все «за» и «против», отвечаю:
— Если нужно, то смогу.
— Тогда швартуйтесь и заходите, оформим стоянку.
Парней из своей команды застаю на валу, который защищает марину со стороны залива. Вместе возвращаемся к «Олексе». Отдаем швартовы и медленно продвигаемся к понтонам с моторными лодками.
Аккуратно протискиваемся между носами моторок. Удается никого не зацепить. В ячейку заходим кормой вперед. Места впритык, приходится потолкаться кранцами с соседями, но все же становимся хорошо.
Спиной чувствую взгляд, оборачиваюсь. У двери домика стоит харб-мастер.
— Гут! — поднимает большой палец вверх!
Оставляем залог за сервис-карточку, а затем всей командой заваливаемся в душевые. Согревшись, отправляемся на экскурсию.
— Да это же «Товарищ»! — восклицает Максим, когда мы оказываемся перед барком, который видели с воды при подходе «Олексы» к городу.
«У меня стояла в детстве на полке модель этого парусника, я сам его склеил из набора деталей», — внутренне горжусь собой, поднимаясь на борт корабля.
«Горх Фок» — это имя он вернул себе, когда был выкуплен Германией после распада СССР. Барк недавно полностью восстановили на деньги неравнодушных людей. У меня же он ассоциируется с Черным морем и любимыми фильмами детства.
Сегодня судно просто завораживает. Думаю, «Горх Фок» доволен, что вернулся домой, в тот самый порт, где началась его история, еще до Второй мировой войны.
Поднимаюсь на фок-мачту и замечаю необычное явление: на крыше океанариума в двух шагах от нас суетятся пингвины. Оставляю команду (парни решили еще походить по кораблю) и направляюсь к музею.
Внутри музея неуютно. Все дело в скелетах китов, что парят под потолком. Хотя люди и человеческие скелеты в витринах выставляют… Я же предпочитаю видеть китов живыми в привычной для них водной среде. Впрочем, музей хорош, особенно аквариум, где есть даже затонувший корабль. Много видел я различных океанариумов, и если в них не плавает как минимум касатка, то восторга не испытываю. А вот что удручает, так это то, что рядом, совсем рядом бесконечный простор, а прекрасные морские создания заперты в водных клетках. Но, может, они тут счастливы?
Я на набережной площади. Каждые полчаса у старого маяка останавливаются автобусы с туристическими группами. Тут путешествующие пенсионеры перекусывают захваченными в дорогу сосисками. А я-то думал, что туристы питаются исключительно в ресторанах!
Сегодня погода непостоянная, то ветер, то дождь, и так вперемежку. Решаю заскочить в здание порта, посмотреть прогноз на завтра. Он не благоприятен. Только поутру в течение часов шести ожидается попутный ветер. А затем он поменяется на западный и разгонится до 40 узлов.
Иду в центр, по пути любуясь городскими пейзажами. Мостовые здешних небольших улочек каменные. Мосты низко сидят над водой. Почти все разводные. Баржи в центре города приспособлены под кафе. Во дворах цветочные клумбы разбиты в корпусах старых лодок, которые по ватерлинию закопаны в землю. В некоторых растут многометровые деревья.
Снова соединяюсь с командой. Все вместе заходим в автохаус ретро автомобилей. Запчастей, требуемых Максиму к его старинному БМВ, здесь нет. Он недоволен. Мы же с Сергеем с удовольствием рассматриваем редкие автомобили. Отмечаю про себя, что ценник весьма адекватный.
Рядом с автохаусом площадка по продаже моторных лодок. Как глиссирующих, так и водоизмещающих. Их столько, что на осмотр требуется не один час.
Выбираемся из этого царства дорогих игрушек и попадаем в грузовой порт. К нему сбегается множество железнодорожных веток. Маневровые тепловозы постоянно таскают вагоны с грузами. Около часа рассматриваем железнодорожную технику. Ощущение, что вернулись в детство, когда увлеченно играли с железнодорожными наборами немецкого производства. Вот ты крутишь реостат блока питания, подключенного к рельсам, и моделька поезда начинает свой бег.
Вернувшись в марину, прошу Сергея сходить за топливом, чувствую, что будет «вмордодуй», нужны полные баки. До заправки несколько километров. Мы же с Максимом отправляемся на поиски супермаркета, чтобы пополнить запасы продовольствия. Находим сразу два, один напротив другого. Товар в магазине с вывеской «Нетто» оказывается процентов на 20 дешевле, хотя по ассортименту показалось, что они одинаковы.
Возвращаемся на борт с полными пакетами продуктов. Сергей уже вернулся и перелил топливо из канистр в бак.
Уладив бытовые вопросы, вновь отправляемся в город. Находим необычное кафе под землей. Ужинаем. Выбираемся к развалинам старинных городских стен. По ним вовсю лазают дети. Причем они знают, как забраться на самый верх, минуя входы, закрытые толстыми деревянными дверьми на замках.
Отдыхающие любуются заливом, парковыми территориями, линзами озер. Максим уходит искать колокольчик. Он их привозит из всех путешествий.
Вечером с пирса люди ловят рыбу. Клюет почему-то только у детей. Замечаю, что многие готовят рыбу на мангале рядом со своими яхтами.
Дождь прекратился. Вечер прекрасен. Странные инсталляции, установленные на набережной, отбрасывают причудливые тени.
Отмечаю для себя, что тут своеобразный и красивый пост береговой охраны. Словно из сказки витиеватый трехэтажный замок примостился прямо на берегу. Одна из его дверей выходит к воде, где пришвартован спасательный скоростной катер.
Еще раз, уже в темноте, делаю променад по городским улочкам. Завтра поутру двинем на запад.
При подходе к яхте меня нагоняет Максим.
— Капитан, когда уходим?
— Завтра утром.
— Отлично! Я тут, покупая сувенир, познакомился с молоденькой продавщицей, — Макс показывает керамический колокольчик. — А так как лавку она уже закрывала, то согласилась устроить экскурсию по городу. Расстались мы у океанариума. Уж очень приставучей оказалась девица, просилась покатать на яхте. Ну, ты понимаешь, я сказал, что путешествую с друзьями под парусом. Она, видимо, вообразила, что у нас 20-метровый борт с джакузи и прислугой, подающей шампанское. Я же не стал развенчивать этот миф. Поэтому очень хорошо, что мы снимаемся завтра поутру. Надеюсь, она не ранняя птаха и уже не застанет нас в этой марине, — улыбаясь, заканчивает свои пояснения и весело смотрит на меня мой бравый дружище.
«Олекса» плывет с креном в облаке брызг круто к ветру. Пробиваясь вдоль набережной, направляется прочь из города. Улицы у воды однообразно ровные, без деревьев, выстроились длинными рядами каменных и кирпичных зданий. Стелется легкий туман. Он словно слизал яркость красок. Дорожный асфальт, бетон тротуаров, бледное сизо-серое небо и свинцовые воды залива сливаются друг с другом.
Развалившись на банке кокпита, наблюдаю за мерными движениями команды. Сергей подстраивает паруса, Максим сидит за румпелем. Бегут минуты. Яхта режет и режет набегающие волны. Ветер упруго гнет «Олексу» к волнам. Других яхт в акватории нет. У нас несколько часов, чтобы проскочить пролив и добраться до крайнего острова у выхода в западную часть Балтийского моря.
Смотрю на точку, что маячит уже несколько минут прямо по курсу «Олексы». Точка увеличивается в размерах и неотвратимо надвигается на нас катером береговой охраны. Моторный болид лихо проносится мимо, закладывает плавную дугу и, сбросив скорость, пристраивается нам в кильватер. На носовую палубу сторожевика выходят двое: офицер и боец с закинутым за спину автоматом. Офицер знаками просит сбавить ход.
Мы максимально убавляем площадь парусов, но полностью их не спускаем, чтобы яхта не теряла ход и могла сопротивляться неспокойной болтанке разыгравшихся вод. В этот момент катер пытается подойти ближе, но волны несколько раз ударяют наши суда бортами. От толчков стоявшим военным на катере приходится схватиться за поручни.
Рулевой катера, лицо которого вижу через бронированный иллюминатор, знаками просит держать курс «Олексы» строго прямо и выводит сторожевик на параллельный курс. Между нами два метра бурлящего волнами пространства.
— Откуда идете? — с трудом через ветер разбираю слова офицера.
Максим по-немецки берется отвечать на вопросы.
— Вы отметили заход в немецкие воды в порту Штральзунд?
— Нет.
Офицер минуту смотрит на нас молча, а затем произносит:
— Вы можете вернуться в город?
— Офицер, я не хочу обратно, — включаюсь в разговор на английском. — Я реально против! Мы уже несколько часов идем против ветра, затратили много усилий. И если вернемся в порт, из-за надвигающегося шторма не сможем и носа оттуда высунуть несколько дней. Давайте мы вам документы передадим на катер, а сами пойдем на край заповедной зоны, где и станем на несколько дней.
Высказав такое предложение, смотрю на офицера с ожиданием. Не говоря больше ни слова, тот поворачивается и уходит с палубы. Катер продолжает идти рядом с «Олексой».
Бросив взгляд на рубку, замечаю, что рулевой указывает мне на точку впереди. Я же ничего особого на море не замечаю. Беру навигационный планшет и обнаруживаю поворотный буй. Именно он определяет начало выхода из пролива в западную Балтику.
Утвердительно киваю, мол, да, понял, мы туда и идем. Рулевой поднимает большой палец вверх. На палубу возвращается офицер. Он сообщает, что мы можем двигаться в указанном направлении, но у поворотного буя свернуть влево и стать в яхтенной марине заповедника. Максим отвечает, что так и будет.
Катер тут же закладывает дугу и вновь ложится на курс противоположный нашему. Ровный след на воде устремляется к городу, который мы оставили рано утром. Буквально через минуту стихает звук двигателя несущегося по волнам военного болида.
Ветер не утихает. Благо, волна хоть и злая, но низкая. Узость проливов не дает ей разыграться и набрать высоту. Парни по очереди несут вахту.
Ухожу на нос «Олексы» и всматриваюсь в береговые линии, в леса, покрывающие возвышающиеся вдали утесы, и, конечно, рассматриваю неширокий и относительно мелкий пролив в открытое море. Оттуда на мель между островами выкатываются волны больше 3–4 метров. Не доходя до берега, с грохотом опрокидываются и, шипя пеной, успокоенные, устремляются гулять по внутренней акватории заливов.
До поворотного буя остается менее полумили, когда ко мне на полубак яхты пробирается Сергей. Молча указывает рукой в сторону нашей кормы. Вижу хорошо знакомый военный катер, рассекающий водное пространство. У буя делаем поворот в сторону Бархофта. Заходим в марину в сопровождении военных.
Только подошли к месту, которое указал харб-мастер, а офицер с катера уже на берегу. Попросил у всех паспорта и, оставив знакомого бойца в нашей компании, ушел к себе на борт.
В марине кроме нас всего-то две яхты. Остальные плавсредства — моторные открытые лодки, небольшой пожарный катер и несколько рыбацких траулеров.
Харб-мастер указывает на одну из ячеек у берега.
— Как закончите с береговой охраной, перегоните свою яхту туда, а после оформите стоянку у моего помощника. Я же с вами прощаюсь, у меня впереди два дня выходных.
Офицер возвращается с рулевым своего катера. Приносит наши документы.
— В море разыгрался шторм, поэтому стойте здесь дня два-три, пока не утихнет.
Военный рулевой подходит ко мне, открывает электронный планшет с картой и показывает динамику развития ветров на трое суток вперед.
— В море лучше не ходите: там за полуостровом идет обширная мель. Волна будет высокой, и она ее оголит. А фарватер довольно узок, вас может выбросить и положить на бок на песок. Вытащить яхту в таких условиях будет практически невозможно.
— Спасибо, я понял. В море до хорошего прогноза не пойдем.
Рулевой кивает головой. Команда береговой охраны берет под козырек. Все резко разворачиваются на каблуках и направляются к катеру, который тут же отдает швартовы и уходит в залив.
Оборачиваюсь к Максиму и Сергею, отдаю их паспорта. Неспешно заведя двигатель, переставляем «Олексу» вглубь яхт-клуба. Швартоваться нам помогают команды двух стоящих рядом яхт. Пока парни окончательно приводят себя и наш борт в порядок, прихватываю с собой документы и направляюсь к домику капитана марины.
У стойки ресепшен молодой парень лет двадцати. Передаю ему бумаги. Он что-то спрашивает на немецком. Я не понимаю. Тот еще два раза повторяет свой вопрос. Пытаюсь говорить с ним на английском. Паренек опускает голову и начинает что-то громко с досадой бурчать себе под нос. Из явной брани понимаю только несколько раз произнесенное слово «шайсе».
— Какой такой шайсе?! — начинаю закипать.
Служащий поднимает взгляд и быстро руками показывает, что он приносит свои извинения. Прохожу к двери и зову на помощь Максима. Он быстро о чем-то переговаривает с парнем по-немецки, тот смеется и с удовольствием пожимает Максу руку.
Максим, улыбаясь, объясняет ситуацию:
— Дима, он два месяца работал в Штральзунде, но из-за незнания английского завалил испытательный срок. Уж больно много там было иностранцев. И, спустя время, нашел работу здесь. Ему сказали, что тут все говорят на немецком. И вот появляешься ты. Парень боялся, что не сможет заполнить документы и из-за этого снова лишится работы. А еще говорит, что он теперь мой должник, — завершает свой монолог Максим.
— Где тут шнапс? — оборачивается мой матрос к парню.
Эту фразу даже я понимаю без перевода.
— Раз такие дела, оформи, Максим, наш приход, а я пойду в душ, — с этими словами покидаю помещение клуба.
Уже час льет как из ведра. Сидеть на одном месте становится невмоготу. Максим жаждет праздника. Без лишних разговоров накидываем куртки и всей командой спускаемся по трапу на берег. Всего в нескольких сотнях метров от набережной виднеется вывеска ресторана. Учитывая тот факт, что поблизости расположено всего несколько домов, а дальше сплошной лес, близость увеселительного заведения неожиданно приятна. Направляемся к нему.
Сквозь ливень почти ничего не слышим и поэтому не замечаем грузовик, который нагоняет нас со стороны моря. И только когда колеса буквально наезжают на нас, Сергей замечает тусклый свет подфарников и, предупреждая об опасности, издает громкий вопль. Делаю прыжок в сторону и падаю на мокрую скользкую траву. Максим оказывается прямо у бампера автомобиля и явно не успевает увернуться от удара. В доли секунды Сергей хватает его за куртку и предпринимает попытку убрать с дороги. Он делает рывок, но, поскользнувшись на мокром асфальте, вместе с Максимом шлепается на обочину. Макс заваливается на меня, и через мгновение мы втроем барахтаемся в чавкающей грязи кювета. А грузовик с ревом проносится мимо и скрывается в лесной чаще.
Мокрые и ошарашенные выбираемся из грязной лужи и направляемся в бар. Бармен, выпучив глаза, присвистывает и наливает нам по рюмке, не дожидаясь заказа.
— Упали в канаву?
Мы молча опрокидываем спиртное.
— Не повезло, — сочувствует бармен и наливает по второй.
— О, не то чтобы не повезло!
Максим прерывает наше молчание, благодарно кивает Сергею, поднимает рюмку и весело подмигивает мне:
— Повезло сомнительно, будем!
Ставни заведения распахнуты настежь. Слабо тянет запахом стряпни — хорошо прожаренного мяса и печеной капусты в кабачках. Снаружи на крыльце веселится компания — парни и девушки. Максим быстро и легко находит с ними общий язык.
Гремит музыка. Кажется, заведение ходит ходуном. Мы с Сергеем сидим в глубоких креслах недалеко от барной стойки. Максим, пританцовывая под музыкальные ритмы, заглядывает с крыльца к нам в зал. С обеих сторон его сопровождают под руки девушки. За ними подтягивается остальная часть гуляющей компании.
— Всем шампанского! — весело кричит Максим бармену.
Тот с улыбкой достает несколько бутылок и, лихо выбив пробки в потолок, разливает шипящий напиток по фужерам.
— Парни, хватит сидеть! Танцуют все! — Максим, не высвобождая окончательно руки, умудряется всучить нам с Сергеем по бокалу и даже вытащить из кресел.
Адреналин после пережитого плюс широкий яркий нрав моего друга сделали свое дело. Максим мигом становится хаотичным и бесшабашным двигателем незапланированной вечеринки. Тащит в круг экипажи других яхт, отдыхающих из соседних отелей, а также персонал заведения. Уже неясно, кто тут работает, а кто отдыхает.
Гулянье завершается только утром, когда Максим начинает запускать фейерверки. Где он их раздобыл, остается загадкой. Все аплодируют каждому запуску ракеты, кричат «ура!» и, расставаясь, трижды чмокают друг друга в щеки. Максиму при расчете за наше гулянье бармен вручает бутылку виски.
— Подарок от заведения, — поясняет он.
Через несколько минут уставшие, но удивительно твердо стоящие на ногах, взбираемся на борт «Олексы». Под ярые порывы пришедшего с моря шторма всей нашей морской братией заваливаемся на дневной сон.
Третьи сутки непогоды. Настроение поганое. Сижу и штопаю парус, убирая растянувшееся от времени полотно. Шью вручную, поэтому дело идет медленно.
Максим и Сергей взяли напрокат велосипеды и уже второй день колесят по окрестностям. От безделья готов взорваться. Ветер изменился на южный и в нашей марине почти не ощущается. Но там, в открытой Балтике, он продолжает нести угрозу всем, кто оказался в море.
— Вот ты скажи, что делать-то мне, старику? — задается вопросом пожилой высокий немец.
Его яхту вчера притащил буксир. С ней все в порядке. Просто немец не рассчитал сил и выбрался походить по внутренним заливам полуострова. Но его яхту зажало у берега, и он не смог ни отойти от него, ни выбраться на сушу. Пришлось вызывать буксир. Немец путешествует с супругой. Оба на пенсии. Мужчина, бывший учитель, получает ежемесячно 5 тысяч евро.
Но проблема в другом — он никому не нужен. То есть никто не интересуется, где он, что с ним, никто не приходит в гости на Рождество, не разводит вокруг суету. Вот он и страдает, и вываливает на меня свои тяготы. Вначале по-немецки, и мне не мешало его бормотание. Но позже навязчивый жалобщик сообразил, что я понимаю только по-английски, и перешел на этот язык.
Шью парус — вытягиваю плоскогубцами из плотной материи иглу. Пристраиваю в другом месте. Перчаткой со свинцовой вставкой проталкиваю, вновь беру плоскогубцы и тяну нить, завершая очередной стежок. Немец что-то бубнит и бубнит. Время тянется медленно и монотонно. Слышится характерный шелест велосипедных шин. Парни лихо тормозят на пирсе. Привезли спайку пива.
— Привет! — Максим запрыгивает на борт и соскальзывает в каюту.
Сергей присаживается рядом в кокпите:
— Как дела?
Молча пожимаю плечами.
— Слушай, поговори с этим немцем, — киваю в сторону соседней яхты.
Сергей достает трубку и уходит на соседний борт знакомиться. Максим выглядывает из каюты. Взгляд озорной, оглядывается по сторонам, и быстро выскочив на палубу, сигает с борта в воду. Вообще в марине купаться запрещено, но он за несколько дней приобрел своеобразный иммунитет. После ночной гулянки Макса почти все тут знают, и никто не собирается на него жаловаться за небольшие вольности. И даже сейчас он не возвращается на «Олексу», а поднимается на стоящую в стороне яхту, откуда его окликнула небольшая компания.
У меня же настрой не улучшается. Столь долго торчать в одном месте мне не по душе. Хочется на простор. У нас с командой разный режим. У меня — поход, у них — релакс и отдых. Вчера даже Максим заметил, что я стал злым как собака.
— Почему ты так решил, я же, вроде, не ругаюсь, не ворчу.
— Ты просто молчишь! Что, я тебя не знаю? За весь день со мной и с Сергеем не обмолвился и парой слов. Значит, будет достаточно какой-нибудь мелочи, чтобы ты взорвался.
Проанализировал услышанное, соглашаюсь. Да, я «на нервах».
Через час возвращается Сергей.
— Ох, и зануда же этот старик! Не проси меня больше с ним разговаривать, устал я от его одной и той же зацикленной истории.
Сергей оставляет трубку в каюте, а сам пешком идет гулять в лес. Где-то через час возвращается Максим. Он, как Аполлон Берведерский, прошел в одних плавках по всему пирсу. Его кудри и темный загар сильно контрастируют с бледной кожей и белыми волосами отдыхающей вокруг братии.
— Давай я тебя подменю, — предлагает Макс. Надевает штаны и майку, забирает у меня парус со швейными принадлежностями.
Выбравшись на пирс, сажусь на велосипед и направляюсь по дорожке в сторону леса, прокатиться по окрестностям.
Затемно возвращаюсь в яхт-клуб. Сергея застаю в баре за ужином.
— Где Максим?
— Не знаю, ушел, как закончил штопать парус, и до сих пор нет.
Я заказываю суп. Максим появляется только часа через два. Мы с Сергеем все еще сидим в баре.
— Не удалось, — мимоходом бросает Максим и берет стопарик виски.
Мы с Сергеем не реагируем на оброненную им фразу. Максим выдерживает паузу и, вздохнув, продолжает:
— Проверял я тут одну байку, которую поведал мне старый рыбак. Мол, ночью, если знать тропинку, можно попасть с нашего полуострова на остров, не переплывая пролив.
Я и Сергей снова не произносим ни слова.
— Ну, я взял карту, попросил старика показать, куда идти. Нутром чую — мистика какая-то! Мол, надо просто шагать по дорожке и — бац! — окажешься за 15 километров от того места, где только что шел.
Вот я и решил проверить. И погода сегодня подходящая, сказал старик. Идти нужно только, когда небо затянуто облаками несколько дней, дует южный ветер и при молодой луне. Дело в том, что там даже фонариком пользоваться нельзя. Я, как положено, в сумерках преодолел предполагаемый маршрут. К слову, там старые столбы стоят, какие-то древние деревья, даже ворона видел. В общем, все как в фильмах про сверхъестественное. Дождался темноты и три раза прошел заданным маршрутом. Увы, ни разу не сработало!
Максим заканчивает свой рассказ и показывает несколько кадров местности, где бродил. Действительно, можно подумать, что он гулял в непроходимой чаще древнего леса.
Я тоже достаю телефон и радостно сообщаю:
— Все, баста! Завтра к обеду можно будет выйти в море! Шторм уходит.
«Олекса» села на мель. Сергей и Максим на палубе. Держу румпель и управляю оборотами двигателя. Яхта, наклонившись на один бок килем, застряла в песке. Благо, здесь больше ила, чем песка. Это произошло сразу по выходу из порта на глазах всей провожающей наш экипаж братии.
«Стыдоба-то какая!» — Думаю про себя.
Все шло хорошо. Примерно в десять утра, едва ветер стих до 20 узлов, мы, первые из прятавшихся от шторма малых судов, рванули к морю. Управляя «Олексой», я вывел ее за входной буй и сразу взял направление на пролив в Западную Балтику. В этом и был просчет. Взбаламученная вода не позволяла увидеть дно и верно оценить глубину. Как оказалось, «Олекса» шла у самой кромки фарватера. Эхолот показывал метра полтора воды под нами, и я был спокоен. Но набежавшая волна всего на полметра сместила корпус яхты. Этого оказалось достаточно, чтобы зацепить песчаную отмель килем. Яхту тут же развернуло вправо, и наше днище село на песок.
Быстро беру багор, использую его как футшток и обследую глубины вокруг.
— Ничего страшного! — сообщаю выжидающей команде. — Давайте на правый накрененный борт, зададим крен еще больше, оторвем киль от липкого ила и выберемся из западни.
Парни переступают релинг, хватаются за ванты и тяжестью своих тел максимально склоняют яхту к воде. В момент, когда киль начинает отрываться от дна, даю средние обороты двигателю и выворачиваю руль в сторону фарватера. Днище неспешно, но все же высвобождается от засосавшего его ила. Яхта, увеличивая ход, возвращается в обычное состояние.
«Свобода!» — поет внутри. А вслух произношу:
— Парни, давайте обратно в кокпит!
Оборачиваюсь в сторону берега, смотрю на людей в марине. Те машут руками, приветствуя наше освобождение. Включаю навигатор и решаю идти строго по центру фарватера. Поддаю газу, стараясь побыстрее уйти от все еще гложущего стыда за столь глупую посадку на мель.
Через минуту из марины выскакивает катерок и вскоре догоняет нас. Оказывается, это харб-мастер марины вышел на помощь. Увидев, что мы справились сами, решил спросить, все ли в порядке и еще раз предупредил, что после шторма фарватер может быть частично в иле. А перенесенный большими волнами песок создает блуждающие мели.
— Придерживайтесь карты и сильно не разгоняйтесь! — напутствует он нас. — По крайней мере, пока будете идти вдоль побережья, и, конечно, сразу же сообщайте, если где-то снова застрянете!
На прощанье он поднимает руку, и катер, развернувшись почти на месте, убегает в сторону марины.
Волны почти нет. Ветер строго южный. Уже шесть часов идем курсом строго на запад. По правому борту несколько раз нас обходили паромы, идущие из Швеции в немецкий Любек.
Ветер уверенно дает яхте четырехузловой ход. Сергей ловит интернет и сообщает хороший прогноз погоды на ближайшие три часа.
— Парни, давайте заночуем в море и пойдем сразу на Киль, — выдвигаю предложение.
— Долго? — Максим, не отпуская румпель, встает размять ноги.
— Двое суток.
— Идем, Сергей?
— Прогноз нестойкий, дальше неясно, что будет, — Сергей протягивает мне телефон. Несколько минут изучаю обстановку.
— Значит так, в Росток не сворачиваем, как я планировал изначально. Идем дальше прямо на Запад. Возможен какой-нибудь подвох у острова Зеландия. Но я прикинул, что там есть порты-убежища на случай ухудшения погоды, поэтому серьезная опасность нам не грозит, успеем спрятаться. Курс на датский город Гетсер! — обращаюсь к рулевому.
Максим управляет яхтой. Подправляет направление немного севернее.
Странное дело, скорость яхты в 19 часов была шесть узлов, а сейчас спутниковый датчик показывает только три с половиной. Это спустя три часа хода. «Вроде бы приливов и отливов на Балтике нет, но что-то же нам мешает, а бывает, и помогает идти. Видимо, течения», — размышляю, глядя на приборы.
Экипаж меняется вахтами. Ухожу в каюту снять куртку и поваляться на койке.
— Впереди лопасти! — слышу голос Сергея.
Вход в каюту перекрывает фигура Максима. Он хватает с полки бинокль и возвращается в кокпит.
— Дима, впереди целая ферма ветряных генераторов! — доносится восторженное восклицание подвахтенного. Приходится и мне подняться посмотреть на это зрелище. Установленные прямо посреди моря ветряные гиганты представляют для кораблей опасность и в тоже время завораживают своим мерным вращением. Некоторые остановлены, но большинство крутятся и крутятся.
Впереди по правому борту хорошо просматривается датский остров. Мы постепенно приближаемся к нему. Подходит время очередной вахты, когда «Олекса» оказывается в нескольких милях от датского порта Гелсер на острове Фальстер. Сергей скачивает свежий прогноз. Вместе разбираем видимые значки и цифры. На следующие три часа изменений особых нет, а дальше возможно усиление ветра. Я склоняюсь над навигационным планшетом.
— Проходим мимо, — оглашаю вердикт, — идем к острову Фемарн. До него порядка 20 миль. Если погода ухудшится, будем прятаться в его заливах.
Перекладываем руль и меняем курс чуть южнее западного направления. Громадный красно-оранжевый солнечный диск повисает правее носа яхты. На его фоне просматриваются багровые лопасти электрогенераторов. Но на этот раз заметно движение у оснований бетонных свай.
— Какие они громадные, — произносит Максим.
Он смотрит в бинокль на паром вдалеке. Тот кажется игрушкой по сравнению с современными ветряными мельницами.
Бинокль кочует ко мне, дальше к Сергею. Мы по очереди наблюдаем завораживающую картину. Море огненного цвета, над ним мерно колышется вереница темно-бордовых лопастей. Над мистическим пейзажем навис тяжелый диск солнца. Но еще ясное, но и оно постепенно наполняется глубокими тенями и набухает багровым. А если обернуться, то засвеченный солнцем взгляд вязнет во тьме за кормой.
Плюс этих широт, что солнце не делает резкий прыжок в морскую зыбь, а плавно, как бы нехотя клонится к воде, тая у горизонта, как «шайбочка» масла на горячем тосте.
Разговоры в кокпите стихают окончательно. Воздух становится прохладней. Ветер по-прежнему южный, но существенно усиливается. Да и волна начинает нарастать. Принимаю решение идти в ближайшую марину немецкого острова Фемарн. Сказывается усталость, а добраться до Киля без остановки помешает изменчивая погода.
Благостное состояние нашей морской троицы нарушает несущийся наперерез скоростной паром. Наш парусник с громким шлепком рассекает плохо различимую в темноте кормовую волну, поднятую кораблем. Экипаж перепроверяет фиксацию вещей на борту. Дневной переход всех здорово расслабил. Сейчас же на подходе к острову нас встречает крупная, несколько раз отраженная от берегов волна. У меня же в планах пройти между островом и материком и попасть в хорошо защищенную древнюю деревушку.
Что за черт?! Небо покрывает сплошной фронт надвигающихся с берега туч. Видимость падает до нуля. Только по звуку прибоя можно судить о близости берега. «Олекса» окружена с трех сторон сушей, а волна толкает нас на мель. Только редкие огни строений на берегу да навигационный планшет позволяют держаться хороших для яхты глубин.
Аккуратно, насколько возможно при таком волнении, пытаемся пробраться на другую сторону пролива. Но мост, соединяющий остров с большой землей, еще в полумиле, а проскочить узким фарватером при таком волнении невозможно.
Передаю управление Максиму и склоняюсь над картой. Итого имеем: деревня на той стороне пролива, до нее не дойти. С этой стороны порта нет, но к озеру на острове ведет неширокий водный проход, который смотрит как раз в сторону «Олексы».
Идем туда!
Не мешкая, сворачиваем паруса. Максим заводит двигатель и направляет «Олексу» к проходу в озеро.
— Вот ведь засада! Ничего не видать! Куда идти? — Максим выражает общее недоумение, ведь в темноте не видны входные буи.
Мы привыкли, что ночью они всегда светятся, а тут огней нет. Еще несколько минут идем по навигатору, но яхтенный эхолот начинает истошно вопить, что кругом мели. Даю команду на разворот обратно на глубину.
Оцениваю обстановку. Стать на якорь не предоставляется возможным, ведь проходящие мимо рыболовные суда запросто могут запутаться в наших якорных канатах. Выход один — дрейфовать до рассвета в надежде, что ветер не усилится. Благо, до восхода солнца остается не более полутора часов.
Принимаю управление яхтой на себя. Сбрасываю скорость до минимально возможной, лишь бы удалось уверенно держать курс и сопротивляться волнам. Команду отправляю в каюту спать.
Через час накатывает усталость — выматывает неравномерная болтанка от набрасывающихся на яхту со всех сторон волн. Плюс постоянное напряжение от близких мелей и проходящих мимо рыболовецких судов. Светлеющее небо встречаю с радостью. А в тот момент, когда наконец-то начинаю различать входные буи, приветственным криком нарушаю крепкий утренний сон команды:
— Эге-ге-гей! Команда, подъем! Все на палубу!
Кажется, парни долго возятся в каюте. Но это только кажется. Сергей и Максим с невозмутимым, хотя и заспанным видом появляются на палубе. Готовят канаты для швартовки, вешают кранцы, берут багор. Поверхность вод мало различима, но темные сгустки буев приобретают все более четкие очертания. Веду «Олексу» между ними.
«Фарватер извилист, — посещает мысль, — ночью не прошли бы». Волнение и сейчас норовит сбить с верного курса. Но с каждым ярдом болтанка стихает. Ощущение опасности отступает. Смешно сказать, тут, внутри острова, гладь вод почти зеркальна. Далеко не идем, сразу же сворачиваем направо к курортному полуострову. Находим место у не приспособленной к яхтенной стоянке деревянной набережной. Швартуемся, дольше обычного прибираем яхту. За это время небосклон успевает налиться голубым.
Поднимаюсь на рубку яхты и, обернувшись в сторону берега, наблюдаю удивительную картину. Светло. Строения. Яхты. Автомобили. А людей нет, ни души вокруг. Зато множество пушистых кроликов, таких плюшевых, черных и белых, скачут по газонам и пощипывают травку.
Кролики на свободе, которые совсем не обращают на нас внимания, зрелище завораживающее и убаюкивающее. Наверное, так и выглядит райское благополучие. С этой мыслью передаю обязанность следить за швартовыми моим матросам, а сам отправляюсь на несколько часов поспать.
Полноценный сон не пришел. Удалось лишь слегка покемарить. Делать нечего, поднимаюсь наверх. Кролики скачут по подстриженным лужайкам. Лучи утреннего солнца подсушивают выпавшую росу и раскрашивают невероятно теплыми красками окружающий мир.
— Видел, на том берегу озера подводная лодка на кильблоках? — отвлекает меня от созерцания пейзажей Сергей.
Беру бинокль. Да, подводная лодка. Видимо, это музей, иначе неясно, как она на сушу попала. На судовой док ее стоянка не похожа.
— Дим, дай я проведу яхту самостоятельно проливом под мостом? — Максим произносит эту фразу спокойным уверенным голосом, словно невзначай.
Знаю, в ближайшие часы нас ожидает только хорошая погода. Без колебаний принимаю решение:
— Максим за главного. Я в каюту досыпать.
Вроде и дал добро, но ситуацию никак не могу пустить на самотек. Организм начеку. Какой тут сон? Только усилием воли занимаю горизонтальное положение на койке и не выхожу наверх к команде. Хотя мне это и не нужно. По скрипу снастей, звуку шагов и плеску волн отлично представляю, что сейчас происходит на палубе.
Вот мягко забормотал двигатель, слышу, как парни развязывают узлы на утках, улавливаю шуршание отдаваемых швартовых. Чувствую, как, отрываясь от берега, «Олекса» обретает свободу. Небольшая качка. Толчок винта.
Приподнимаюсь на локтях, смотрю на эхолот — глубины хватает. Тут же бросаю взгляд через бортовые иллюминаторы на водную гладь — входные буи, которые мы не видели ночью, сейчас как на ладони. Убедившись, что все идет хорошо, вновь занимаю горизонтальное положение.
Парусник начинает маневрировать, выходя из озера обратно в залив. Дно у острова покатое и только искусственный фарватер дает возможность безопасно выскочить за линию прибоя. Ловлю ощущение крупной прибойной волны. Разбежавшись на ней, яхта подскакивает вверх на метр и, поддав газу, окончательно вырывается из устья. Качка становится мягкой и размеренной.
Плавный поворот. Максим ставит лодку против ветра. Слышу возню с фалами и шкотами. Чую, как яхта приобретает крен, словив парусом ветер, и ложится на новый курс. Двигатель стихает. «Олекса» спокойно скользит в противоположном солнцу направлении.
Под журчание волн наконец-то погружаюсь в сон.
Сколько прошло времени, неясно. Возвращаюсь в реальность от легкой поступи Максима. У камбуза он начинает побрякивать посудой, и через пяток минут каюта наполняется дурманящим ароматом кофе.
Глаза не открываю, но слышу, как мой друг достает из рундука английский сервиз и, наполнив две чашки, уносит их наверх. Вновь окунаюсь в сон.
Писк эхолота и перекладка руля срывают легкий покров дремоты. Видимо, выходим на фарватер самого узкого места пролива. Но разбудили не только привычные звуки. Кажется, что-то разбилось.
Пришедшая с кормы волна поднимает с постели. В иллюминатор вижу, что «Олекса» проходит под высоко расположенной железной дорогой. Задрав голову, рассматриваю Фемарнзундский мост. Его высота больше 20 метров. Восемь пролетов. А общая длина примерно полмили, то есть километр по сухопутному.
«Олекса» тем временем поворачивает направо, за волнолом в сторону старой деревушки. Осматриваю палубу. Явных потерь не наблюдаю. Сергей управляет парусами, неизменно дымя трубкой. Волны нет, слабый ветерок. Мы чуть ползем в рыбацкое. Остров полностью перекрывает движение воздуха. Команда заводит двигатель. Преодолеваем узкий коридор входных ворот. Впереди сотня метров тянущихся рядов прогулочных моторок.
Моряки сошли на берег
Максим невозмутим и сосредоточен. Он ведет «Олексу» подальше вглубь залива, опасаясь ночных волн. Вокруг же скандинавская идиллия: все деревянное, понтонов нет, сплошь скрипучие дубовые пристани. Мы направляемся третьим бортом в одну из ячеек.
По соседству здания старинной архитектуры. Правда, вместо винтажных рыбацких лодок стоят катера. А все места у векового рыбзавода, который давно стал гостиничным комплексом, заставлены современными парусными яхтами. Собственно, кроме рыбзавода да нескольких частных домов, здесь больше ничего и нет. Это даже не деревня. Но недалеко стоят трейлеры. У некоторых сложены груды досок для серфинга. Есть здание с душем, столбики для подключения яхт к электричеству и питьевой воде. Вот только продуктового магазина не хватает.
— Приготовиться к швартовке! — отдает команду Максим.
Сергей вывешивает на борта кранцы и берет в руки швартовы. Не мешая им, усаживаюсь на боковой рундук.
«Олекса» мягко носом вперед входит на стояночное место. Сергей спрыгивает на берег, заводит канаты. Вахтенный обходит палубу, проверяя все ли верно закреплено. Мы оказались крайними, поэтому Максим вытаскивает удлинитель, чтобы дотянуть его до береговой розетки. Ступает на доски пристани, подключает электричество и вновь поднимается на борт.
— Переход завершен, капитан! — докладывает он с блеском в глазах.
— Происшествия на борту? — поддерживаю полукомедийный доклад.
— Минус одна английская чашка начала XX века. Других происшествий нет.
Бросаю взгляд на крепление для кружек, идущее вдоль стенки кокпита. Да, там стоит только одна чашка, а должно было быть две, так как Максим готовил кофе себе и Сергею.
— Оставлю кофейный набор тебе. Не везти же домой неполный сервиз. А оставшихся чашек команде «Олексы» хватит, даже замного будет, — почему-то полушепотом сообщает Максим.
— То, что много, не переживай — фарфор на яхтах долго не живет, — подбадриваю друга.
— Надолго мы тут? — Сергей уже переодевается в легкие оливковые шорты, рубашку цвета хаки, а на голову надевает армейскую зеленую шляпу.
— До завтрашнего утра.
— Тогда я в поля, — поправляет ремень Серый и сходит на берег.
— А я двину в городок подводную лодку посмотреть. Ты со мной? — Максим также переодевается в сухопутное.
— Нет, я на воду пойду.
На том и расстаемся.
Два больших лимана с обеих сторон от нашей стоянки, спрятанные за высокими валами, притянули к себе виндсерферов и кайтеров. Западные ветра, зажатые в узкое русло, создают бешеные порывы, в то время как небольшие глубины (здесь они редко превышают метр) делают процесс обучения безопасным даже для новичков.
Направляюсь прямиком на эти затопленные пространства. Беру напрокат виндсерфинг. И раньше-то был в нем не очень силен, а тут еще и перерыв более чем в пять лет дает о себе знать — навыки растеряны. Поэтому поначалу несколько раз падаю в воду. Только на четвертой, а может, пятой попытке удается несколько освоиться и вывести виндсерфинг на глиссирование. Я в восторге! Впрочем, восторг живет до следующего поворота, где вновь слетаю с доски в воду. И так раз за разом. Подъем на доску, захват ветра, разгон, глиссирование… Иногда долгое, иногда не очень, так как мои развороты регулярно заканчиваются купанием.
Через часа два мокрый, но довольный возвращаюсь на сушу и захожу в горячий душ. Отогревшись, иду на выход и замечаю вдалеке группу из пяти всадников. Компания рысцой спускается к воде, вдоль берега пускает лошадей в галоп и быстро скрывается из вида. На мгновенье чудится, что один из всадников мой яхтенный помощник Сергей.
Возвращаюсь на борт. Изучаю прогноз на завтра. Ветра почти нет. Ожидается туман. Что ж, пойдем на Киль под двигателем. С этими мыслями укладываюсь спать. Все же предыдущая ночь была тревожной, да и катание на серфе вытянуло много энергии.
Сквозь сон слышу, как вернулся Сергей. Стойкий запах лошадиного пота от его одежды не оставляет сомнений: я не ошибся, одним из всадников был он. Максим заявляется в полной темноте. Тихо спускается в каюту, включает ночное красное освещение и ставит на столик небольшую картонную коробку. Оглядевшись, замечает, что я приоткрыл глаза.
— Я приобрел себе другой набор чашек, тоже старинный, но не кофейный, а чайный. Хочешь, могу показать, но заваривать в нем чай на борту не буду.
— Давай спать. Меня разбудил, так еще и Сергея разбудишь.
Максим выключает свет.
«Здоровская у нас команда подобралась», — с такими мыслями засыпаю, на этот раз до утра.
Двигатель мерно «бухтит», и яхта под этот ритм делает четыре узла. Начинаем огибать большим полукругом закрытую для гражданских судов военную зону. Радиус ее примерно 16 миль. Нам предстоит вначале удалиться в сторону Дании и выйти на широту северной оконечности острова Ферман, и только после повернуть на восток, а в самом конце пути вновь направиться на юг в сторону Северного моря. Итого ожидается переход больше чем в 50 миль.
Остров мы покинули ранним утром. Хорошо отдохнувший экипаж предвкушает прекрасные виды северных берегов. Но только появился первый из серии буев, окружающих район военных учений, как все испортил туман. Сначала он лишь легкой дымкой прикрывал линию горизонта, соединив море и небосклон. Сейчас же, спустя несколько часов, скрывает побережье полностью. И даже очередной ярко-желтый буй мы обнаруживаем всего в двух кабельтовых.
Начинаем подавать сигналы туманным горном. Хотя надежды мало, что нас кто-то услышит. Разве только такие же парусники, как мы. В тумане больше надежды на радиолокационный отражатель и на собственный слух. Бог даст, услышим гул двигателей или плеск воды у форштевня сухогруза, и вовремя уберемся в сторону.
Едва уловимая тень за кормой. Только успеваем обернуться, как из тумана выныривает военный катер. Он на своих узлах двенадцати ходу в минуту обходит нас и растворяется в белой пелене. Продолжаем идти вдоль кромки запретного пространства. Хорошо, что желтые буи отмечают границу каждые 3–4 мили, и мы понимаем, что все еще не сбились с пути.
Вновь появляется катер, в этот раз с носа. Но, судя по расположению рубки, это уже другой кораблик. Идет на нас чуть ли не в лоб. Для расхождения отворачивает на 20 градусов севернее. Продолжая двигаться прежним курсом, он должен пройти левее «Олексы». Мы уступаем дорогу. Но буквально за четверть кабельтова военный борт неожиданно поворачивает и пересекает наш курс по носу. Образованная им полутораметровая волна лихо влетает в форштевень. Пятиметровый фонтан брызг заливает палубу и кокпит «Олексы». Мокрые после неожиданного «душа», недоуменно смотрим на удаляющееся военное судно. Смахиваю с лица капли, пожимаю плечами:
— Хорошо, по носу прошел. Если бы по корме с такой скоростью, так просто мы бы не отделались.
Туман чуть отступает, видимость улучшается до мили. Отчетливо слышим рокочущий звук двигателя. Верчу головой, пытаясь определить направление и источник. Шум надвигается, но никаких кораблей вокруг нет. Рокот нарастает, окатывает слева направо звуковой волной и, упав сверху, проносится над нами черным вертолетом. И тут же за ним вторым и третьим.
Не проходит и получаса, как по ту сторону отгороженной буями границы появляется большой военный корабль. Движется параллельным курсом. Проверяю положение «Олексы» по навигатору. Все верно: мы и вне военной зоны. Корабль гораздо крупнее тех катеров, что мы встретили. Скорость у него немалая. В тот момент, когда махина, опережая «Олексу», уходит вперед, ее кормовая волна достигает метра три в высоту. Благо, она без опрокидывающегося гребня. Но все равно надвигающийся водный холм заставляет нас сменить курс и встретить его носом. Не выполни мы этот маневр, могли бы опрокинуться.
Только оправились от волны, как что-то молнией мелькнуло в полумиле от нас. Это рядом проносится красно-серебристый фюзеляж самолета. Гул его турбин нагоняет позже, когда самого самолета уже не видать.
Туман вновь усиливается. От греха подальше решаю отойти от зоны учений на трехмильное расстояние. Наконец все нормализуется. Никого больше не встречаем в пути почти час. Успокаиваюсь. Передаю управление яхтой Максиму и спускаюсь в каюту приготовить чайку.
Увы, попить горячего ароматного напитка не удается. Вдруг с палубы доносится громкий вопль рулевого и вереница чертыханий. В секунду выскакиваю на палубу. Созерцаю высоченный борт, идущий правее нас.
— Танкер, — зачем-то сообщаю команде.
Близость неумолимой металлической стены высотой с десятиэтажку пугает. Удивительно, но кормовой волны от нефтяного гиганта почти нет. По воде передается только глухое басовитое колебание от работы судовых моторов.
Время идет. На небосклоне начинает угадываться солнечное пятно — признак того, что туман собирается уходить. Видимость увеличивается до двух миль.
Ярко-желтый парусник, проект эпохи Великих географических открытий, пересекает наш курс и направляется на север. Его мачты пусты. Несмотря на деревянный корпус и пушечные порты, эта старинная реликвия имеет современный двигатель. Смотрю на изящные линии корпуса, элегантные фигуры кормового балкончика. Махнув нам на прощанье громадным кормовым флагом, бриг скрывается в чуть угадывающей дымке.
— Шлюпка по правому борту! — сообщает Сергей, сидящий на румпеле.
Беру бинокль и рассматриваю деревянную лодку, размером примерно с «Олексу». Над ее кормой наблюдаю рулевого. Тот почему-то лежит, его тела не видно за бортом, только голова торчит. Вижу, что он также смотрит на нас в бинокль. Через минуту лодка резко поворачивает в сторону.
— Не хочет подходить к нам близко, — комментирует Сергей. — Возможно, контрабандист, везет запрещенный груз из Дании в Германию.
Над морем видимость полностью возвращается. Глушим двигатель и поднимаем паруса. Нам помогает морское течение, скорость возрастает до шести узлов. Левым бортом проходим к акватории возможного следования подводных лодок.
— Нам бы еще субмарину увидеть, и будет полный комплект военной техники на сегодня, — улыбается Максим.
Но этого не происходит. Возле очередного буя подходим к катеру с включенным оранжевым маячком на мачте. Тот поворачивает к нам и, следуя рядом, провожает до конца закрытого полигона.
— Ну что, на этом все? — Максим вновь улыбается.
Но вскоре оказывается, что он ошибся. Прямо на подходе к Кильскому заливу дрейфует минный тральщик. Пока мы продолжаем прямое движение на юг, корабль несколько раз пересекает наш курс. Подойдя ближе, замечаем, что на палубе полно людей, все смотрят на нас. Наконец проходим мимо маяка в Кильский залив. Попадаем на загруженный судовой маршрут. Большие морские корабли не дают расслабиться: идут ходом более 15 узлов. Спешат.
В сам город Киль идти желания нет. Решаю стать на ночевку поближе к входу в канал, соединяющий Северное море с Балтийским. Верчу планшет. Навигатор показывает по правому берегу марину, на расстоянии мили от интересующего нас канала. Другое место, где можно было бы отстояться до завтра, — набережная непосредственно перед морскими шлюзами.
Пока размышляю, нас обгоняет рыбацкий катер. Курс держит в марину. Решаю двигаться за ним. Десяток минут идем, ориентируясь по показаниям эхолота. Фарватер заставляет увести яхту далеко влево. Убираем паруса. Под двигателем продвигаемся на север и наконец-то ложимся на курс к входным знакам яхт-клуба.
В тот же момент с суши на нас выходит пара военных вертолетов. Несутся метрах в 30 над водой, тарахтят прямо над нашей мачтой, пересекают залив и скрываются за материковой сопкой.
— Когда уже занавес этого показательного выступления? — Максим вслух оглашает общее недоумение. — Военными я уже сыт по полной.
Вывешиваем кранцы, готовим швартовы. Марина поражает размерами. Понтонов далеко за десяток. Настоящих океанских, для приливной зоны. Они способны подниматься и опускаться, в зависимости от уровня моря. Недалеко виден плавучий слип для спуска на воду трейлерных яхт и катеров. Правда, сейчас его облюбовала стая диких гусей.
Начинает моросить дождь. Закрепляем яхту на утках и выбираемся на берег. Долго идем вдоль стройной шеренги яхт. Сколько их тут — сто, двести, пятьсот, тысяча?
Харб-мастер встречает нас в компании двух помощников. То ли мы устали, то ли тут диалект какой-то, но ни наш английский, ни немецкий Максима толком не понимают. Приходится долго на пальцах объяснять, что мы желаем всего лишь переночевать до завтрашнего утра.
Свесив ноги к воде, сидим всей командой на понтоне возле яхты. Рассматриваем оголившуюся вереницу мидий. Ими облеплены все столбы у основания пирсов.
— В Киль поедешь? — спрашивает Максим.
— Нет, пройдусь по пригороду.
— За билетами прямо сейчас двину, — продолжает Макс.
— Я с тобой, поглазею на окрестности, развеюсь, — отзывается Сергей.
На борту быстро поглощаем поздний обед, и парни на такси уезжают в Киль. Дождь усиливается, но от идеи пройтись до супермаркета я не отказываюсь. Одеваю штормяк, а чтобы не лазить под него за деньгами, достаю из кошелька двадцатку евро и кладу в нагрудный наружный карман. Он на молнии, непромокаемый. Прихватываю с собой еще и зонт. Дождь плотный, и, несмотря на непроницаемую одежду, под зонтом идти веселее.
На выходе из клуба расположена яхтенная верфь — краснокирпичное здание более чем столетней постройки, с медной, позеленевшей от времени крышей. Засматриваюсь на строение. Сейчас на верфи стоит небольшой катер в ремонте.
Выхожу из ворот и тут же на газоне вижу несколько туристических чемоданов, черных, больших, на колесиках. Поражают их размеры, в любой можно запросто поместить несколько человек. За чемоданами никто не присматривает.
Перехожу улицу, миную пустующую автобусную остановку и сворачиваю на узкую улочку пригорода Киля. Кругом здания в два-три этажа. Между ними большая зеленая зона. Район явно не элитный, во многих местах заметна неухоженность: поломанные калитки, потрескавшаяся плитка, да и газоны сильно вытоптаны, а во многих местах засыпаны песком.
Выбираюсь на перекресток. Напротив через дорогу стайка детворы восточной внешности, всем лет по десять-двенадцать. Машин на дороге нет, ребята пересекают проезжую часть, окружают меня:
— Добрый день, вы в магазин? Тут рядом супермаркет, мы покажем.
Я не возражаю и даже благодарю их за помощь. Дети вплотную прижимаются ко мне, прячась под зонтом. В какой-то момент мне становится даже неудобно идти: постоянно кому-то поддаю коленом под зад или наступаю на пятки. Накидываю капюшон штормяка и передаю самому высокому пацану зонт.
Выходим на развилку. С противоположной стороны улицы вывеска супермаркета. Ребята останавливаются, возвращают мне зонт. Передавая его, подросток слегка обнимает меня. И тут же вся компания срывается вверх по улице.
Я же направляюсь в супермаркет. Здесь многолюдно. Набираю свежей выпечки и подхожу к кассе. В очереди приходится выстоять минут десять. Продавец — упитанная чернокожая женщина — быстро оформляет мою покупку. Протягиваю руку к карману штормяка — молния расстегнута. Засовываю руку, а внутри пусто. Еще несколько раз под взглядом кассира проверяю карман, увы, двадцатки нет.
— Вы будете платить?
— Да, да, конечно, — снимаю штормяк, пробираюсь через куртку к кофте, дотягиваюсь до бумажника.
Очередь смотрит на меня не зло, но нетерпеливо. Рассчитываюсь банковской картой. Беру в охапку штормяк, зонт, пакет с продуктами и отхожу к столику с корзинками. Еще раз проверяю карман, действительно, пусто. Но карман-то на молнии, я ее однозначно застегивал… Неужели проделка детворы? Или я уронил купюру на яхте, когда перекладывал деньги из бумажника?
Отправляюсь обратно в клуб. Досконально проверяю пространство каюты, но пропажи не нахожу. «А ведь так хочется верить детям!» — разочарованно думаю я.
Чемоданы — лишний груз
В расстроенных чувствах выбираюсь в кокпит и с непокрытой головой усаживаюсь под дождем. Через несколько минут вижу, что по пирсу в мою сторону идет мужчина, в котором я узнаю одного из помощников харб-мастера.
— Тут военные приезжали, — протягивает мне целлофановый пакет. — Просили вам передать. Вы же с яхты «Олекса»?
— Да, это я.
— Они просили простить их за пристальное внимание к вашей яхте во время прохода у закрытой зоны. Это дружеский жест.
Заглядываю в пакет, в нем три металлические банки, каждая объемом примерно литр. Достаю одну, никаких этикеток на ней нет. Трясу — не булькает.
— Это бигуст, — поясняет мужчина. — Служивые говорили, что использовали ваш борт как мало подсвеченную для радаров цель. И отрабатывали работу в тумане.
Сделав паузу, помощник харб-мастера продолжает:
— Что, реально докучали?
Вкратце рассказываю о нашем переходе.
— Шутники, — подытоживает работник марины и уходит к себе на пост.
Оставив пакет в кокпите, направляюсь к верфи, откуда доносится звук работающего электроинструмента. В помещении нахожу только одного работника. Он как раз устраивается на перекур. Знакомимся. Поляк Слава меняет расходники в катере, пригнанном из Швеции.
— Но я как стал разбираться… Тут не только двигатель, но и сама лодка уже года три была без обслуживания. Сказал хозяину, тот недоволен, но деньги выделяет. Хочет сразу отправиться в путешествие по каналам Европы.
Слава докуривает сигарету и вновь надевает наушники и маску.
— Слушай, а что за чемоданы тут у проходной валяются? — успеваю задать вопрос
— Да это туристы приехали кататься. Некоторые с этими громадными ящиками на колесах. В яхты их не смогли затолкать, вот и бросили тут, распихав вещи по пакетам.
— А кто за ними присматривает?
— Да никто. Они их просто выбросили. Те яхты больше в яхт-клуб не придут.
Слава опускает забрало. Он возвращается к ремонту, а я — к «Олексе». Команда уже на борту.
Максим купил билет, в полночь он, как Золушка, покинет яхту.
Вечер проходит тихо. Сергей готовит ужин. Мы с Максимом устраиваем генеральную уборку. Затем отправляющийся в дорогу матрос набивает свои дорожные сумки вещами. Отказывается от такси, поясняя, что рейсовый автобус идет от клуба прямо к зданию аэропорта. Да и расстояние до него смешное: взлетная полоса проходит буквально за оградой марины.
— Думал до Амстердама с вами добраться, да работа не ждет. Нужно возвращаться, — сокрушается он.
Ночью провожаю друга к остановке. Автобус приходит минута в минуту в соответствии с расписанием на электронном табло. Пустой салон, несколько угрюмый водитель.
Жму Максиму руку. В дверях он оборачивается.
— Пока, Дима. Удачи и попутняка!
Автобус неслышно срывается с места. Становится немного грустно.
Предрассветные сумерки. «Олекса» движется в сторону Кильского канала, в надежде попасть в него с первой шлюзовкой.
Ворота закрыты. Входные огни красные. Шлюз еще не работает. Мы первые. Сергей вольготно устраивается на банке.
На расстоянии в 50 метров до ворот отвожу румпель в сторону, и наша яхта начинает ходить по кругу — циркулировать. Четверть часа ничего не происходит. Кроме нас никого нет. Входные огни продолжают гореть красным. Решаем уйти к причальной стенке метрах в ста от нас. Становимся свободно, рядом никого. А вот на набережной видны рыбаки с удочками да выгуливающие собачек прохожие. Они-то и составляют нам компанию под моросящим дождем.
Минует еще полчаса. Схожу на берег и направляюсь пешком в сторону Кильского канала. Добираюсь до больших парусников, стоящих в три борта. Окликаю людей на борту ближайшего к берегу корабля.
— Капитана нет! — кричат мне.
На палубе одни отдыхающие, которые ничего по поводу правил прохода шлюза и канала не знают. От нечего делать рассматриваю корабли, особенно мачтовое оснащение. Вокруг шмыгают такси и беззаботные туристы.
Направляюсь по берегу дальше. Почти минул пришвартованную триаду, как замечаю на паруснике, стоящем третьим бортом, дежурного матроса. Громко окликаю его.
Матрос указывает рукой на невысокий дом и кричит:
— Там живет харб-мастер причальной стенки, обращайтесь к нему.
— Так еще рано!
— Он все время принимает, не стесняйтесь.
Звоню в дверь. Открывает бородатый рыжий мужчина. Выглядит он заспанным. Выслушивает мой вопрос.
— Да все просто: оплат никаких делать не нужно, действует только большой тяжелый шлюз. Малый яхтенный не работает. Яхты в большой пускают в последнюю очередь. Главное запомни: заходить нужно строго на мигающий белый сигнал, ни на какой другой не суйся. И главное — крутись у шлюза, циркулируй, чтобы тебя видели, надоедай шлюзовщикам. Удачи!
Вооружившись информацией, мы с Сергеем выводим «Олексу» на просматриваемое пространство и начинаем гонять по кругу у ворот шлюза.
Со стороны залива движется череда океанских судов, перед ними лоцманский катер. Подходят, оттесняя нас с фарватера. Шлюз начинает открываться. Из его недр выходят четыре больших корабля. Начинается запуск грузовых судов с нашей стороны. Все великаны уже внутри шлюза. Загорается белый сигнал. Вот он, долгожданный момент! Мы в предвкушении подходим ближе к воротам, но тут белый сигнал сменяет зеленый, и сразу же загорается красный. Нас не пустили.
— Эх! — вырывается у меня с досады. Вновь томиться в ожидании не меньше часа.
Отгоняем «Олексу» обратно к стенке. С моря приходит датская десятиметровая яхта. Ею управляет сухощавый пожилой дед. Он к стенке не швартуется, а становится у ворот шлюза. Дает такой тихий ход дизелю, что судно почти стоит на месте. В то же время яхту не крутит из стороны в сторону. Старик скрывается в каюте. На палубе появляется не чаще одного раза в десять минут.
— Это другое дело, — Сергей закуривает трубку. — Теперь нам нет надобности торчать на воде, этот дед будет мозолить работникам шлюза глаза вместо нас.
К нам присоединяются еще две яхты под управлением датчан и немцев.
— Может, по рации связаться? — спрашивают нас.
— Не, — отвечаем. — По рации не нужно. Нужно циркулировать.
Из дальней марины, что на противоположном берегу залива, примчались три больших катера. Все немецкие, с парными экипажами пенсионного возраста. Один из катеров становится бок обок с нами, два других ложатся в дрейф у входа в шлюз.
Тем временем Сергей выходит на набережную размяться. Знакомится с рыбаками, цепляет разговорами хозяев собачек, пришедших на набережную. Наговорившись вдоволь, спускается снова на палубу «Олексы».
Второй раз за сегодня видим, как ворота шлюза начинают открываться. Минут десять спустя четыре корабля покидают шлюзовую камеру. Еще несколько минут, и из ворот показываются три яхты.
— Смотри, их выпустили, может, нам дадут белый свет? — с надеждой произносит мужчина с катера по соседству.
Все экипажи малых судов приободрились. С моря вереницей подходят три сухогруза. Наша вера в лучшее крепчает. Ведь место же явно останется после захода трех больших судов. Но пока мы высматриваем, не появится ли кто еще с моря, со стороны города неожиданно подбегает пассажирский паромчик и тихой сапой заходит в шлюз четвертым. Вновь зажигается красный. Возвращаемся к стенке. Здравствуй, третий час ожидания.
Дождь усиливается, ветер разгоняет волну. Стоять у высокой стенки, предназначенной для больших кораблей, из-за разыгравшегося прибоя теперь страшновато. Наши кранцы не сильно защищают борт от черных полос пристенной резины. Защита предназначена предохранять высокие металлические борта грузовых кораблей, но она же вытесняет наши кранцы, пропуская их между собой, а резиновые отбойники рисуют черные полосы на белоснежных боках «Олексы». Поэтому мы с Сергеем теперь в режиме нон-стоп следим, чтобы моя красавица не изгваздалась.
Рыбаки, что стояли на набережной с самого утра, уже разошлись, а вот собаководов прибавилось. Один из многомачтовых парусников, стоящих в три борта, скидывает швартовы и отправляется в море.
Настроение неважное. Ожидание прилично надоело. Время переваливает за полдень. Шлюз снова раскрывает свои створки, выпуская суда с канала.
Мы заводим двигатель, но от стенки решаем не отходить — чего зря напрягаться. Хорошо видно, как со стороны моря идет кильватерным строем очередная четверка океанских сухогрузов.
— Нас уже двенадцать, — подсчитывает Сергей количество яхт и катеров, так же одержимых надеждой.
В состоянии усталого ожидания наблюдаем, как большие корабли заходят в шлюз, и– о чудо! — загорается мигающий белый огонек. Быстро отдаем швартовы и даем «Олексе» самый полный ход. Пока мы отходим, моторные яхты вырываются вперед. Все бегут наперегонки. Ворота шлюза пересекаем следом за десятиметровой яхтой датского дедушки.
Да, мы внутри! Моторные яхты становятся к левой стенке, парусники равняются вдоль правой. Океанские суда немного сместились, оставив место для наших мачт.
— Наши мачты ниже их бортов, — замечает Сергей.
Мгновенно задираю голову — да, так близко, на пару метров всего, к грузовым кораблям еще не подходил. Но не до них. Все внимание вновь направляю на расположение «Олексы» в шлюзе.
Данный шлюз необычен тем, что вдоль стенки идет плавучий деревянный настил. Он, как и понтоны, перемещается вместе с уровнем воды в камере. А чтобы настил не дрейфовал, он фиксируется вдоль толстых цепей. Обращаю внимание на коварство древесины — ее сплошь покрывают масло и слизь.
Яхта датчанина швартуется впереди. Зыбко притормаживает у колеблющейся поверхности настила. Следом и я полностью скидываю ход. «Олекса» застывает на месте. Прихватив швартовы с носа, Сергей аккуратно ступает на скользкий настил. С кормы схожу и я, еле удерживая равновесие на слизкой поверхности. И это будучи обутым в морские сапоги, предупреждающие скольжение.
Аккуратно с Сергеем подтаскиваем нашу яхту вплотную к понтону. Кранцы, уложенные на воду, все время норовят выскочить на плавающие брусья. Идеально было бы, если бы кранцы на половину ушли в воду. Но они у нас надувные и в данном случае практически бесполезны.
В этот момент с датской яхты спрыгивает жилистый дед. Обутый в шлепанцы, он хватает швартовый канат и пытается притянуть корму своего парусника к пирсу. Шлепанцы скользят, ноги мужчины съезжают в воду. Дед сильно ударятся спиной о край настила и оказывается зажатым между бортом яхты и деревянной пристанью. Яхта же продолжает неумолимо сближаться с берегом. Яхтсмен зажат в сжимающихся тисках. Пытается схватиться за слизкую древесину. Сергей в мгновение ока бросает наш носовой швартовы и в три шага переносится к датскому борту, прежде чем тот размажет деда по пирсу. Упершись рукой, Сергей приостанавливает движение яхты и, чуть оттолкнув ее, протягивает руку датчанину. Но тот в растерянности и нервном напряжении не может разжать пальцы и отпустить пирс.
Наблюдаю эту сцену со стороны, подхватив носовой Сергея и свой кормовой, не даю «Олексе» удрать. Аккуратно шагаю по настилу и швартую свою яхту.
В это время Сергею удается подхватить деда под мышки и вытащить его из воды на пирс. Тот сразу же вскакивает, но так как остался босым (резиновые шлепки-то уплыли), поскользнувшись, вновь падает на колени.
Серега подхватывает канаты датской яхты и привязывает их к плавучему битенгу шлюза. Только спустя минуту пожилой мужчина поднимается на ноги, а Сергей возвращается к «Олексе».
Ворота шлюза закрываются. Перепад воды мы не ощущаем. Проходит время, и первые большие суда поднимают волну, покидая камеры шлюза. Громадины ушли, вслед за ними выдвигаемся и мы.
Канал — это другой мир. Выйдя из шлюза, согреваемся в ласковых солнечных лучах. Это удивительно, ибо в ожидании шлюзования томились под моросящим дождем. Конечно, это простое совпадение, но есть и другие отличия в состоянии до и после.
Качка от морской зыби пропала. Ветер потерял силу. Прибрежные деревья, растущие в более благоприятных условиях, приобрели насыщенный зеленый цвет. Даже если судить по одежде отдыхающих, я прав. Канал — это другой мир. Люди с удочками вообще без маек, загорают. Велосипедисты, что катаются по дорожкам вдоль канала, сплошь в шортах.
Перед носом «Олексы» проносится радиоуправляемая модель катера. Кручу головой, не пойму, кто же ею управляет? Заходим за поворот. Нам машут папа с ребенком. Это их модель закладывает виражи недалеко от нашей яхты. Оказывается, на крошке установлена видеокамера, и управлять катером можно, глядя на экран пульта управления.
Смотрю на играющих отца с сыном, и вспоминаю о своей семье, как мы ходили на этой самой яхте по Днепровско-Бугскому каналу. Здесь даже растительность похожа. Только этот канал больше, и родных со мной нет, а в остальном все очень даже похоже.
Из размышлений выдергивают остановившиеся впереди яхты.
— Чего это они? — Сергей тоже в недоумении.
Смотрю на берег, там семафор для больших кораблей горит красным.
— Они путаются, думают, что этот сигнал для них, — даю объяснение и, не снижая скорости, огибаю замершую флотилию. — Смотри, это сплошь немецкие яхты. Они не могут пойти на красный, религия не позволяет.
Сергей смотрит на меня с недоверием:
— Слушай, может, и нам постоять?
— Нет, это излишне. Я прочел правила прохождения канала. Эти семафоры только для грузовых судов. Они не всегда могут разойтись безопасно друг с другом из-за ширины фарватера. Нам же осадка позволяет идти близко к берегу, — поясняю Сергею.
Движемся дальше. Проходим мимо живописных деревенских домиков. Плавно проплывают красивые дикие пейзажи. Кое-где сооружены причалы для местных. Снуют небольшие паромы, лихо переправляющие автомобили и людей с берега на берег. Канал иногда виляет, и это вносит разнообразие в пейзаж. Равнинных участков до сих пор нигде не наблюдается, повсюду возвышенности. Сопки, что ли?
Очередной поворот — и выходим на длинный прямой участок. Впереди замечаем корму знакомой нам яхты дедушки-датчанина. Вспомнив о нем, спрашиваю Сергея:
— Дед подходил к тебе? Что-нибудь говорил, благодарил?
— Нет, — Серега жмурится от солнца и, как и я, рассматривает то левое, то правое побережье. — Излишне это.
— Как же излишне? Ты, по меньшей мере, ему ребра сберег, а то и жизнь.
— Скажешь тоже. Просто оказался в нужное время в нужном месте. Странно только, что он не был в спасжилете.
Много странностей. Почему не был в спасжилете, почему в такой неподходящей обуви прыгал на понтон. Да и почему не сказал спасибо, а сразу, как из шлюза выскочил, дал скорость побольше и ушел вперед.
— Ай, не будем о дедушке, скучно это все. Я сделал свои выводы, как важно выполнять все предписания и соблюдать технику безопасности. Одно это уже дорогого стоит.
— Сергей, мы сегодня не пройдем полностью канал, я решил остановиться примерно на середине. Ночью идти по его водам нам запрещено. Крутить же на всю железку наш двигатель, чтобы успеть к выходному шлюзу засветло, не хочу. Продолжим спокойным ходом и заночуем в Рейдсбурге. До него осталось несколько часов. И твоя вахта, принимай управление.
Сергей молча стягивает с себя кофту, майку, разувается. Оставшись только в штанах, принимает румпель и устраивается полулежа на кормовой банке.
В канале самое неприятное — когда тебя обгоняет океанская махина попутным курсом. Волна стремится развернуть «Олексу», да и бортовая качка, поднятая волнами, радости не добавляет. Встречные же суда гонят волну с носа, эти преодолевается яхтой без каких-либо неудобств. Скорость ограничена шестью узлами неспроста. Во-первых, чтобы мелким судам хлопот меньше доставлять. А во-вторых, чтобы волна не разрушала береговые постройки и сооружения.
Но еще неприятнее — оказаться возле двух расходящихся сухогрузов. Встречные волны создают знатную болтанку. Именно так мы лишились очередной чашки из оставленного Максимом набора.
«Осталось четыре негритенка», — мелькает мысль. Эх, Максим первую чашку разбил в кокпите. Там просто окатил пол водой, и все чисто. Мне же предстоит не только найти все осколки, но и убрать разлившийся кофе. Особенно удручает, что часть его попала под пайолы. За уборкой камбуза меня и застает окрик Сергея.
— Дима, поворот в залив Рейдсбурга. Выходи наверх, подскажешь, куда становиться будем.
Город встречает нас ярмаркой, самой настоящей, как в американских вестернах: с аттракционами, торговыми палатками и множеством кафешек. Кругом ходят клоуны, даже люди на ходулях. Всюду воздушные шарики и, конечно, неизменное колесо обозрения. Мы проходим мимо двух гостевых причалов, далеко расположенных от центра городка.
— Сергей, постараемся стать как можно ближе к ярмарочной улице, — предлагаю своему рулевому.
По левому борту марина. Возимся со швартовкой. Стоянка на столбах, а они расположены от пирса на расстоянии более 20 метров. Зацепившись за ближайшие к нам крепления, швартуем нос, а потом задним ходом, травя носовой, цепляемся за второй столб у пристани.
Но все оказалось напрасным. Как только сошли на берег, услышали натянуто любезное приветствие харб-мастера:
— Нельзя тут вам стоять!
— Почему?
Не переставая ежесекундно улыбаться, немец тщательно подбирает слова:
— Ваше судно недостаточно велико. Лучше бы вам уйти из яхт-клуба.
— Вопрос в деньгах? — Сергей нехорошо взглянул на все еще улыбающегося работника марины. — Мы легко заплатим как за стоянку двадцатиметровой яхты.
Немец слегка в замешательстве, но это не мешает ему выпроваживать нас. Мол, клуб только для избранных яхт.
— Только самые понтовые яхты могут стоять у наших понтонов, — как-то визгливо даже на повышенных тонах бросает фразу харб-мастер.
Все же Сергею удается стереть наигранную любезность служащего.
— О, это другое дело, так и запишу, — произносит адвокат «Олексы», коим представился Сергей. — Ваши слова я выложу на сайте отзывов по европейским маринам.
Дальше он переходит на какой-то не очень ласковый английский жаргон. Упоминает интернет, страницу данного яхт-клуба, говорит про рекламу, про дискриминацию. Наблюдаю, как харб-мастер, что называется, поплыл. Затравленно и недовольно он произносит:
— Ладно, на одну ночь вам можно остаться в нашем клубе.
Но тут же спохватывается и продолжает, что для этого нам все равно нужно отойти от гостевого пирса и стать в ячейку постоянных клиентов. То есть зайти со стороны города, а не со стороны канала, где мы пришвартованы сейчас.
Скидываем с трудом наведенные швартовые и направляемся вдоль пирса в сторону ярмарки. Начинаем заходить, и тут нам на встречу вылетают быстроходные катера — водная Формула-1. Оказывается, это местная достопримечательность — можно погонять за небольшие деньги на подобных лодках. Впрочем, их маршрут строго ограничен разворотными буями, свободно выскочить и быстро промчать по каналу не получится.
Продолжаем двигаться на «Олексе», в затишье завершаем вход между берегом и пирсом и становимся борт о борт с надраенными до блеска многомиллионными яхтами-красотками.
Пришвартовавшись, сходим на пирс и с удовольствием рассматриваем соседей. Впервые вижу так близко голландскую классику. Следом идут алюминиевые корпуса шведской постройки. Есть тут и яхты, пришедшие в упадок. Это выражается, прежде всего, в их потускневших поверхностях. На релингах можно увидеть даже ценник. Самая дешевая продается за миллион евро. И это при том, что длина любой из них не более 15 метров.
Идем в яхт-клуб. Он поражает планировкой внутреннего пространства: светлым интерьером, большими ванными комнатами, шикарными кожаными диванами. Здесь есть тренажерный зал и бассейн. Встречаю людей в банных белых полотенцах. Ощущение, что попал в богатый пансионат конца 19 века. Чувствуется, что вокруг только избранные.
Даже Сергей впечатлен увиденным. Говорит, что остается ужинать, тут отличный ресторан на втором этаже со столиками под прозрачной крышей.
— Я сегодня гульну на ярмарке, — сообщаю своему старпому. — Завтра отходим в 9:00. Твоя вахта первая, подменю только в полдень.
Улаживаю формальности стоянки. Решаю заправить бак «Олексы» топливом и закупить продуктов. Спрашиваю о расположении заправки и супермаркета или рынка работника марины, который занят ремонтом пирса.
— Напишите список, я все сам доставлю.
— Дорого ли обойдутся твои услуги? — задаю вопрос заранее, чтобы не огорчаться потом из-за неоправданно высокого ценника.
Работник смотрит с непониманием. Спустя секунду поясняет: никаких денег не нужно. Следует только оплатить продукты и топливо. А доставка входит в абонентскую плату постоянных клиентов.
— Вы же тут стоите, — показывает он на причал, где пришвартована «Олекса».
— Да, — киваю, достаю листок бумаги и составляю список необходимого.
— Через час будет, — заверяет работник.
От нечего делать снимаю одежду и, оставшись в плавках, просто загораю на палубе.
— Гер капитан! — доносится голос с пристани.
Гляжу: на пирсе стоит тележка с бочонком топлива и шлангами от него.
— Где у вас бак?
Показываю на горловину на корме. Сотрудник марины, не поднимаясь на борт, дотягивается до крышки топливного бака, снимает ее и вставляет пистолет. После заправки протягивает мне квитанцию, где от руки записан литраж, заполнивший бак яхты. Пытаюсь расплатиться.
— Нет, это не мне. Когда будете уходить, зайдете на ресепшен, там и рассчитаетесь.
Только отъехала тележка с топливом, появилась другая, груженная двумя пакетами с продуктами.
— Вам занести на борт?
— Нет, просто подайте, я сам расположу.
Сотрудник передает продукты. В одном из пакетов нахожу список покупок и чек из магазина.
Решаю посетить ярмарку. Однако попасть на нее не удается. Застреваю на пристани, где организован прокат водных болидов упрощенной Формулы-1. На берег из быстроходной моторной лодки выходит парень. Прошу поделиться впечатлениями. Он с горящими от восторга глазами рассказывает, как было лихо. Я заинтригован.
Осматриваю быстроходное плавсредство. Это катамаран, на котором установлена капсула гонщика. Чем-то напоминает самолет-истребитель. Длина метров пять, плюс на корме двигатель V6 Mercury Marine. Мощность под сотню лошадей.
Мне поясняют, что на настоящих болидах ставят двигатели в 400 лошадей, но в прокатных такие не допускают. С мощностью же в 400 лошадей лодки разгоняются до 100 км в час менее чем за 2 секунды. Быстрее, чем любой современный самолет. Перегрузки для пилота запредельные.
— Уговорили, как пить дать уговорили, — смеюсь от такого маркетинга. — Давайте инструктаж, я готов попробовать.
Прокатчики болидов зачитывают инструкцию. Благо, говорят на английском, плюс много жестикулируют. Узнаю, что катамаран рассчитан на движение в режиме, называемом полиэкранным полетом. Значит на полной скорости в воде находятся лишь гребной винт и кормовая часть днища. Подъем носа осуществляется за счет аэродинамического крыла и диффузора под корпусом, вместе они позволяют лодке «гарцевать» в очень легком контакте с водой. Но в то же время она остается стабильной.
— Помните, что у болида нет тормозов. Перед поворотом необходимо сбрасывать газ заранее, — настойчиво предупреждают ребята.
Корпус катамарана сделан из современного пластика. Кабина закрывается, как в самолете, подвижным колпаком. Меня удивляет, что штурвал катера съемный. Сначала нужно сесть, а затем поставить рулевое колесо на место и зафиксировать его. А еще гонщику вместе со шлемом надевают защиту для шеи со специальной системой лямок. Она позволяет снизить нагрузку и оберегает шею от травм при аварии и больших перегрузках.
Смотрю с особым интересом на мужчину, произносящего эти слова. С трудом удается понять полностью все фразы. Он перехватывает мой взгляд. Видимо, вид у меня обескураженный, потому что он пытается успокоить:
— Не волнуйтесь, вам авария не грозит. Мы искусственно ограничили скорость лодки.
Инструктаж длится полчаса. Мужчины открывают корпус лодки позади кабины пилота и заправляют топливом расположенный там бак. Перед тем как передать мне шлем, задают вопрос:
— У вас нет клаустрофобии?
Отрицательно киваю головой. Надеваю комбинезон, забираюсь в узкую кабинку. Обзор из нее не ахти. Даже повертев туда-сюда головой, слабо вижу, что находится справа и слева дальше траверза. Персонал пристегивает меня ремнями.
— Если перевернетесь, не беспокойтесь. Надуется специальный буй, он не даст кабине погрузиться в воду. Мы вас притянем катером сопровождения к берегу, там и высвободим.
Замечаю небольшие зеркала заднего вида, но сейчас они в каплях и мало помогают. Закрепляю штурвал.
Последние слова напутствия:
— Детские катера закончат свои круги, и мы выпустим вас. Поначалу не гоните, пройдите два круга на небольшой скорости, попривыкните. На трассе вас будет двое. С другого пирса отойдет второй катамаран, но вы будете все время по разные стороны маршрута. На случай непредвиденных обстоятельств у нас есть пульт, чтобы заглушить ваш болид.
Трасса свободна. Задвигают колпак кабины, и болид буксируют к стартовому бую. Немного нервничаю. Старт! Мне дают отмашку. Плавно жму на газ, но, несмотря на мою осторожность, лодка резко набирает скорость. Пробую руль. Ощущения смазанные — реакция на рулевое управление у катера замедленная. При всей схожести с управлением картингом на земле, здесь много нового. Например, приходится постоянно наблюдать за волнами. Лодка все время поднимается на особо высоком гребне, а затем плюхается днищем, поднимая тучу брызг.
Первый поворот проскакиваю мимо. Газ скидываю после буя и аккуратно разворачиваюсь в обратном направлении. Вновь разгоняюсь и вхожу в поворот, на этот раз уже более уверенно. И тут мне навстречу выскакивает такой же болид, разворачивается и пристраивается чуть впереди.
«Что за фигня?» — проносится в голове. Меня охватывает азарт. Даю полный газ. Сила тяжести впечатывает в сиденье. Ощущение, как при разгоне скоростного мотоцикла. Зато обгоняю другой болид. Смотрю в зеркала, ничего не видно. Подношусь к поворотному бую. Сбрасываю газ, чтобы войти в поворот. Тут же по левому борту проносится катер соперника. Он, почти не снижая скорости, заходит в поворот. Корпус его лодки еле-еле касается воды и за счет центробежной силы делает стойку на кормовой части, что позволяет ему обогнуть поворотный буй в считанные секунды.
Я с завистью медленно поворачиваю и вновь вижу катер. Он скинул скорость и неторопливо идет к следующему повороту. Поддаю газу и быстро нагоняю. И тут мой соперник выводит скорость на максимум. Мы несемся несколько сотен метров бок о бок. На вираже только слегка скидываю скорость. Гонщик впереди входит в поворот, но на этот раз я на высокой скорости пытаюсь повторить его маневр. Почти успешно. Но, увы, неверно отрабатываю рулем, и катер срывается в боковой снос. Поток брызг! Болид идет накренившись. Несколько раз зарываюсь в волну носом. Брызги полностью заливают стекло. Пытаюсь хоть что-то увидеть. И в этот момент двигатель лодки глохнет.
Проходит несколько минут. Ко мне подлетает надувной катер. С борта интересуются, все ли в порядке?
— Да, все хорошо! — поднимаю большой палец вверх.
— У вас еще два круга.
Вижу, как мне рукой указывают направление движения. Двигатель заводится. Газую и уверенно выхожу на дистанцию. Но катера соперника уже не видно.
С удовольствием совершаю финишный круг и подхожу к берегу. Там вновь глохнет двигатель. Его отключают на расстоянии. Сбоку пристает катер сопровождения, и мой болид буксируют к берегу, открывают колпак кабинки, отсоединяют штурвал. Я выбираюсь на сушу.
Адреналин еще не схлынул. Руки подрагивают. От перенесенных перегрузок накатывает тошнота. Снимаю шлем, защиту, спасжилет и усаживаюсь на скамейку у набережной. «Было здорово!» — проносится в голове.
— Привет! — Рослый блондин с лучезарной улыбкой присаживается рядом.
— Привет.
— Первый раз гонял? Неплохо! — парень протягивает руку для знакомства. — Олаф!
— Дмитрий, для удобства зови Дми, — жму руку. — Я так понял, это ты со мной гонял.
Утвердительно кивает и спрашивает:
— Ты откуда?
Кратко излагаю маршрут путешествия и заканчиваю фразой:
— Сейчас иду в Амстердам.
— А я из Норвегии, работаю на ярмарке инженером. Иногда гоняю на формуле. Ходить по кругу, в общем-то, надоело, вот и подначиваю соперников. — Ты куда сейчас?
— На ярмарку.
— Окей! Еще увидимся.
— До встречи!
Покидаю скамейку и направляюсь в сторону колеса обозрения.
Меня подхватывает ярмарочная толпа. Дети бегают во все стороны одновременно, только и гляди, чтобы не сбить кого ненароком. Взрослые в открытых барах поглощают пиво с закусками. Вокруг много лотков с мороженым, со сладостями. Аттракционы на силу, ловкость, меткость. Колесо обозрения вблизи оказывается не столь высоким, но все равно покупаю билет.
Как только поднимаемся выше трех этажей, с восторгом гляжу на холмистую местность вокруг, которую пересекает синяя лента канала. Городок приятно вписывается кирпичными домиками и колокольнями в пейзаж. В общем, виды поразительные, словно в стране эльфов.
Внизу заурчали низким рокотом моторы. Это приехала толпа байкеров. Из канала в залив города заходят еще несколько яхт.
Спустившись на землю, далеко не ухожу. Усаживаюсь за одной из стоек ярмарочного бара и потягиваю виски. Удивительное транспортное средство появляется на пешеходной улице. Похоже на вагон трамвайчика, но сильно отличается от прототипа: посредине длинный деревянный стол, вдоль бортов скамейки, на которых люди сидят лицами друг к другу. Под столом расположены велосипедные педали, и каждый посетитель крутит их. Впереди рулевой передвижного бара, умело направляющий стол-вагончик среди гуляющих посетителей ярмарки. Конструкция подъезжает ко мне ближе. Замечаю, что по центру стола расположились кегли с пивом. Там же рядом сидит молодая девушка, которая разливает спиртное по бокалам и фужерам.
«Вот бы так прокатиться», — смотрю на посетителей бара на колесах с завистью. Но, видимо, нужна компания. Только так подумал, как заметил Олафа, вольно шагающего в окружении нескольких парней и девушек. Наши взгляды пересекаются. Группа молодых людей направляется ко мне.
В несколько минут перезнакомился со всеми. Компания разношерстная, в основном отдыхающие работники ярмарки и близлежащих заведений. Тут и арабы, и французы, есть и испанка. Парни, глядя на мой стакан, также взяли виски, девушки — по коктейлю.
— Надолго тут? — спросил меня пухлый темнокожий парень.
— До утра.
— Ребята, нужно поспешить, он тут всего-то до утра! Пройдем английским рейсом?
— Да-а-а! — отвечает ему компания.
— Что это такое? — спрашиваю Олафа.
— Будем останавливаться у каждого бара, опрокидывать по рюмке, и так дальше, и дальше.
Стало весело. Мы не только пьем, мы играем почти во всех аттракционах. В воздухе крик, гам при полном отсутствии агрессии. Уже не раз был побежден, и в то же время не один раз выходил победителем в затеянных играх. Вскоре начинает казаться, что давно знаю каждого из этой азартной компании.
Спускается темнота, но вспыхнувшие прожекторы позволяют забыть об этом неудобстве. В какой-то момент Олаф, оказавшись рядом, предлагает:
— Абсент?
И протягивает бутыль из темного стекла.
Пробую отказаться:
— Нет, не хочу, больно крепкий напиток. Мне уже и так хорошо.
— Крепкий, да, но не настолько. В нем 55 градусов, он не магазинный. Я сам настоял. Это не тот, где просто спирт с фильтрацией, — заверяет мой собеседник и, подмигивая, продолжает: — Увидишь зеленую фею! Только держись рядом.
— Что ж, давай!
Сказано — сделано. Рюмочки от фляжки граммов по 30 разошлись по рукам дружной братии. Что-то необычное в ощущениях. Вроде как все вижу ясно, но сконцентрироваться на четких линиях не получается.
Мы вновь шагаем по ярмарке, но уже в обратном направлении. Бросаемся шариками с водой, танцуем под заводные ритмы дискотеки. Выдуваем самые большие мыльные пузыри.
Вновь абсент, и после этого сознание начинает ускользать. Восприятие прерывистое. Вот танцую, вот стреляю в тире, вот кручу педали стола-велосипеда. Успеваю порадоваться, что все-таки оседлал этот агрегат. Далее еще несколько неясных сцен.
Неожиданно осознаю, что вижу пугающие металлические фигуры детей с окровавленными конечностями и красными горящими глазами. Это последнее, что мелькает в голове. Сознание отключается, и наступает тишина.
Слышу, как заводится двигатель, именно этот звук выводит из сна. Лежу. Глаза не открываются. Голова трещит. «Чего это мне так хреново?» — даже сама мысль скрежещет напильником.
Слышу, как кто-то на палубе убирает швартовы. Яхта мягко отчаливает от пристани, выходит из марины и начинает маневрировать. От поворотов мутит. Поворачиваюсь на бок. Приоткрываю глаз. Свет из иллюминатора больно бьет в прищуренный глаз, и тот самопроизвольно вновь закрывается.
Но все-таки оглядеться нужно. Насильно заставляю себя поднять веки и тут же ловлю в фокус чайник на камбузе. Протягиваю руку и, с трудом дотянувшись, припадаю к вожделенной влаге. «Сушняк, это сушняк», — вновь болью отдает мысль.
Медленно усаживаюсь на койке. Подношу к губам носик чайника. Жадно пью. «Черт, я мало что помню», — пытаюсь выстроить цепочку событий, но пока безрезультатно. Одно знаю точно, что погулял здорово. Пересохшие губы расцветают улыбкой.
Яхта тем временем выбирается из залива и берет направление на юг. Пододвигаюсь к умывальнику, ополаскиваю лицо, чищу зубы. Становится легче. Переодеваюсь в чистую одежду. Хорошо, что переодевать-то всего ничего — плавки, шорты да майку.
Осторожно выглядываю в ярко освещенный кокпит. Вот неожиданность! Напротив управляющего яхтой Сергея еще кто-то сидит. Неужели Серый прихватил пассажира? Выбираюсь наверх. От набегающего ветерка сразу становится лучше.
— Я тебе рыбный бульон сварил, он у стенки стоит, — старпом кивает в сторону входного люка, где виден термос на камбузе. Пока он мне это говорит, всматриваюсь в нашего пассажира.
Ха, да это же плюшевый медведь в человеческий рост! Разгадка приносит облегчение. Оборачиваюсь на камбуз, чтобы достать термос. Действительно, нужно подкрепиться, хотя, по ощущениям, организм еще против.
Первую ложку отправляю в рот с трудом. И в тот же момент теплая благодать растекается по организму, возвращая меня к жизни. Съедаю вторую ложку живительного бульона, а дальше уже с аппетитом пью прямо из термоса. Отрезаю кусок черного хлеба и возвращаюсь к Сергею на палубу.
— Это откуда? — киваю в сторону медведя, который занял почти всю банку.
Слегка улыбаясь, Сергей молча достает трубку.
— Со слов провожавшей тебя к «Олексе» компании, это выигранный тобой суперприз.
— Что?! — в недоумении смотрю на мохнатую игрушку.
— Как утверждал светловолосый высокий парень, — Сергей пыхтит трубкой, — ты медведя в тире выиграл.
— А из чего я стрелял? — продолжаю рассматривать зверя.
— Этого мне не сказали. Мне и про медведя объяснили только потому, что я отказался принимать его на борт.
— А я что в это время делал?
— Да ничего. Сказал, что твоя вахта с 12 дня и чтобы я готовился к самостоятельному отходу в 9 утра.
— А поздно я пришел?
— Скорее рано. В пятом часу.
Осмысливая ситуацию, некоторое время сижу молча. Чуть позже мой взгляд останавливается на судовых часах.
— О, у меня еще есть время вздремнуть! Все по плану, в 12 приму вахту, — буркаю себе под нос и спускаюсь в каюту.
Упав на койку, тут же проваливаюсь в сон.
Срабатывает будильник. Через четверть часа вахта. Вскакиваю. Готовлю сладкий чай и выбираюсь на палубу. Меня встречает медведь, сидя на своем месте. Но на этот раз замечаю, что смотрит он с какой-то издевательской ухмылкой. Тут же всплывают в памяти отрывки чего-то неприятного, даже жуткого из прошлой ночи. О, блестящие дети с ужасными улыбками и зубами, — окончательно сформировалась картинка.
Впереди вижу очередную пристань.
— Давай к причалу, — тише обычного, не командую, а скорее прошу Сергея.
Тот изменяет направление движения. Через пару минут яхта зависает у самого причала. На нем никого. Не набрасывая швартовы, хватаю медведя и рывком высаживаю на пристань. Мгновенье смотрю на него. Выпрыгиваю и быстро перетаскиваю косолапого на скамейку под навес. Тут же возвращаюсь на «Олексу» и подменяю Сергея на руле.
— Вахту принял! — громко рапортую приятелю. Поворачиваюсь к причалу, беру рукой под козырек. Удачи, дружище! Даю резкий ход яхте и последний раз смотрю на мишку.
— Вахту сдал! — неожиданно без эмоций произносит Сергей и спускается в каюту.
Устраиваюсь поудобнее и рассматриваю проплывающие мимо берега. Местность стала равнинной, лишь на удалении многих километров видны высокие холмы. У воды часто встречаю рыбаков со спиннингами. Один у меня на глазах вытащил щуку в несколько кило весом. Солнце припекает, сознание притупляется. Уже почти дремлю, чего на вахте делать категорически нельзя.
В этот момент из-за поворота показывается колесный пароход. Идет такой важный, лопастями колес шлепает по воде, взбивая пену. «Ну, все, — думаю, — догулялся вчера на ярмарке, глюки». А сам тем временем Тома Сойера на палубе теплохода высматриваю. Прямо как ребенок, даже рот от удивления открыл.
— Реплика, — спокойная фраза Сергея, который незаметно поднялся на палубу, разрушает чары, что перенесли меня в Миссисипи.
Оборачиваюсь к своему помощнику. Взгляд мой, видимо, все еще затуманен, поэтому он поясняет:
— Пар из трубы не идет — значит, современный дизель у него.
Как только это осознаю, ощущение сказки отпускает полностью. Пароход-реплика неспешно проходит мимо «Олексы», и вот мы можем рассмотреть только его корму, уходящую вдаль.
«Жаль, а так хотелось увидеть Тома Сойера и Гелькберри Финна», — скрываю свои мысли от Сергея. И тут же одергиваю сам себя: «Дядя, тебе сколько лет? Чего это ты в детство заигрался?»
Но чувство праздника не отпускает. Обернувшись в очередной раз, замечаю, что нас догоняет парусник. Узнаю в нем знакомый силуэт, который мы с Сергеем видели у входа в канал. Пока крутились возле шлюза, смогли подробно рассмотреть всех соседей, в том числе и этого многомачтового красавца. Парусник вновь оживляет ощущение сказки, и я тихо лелею волшебство внутри.
Набежала небольшая тучка, закапал мелкий дождик. Нас нагнала череда грузовых кораблей, в основном под флагами Ямайки, Коста-Рики, Панамы. Лишь несколько раз встретились корабли под голландским и немецким штандартами. Под первыми бегают морские паромы, под вторыми — местные баржи.
— Тут есть долина окаменевших троллей, — произносит Сергей.
Он по телефону просматривает карту близлежащей местности.
Бабах! Удар о дно. Яхта погружает нос в воду, каюта подпрыгивает. Сергей хватается за леер. Я же только киваю и пытаюсь оценить обстановку. Инстинктивно руль выкручиваю на середину русла. Больше не успеваю что-либо понять и предпринять. «Олекса» сама сходит с подводного препятствия. Эхолот показывает четыре метра.
— Что это было? — Сергей отпускает леерное ограждение.
— Удар был как по камням. Эх, теперь нужно киль проверить. И лучше было бы это сделать, подняв яхту из воды.
Передаю управление Сергею. Спускаюсь в каюту, поднимаю пайолы, там все сухо. Хорошо, яхта выдержала удар без последствий. Вновь сажусь за штурвал.
— Наверное, нас пытался схватить за киль тролль, — Сергей задумчиво закуривает трубку. — Видимо, не понравилось ему, что ты, капитан, вчера к его зеленой фее заходил.
Сергей шутит. Я же под впечатлением от происшествия веду «Олексу» по каналу, словно она громадный танкер с 12-метровой осадкой, то есть почти по центру фарватера.
Дождь закончился. Прошли под высоченным мостом. Экипажи идущих навстречу яхт таращатся на нас с недоумением. Уже более десятка километров большие корабли нам не попадаются. Только у самого шлюза в Эльбу навстречу выходит настоящий танкер. Ширина канала в этом месте свыше 200 метров. Решаю расходиться с ним, как большие морские корабли, почти прижимаясь бортами друг к другу. «Олекса» здорово прыгает по волнам от носового буруна гиганта.
Сразу же открывается вид на Брунсбюттель, городок на Кильском канале. За спиной у нас остаются сказочные сто километров красоты и чудес, которые «Олекса» преодолела за эти два дня.
— К швартовке готовсь! — отдаю команду.
Место, где будем становиться, расположено прямо напротив многочисленных кафешек набережной. Посетители здесь — бывалые яхтсмены в ожидании выхода в Северное море. Или наоборот — идущие в Балтику после бурной Эльбы. Немного нервничаю, как на экзамене. В Сергее напряжения не чувствуется.
— Становиться будем лагом, — поясняю старпому. — То есть бортом, если по-сухопутному.
Место стоянки довольно узкое. Еще и течение из-за шлюзовых механизмов непонятным для меня образом часто меняет направление. Борясь с ним, иду на средних оборотах. Нос «Олексы» бросает то в одну, то в другую сторону. Выпрямляю направление ее движения и резко завожу яхту в узкое пространство. В распоряжении всего несколько секунд, чтобы увязаться швартовыми, иначе рискуем навалиться на соседнюю яхту, стоящую у нас по корме.
«Олекса» на мгновение замирает у причала. Сергей легко и непринужденно сходит на берег, мягко и четко закладывает швартовы. Глушу двигатель.
— Стали на «отлично», — полушепотом оцениваю наш маневр.
Сергей лишь пожимает плечами. Подходит хард-мастер. С интересом рассматривает наш флаг.
— Стоянка за сутки пять с половиной евро, душ и электричество включены, — оглашает он ценник.
«Шара, — думаю про себя. — По-другому и не скажешь».
Но стоянка неудобна тем, что множество яхт постоянно приходят и уходят, и все это при сложных маневрах у наших бортов. «Олексу» без присмотра не оставить. Сергей принимает береговую вахту. Я же отправляюсь на прогулку по городку Брунсбюттель.
Наведываюсь в музей строительства Кильского канала. Здесь представлены макеты шлюзов, якоря и гребные винты. Без них не обходится, наверное, ни один морской музей. Дальше поднимаюсь на шлюз: понаблюдать за маневрами кораблей. Тут есть стенд с флагами государств, суда которых шлюзовались в Кильском канале. Белорусского флага нет.
Вдоволь наглядевшись на морские громадины с необычного ракурса, сверху, отправляюсь гулять по городку. Он покоряет мое сердце раздольной Когштрассе, где проезжая часть и тротуары одинаковой ширины. Улица будто и не немецкая вовсе, а американская. Как их там называют — авеню? Домики двухэтажные. Сплошь магазины и кафе. Захожу в первый попавшийся магазинчик. Хлеб — 1,5 евро кило, столько же за литр молока. Пиво — 1 евро. Помидоры, огурцы, бананы — по 2 евро за кило. Сыр — 10 евро. Кефир — 1,2 за литр. Разузнав о ценах на продукты, возвращаюсь к «Олексе».
Кильский канал, связывая Балтийское море и Северное, сокращает водный путь больше чем на 500 морских миль. Здесь очень живописно. Достаю телефон, чтобы сделать несколько снимков «Олексы».
— О! — нечаянно вырывается возглас. Обнаруживаю несколько фотографий со вчерашней ночи, когда гулял с компанией на берегу. Взгляд тут же выхватывает серию металлических фигур на фото. Это скульптуры малышей и животных, расположенные прямо на детской площадке. Они все из бронзы, у всех двигаются суставы. Любой фигуре можно задать какую хочешь позу. Даже лица детей можно изменить: открыть рот, закрыть глаза. Обнаруживаю пятна крови на руках металлического ребенка. Видимо, кто-то здорово поранился, вокруг битое стекло. А, все понятно! Вот откуда в голове эти неприятные образы. С удовлетворением переворачиваю страницу с тревожащим до этого момента вопросом.
Завтра — на Эльбу, выходим на крайний плацдарм перед Северным морем. Страшновато, и от этого прямо дух захватывает. За полчаса до полной воды готовимся к выходу. У шлюза уже крутятся пять яхт.
Пока выбираемся из марины, пересекаем фарватер, ворота успевают закрыться. Удивительно, но факт: пять яхт, ожидающие входа в шлюз, так и продолжают нарезать круги у высоких стен. Оказывается, их не пустили. Наступает время ожидания. Кто-то пребывает без движения, кто-то стоит кормой к ветру и старается задним ходом удержаться на месте. Постепенно беспорядочное движение яхт переходит в четкое круговое, против часовой стрелки. И это без общения, без централизации. Удивительно. Но, действительно, стало удобно. Нет надобности быть начеку. Иди себе тихим ходом за передней яхтой, и всего-то. Вот так нарезаем круги друг за другом.
Вновь открываются ворота шлюза. Показывается только одна яхта, что немало удивляет. С нашей стороны подходит танкер. Но шлюз не пропускает его. Ворота открыты, видно двухмачтовую английскую яхту. Она все никак не отдаст швартовы и не покинет шлюзовую камеру.
Через час у нескольких капитанов сдают нервы. Гневно что-то крикнув в пространство, они сходят с круга ожидания и пришвартовывают судна к голландской самоходке у берега. Проходит еще полчаса. Уже ясно, что в шлюз зайдет танкер. Вопрос: пустят ли яхты?
И тут округу потрясает громкий рев танкера. Экипажи дружно присели, и мы с Сергеем не исключение. Так неожиданно громадина подала голос. Минута тишины, и вновь рев большегруза. Нервы не выдерживают и там.
О, чудо! Английский двухмачтовик покидает шлюз. На борту совсем юный экипаж. Видимо, яхт-школа, летний поход.
Следом за ними выскакивает пароходик начала XX века, а в шлюзовую камеру продвигается наш танкер. Все яхты подходят почти вплотную к воротам. Вопрос один: пропустят нас или оставят на следующий цикл шлюзовки? Уже час как на Эльбе начался отлив. Если не пройдем сейчас, пропустим попутное течение. Придется ждать следующего цикла полной воды, который наступит только спустя полсуток.
— О, да! — вырывается у меня. Мигает белый сигнал. Это приглашение яхтам заходить в шлюз. Мы вторые, лихо идем за 15-метровым судном, плавно проскальзывая вдоль пришвартованного танкера. По ширине проходим с большим запасом, а вот на других яхтах, больше нашей, экипажу приходится руками отпихивать борт танкера, минуя его корму.
Стоим. Створки ворот за спиной смыкаются. Все довольны, еще успеваем с отливом уйти вниз по реке.
Уровень воды поднимается примерно в человеческий рост. Ворота открываются. В камеру шлюза тут же врываются метровые волны. Яхты бросает из стороны в сторону. Я здорово прикладываюсь коленом, поскользнувшись на понтоне. Нам с Сергеем только со второй попытки удается отойти от стенки шлюза. Нос танкера остается за спиной, наша яхта проскакивает в ворота и срывается в круговерть еще невиданных доселе волновых скачек. Впечатление, словно слоеные водяные плиты с силой обрушиваются на нос «Олексы».
За первый час движения нас постепенно обходит вся толпа суденышек, вынырнувших из шлюза. Течение дает плюс четыре узла хода, что с нашими тремя против волны и ветра составляет семь. Ветер усиливается, только две яхты подняли паруса и пытаются уйти в лавировку. Но напрасно. Спустя час они сворачивают «крылья» и вновь полагаются только на дизель.
Теперь ветер в порывах доходит до 35 узлов. Наша яхта почти остановилась, движение относительно воды всего один узел. Прибавляем скорость течения и получаем пятиузловый ход в сторону моря. Металлическая двухмачтовая польская яхта впереди временами совсем останавливается. Меняет направление, пытается идти вдоль волны. Мы ее явно нагоняем. Но и «Олекса» движется на пределе своих возможностей. Нередко после серии крупных волн мы полностью останавливаемся, так как корпус пытается свалиться под ветер. Только резкими манипуляциями румпеля удается возвращать яхту на положенный курс. Использую завышенную площадь пера руля. Обычно чрезмерно чувствительный руль не приветствуется при строительстве яхт, но сейчас это его свойство играет нам на руку.
Навстречу идет яхта под одним стакселем по волне. Ее почти не качает. «Как же здорово ходить с ветром!» — проносится мысль.
По рации раздаются сигналы о помощи, но не критические, ситуация не угрожает жизни. Просто судно уносит в море без работающего двигателя. Узнав параметры попавшего в беду, понимаю, что это моторный катер шестиметровой длины. Слышу, что за ним высылают быстроходный малый буксир.
Еще немного, и порывы ветра усилятся. Тогда придется либо возвращаться, либо становиться на якорь. Хотя какой якорь: под нами обнажающееся в низкую воду дно. Нужно свернуть к фарватеру. Меняю курс. Вывожу «Олексу» к кромке глубин за красными буями. Палуба бака полностью уходит под воду. Впервые вижу такое на своей яхте. Волна, созданная сильным ветром против отлива, словно в водную пещеру затянула нос «Олексы». Та подняла форштевень высоко вверх, поток схлынул с корпуса, яхта полностью остановилась. Но тут же, нехотя, вновь набрала скорость.
«Если двигатель остановится, разверну носовой парус и побегу вверх по течению», — с тревогой оцениваю обстановку. Прикидываю, а что если двигаться по течению, то есть кормой вперед относительно берегов? Сложный маневр, но возможный. «Приду без поломок, схожу в храм, свечку поставлю за здравие всех яхтсменов в бурных водах», — посещает очередная мысль.
С Сергеем не разговариваем, ветер полностью заглушает слова, даже если кричать. Напарник спрятался за комингсом каюты, но качка достает и его. Продвигаемся к устью реки. Впереди Северное море. Вижу три больших спасательных судна на якорях, призванных вылавливать тех, кого затягивает течением в море. Спустя час до интересующей меня марины остается еще восемь миль. Но теперь мы ближе к южному берегу Эльбы. Волна стала мельче.
Обстановка постепенно стабилизируется. Ветер дует без рывков двадцатку узлов. Волна — в метр. Терпимо. Польская яхта перестала зарываться в волны и легла на прежний курс.
Наша скорость относительно берега немногим более семи узлов. Пора пересекать фарватер. Но сухогрузы, идущие по нему, движутся плотным строем: два — сзади, один — навстречу, а есть еще пассажирский теплоход, спасательные суда и несколько моторных яхт. Пропускаем первый попутный сухогруз. Поворачиваю руль на середину фарватера. Все хорошо. Успеваем пересечь нахоженные воды, никому не помешав.
Вот и марина. И тут у меня слетает кепка. Не долго думая объявляю маневр «человек за бортом». Сергей взмахивает багром — и «утопающий», то есть мой головной убор, на борту. Пока возимся, пропускаем поворот в яхт-клуб. Его стены напоминают о рыцарских замках. Это здание морского вокзала. Там полно людей, наблюдающих за бурлящей белой пеной неспокойной Эльбы.
Разворачиваю яхту против течения. Сергей распускает штормовой стаксель. Взревев на пределе двигателем, начинаем медленно продвигаться вперед. Сворачиваем в спокойную акваторию яхт-клуба. Спешно сбрасываю газ, чтобы «Олекса», летящая, как стрела, не протаранила пирс.
Парус не скидываем, только распускаем шкоты, заводим «Олексу» в «стойло» и, чуть накинув швартовы, на четвереньках перелезаем на доски пирса. Наконец-то закончилась эта свистопляска. Некоторое время просто лежим, отдыхая от бешеного перехода. Слушаем, как над защитным валом марины неистово воет ветер.
Через четверть часа поднимаюсь, снимаю сапоги. Смотрю на Сергея. Тот задремал. Забираюсь на борт «Олексы», проверяю швартовы. Оглянувшись, вижу, что мой старпом пошел убирать парус. Неспешно переодеваюсь, беру документы. Сергей снимает верхнюю одежду, раскуривает в кокпите трубку.
— Я на оформление и дальше в храм. Ты со мной?
Харб-мастеров двое — мужчина и женщина.
— Откуда и куда идете? Ветер обещают штормовой на завтра, вы в курсе? Пожалуйста, документы на яхту.
Передаю нужные бумаги.
— Какой длины судно? 18 футов? И вы направляетесь в Северное море? Крэйзи!
Служащие марины нервно переглядываются.
— На вашем, пусть и каютном, шверботе в эти воды идти — самоубийство!
— У нас килевка.
— Килевка при таком размере? Первый раз вижу, — признается мужчина.
— Что ж, тогда все в порядке, — отмечает дама.
Они на полном серьезе, без юмора, назвали нас сумасшедшими. Впрочем, такими мы и кажемся всем трезвым, не затронутых болезнью людям. А среди своих, зараженных, мы нормальные. Просто наш вирус — море.
Выходим с Сергеем из здания управления марины. Ветер прибавил силы. С моря с приливом начинают возвращаться яхты. Приходит словак одиночка, на судне девять метров в длину. Помогаем ему швартоваться, долго разговариваем о переходе. Он показывает, как расположил оборудование навигации, чтобы им можно было пользоваться из кокпита и из каюты. Приходят немцы на металлической 17-метровой яхте. Не помещаются в стандартную ячейку и встают у заправки.
Два старика-норвежца на восьмиметровой лодке, едва ступив на понтон, вытягиваются в полный рост отдыхать. Все, кто возвращается сегодня с моря, вымотаны. Рассказывают, что хоть волны не велики, но неприятно зыбки, а ветер очень свеж.
Спускаются сумерки. Уходит в город Сергей, я остаюсь на вахте. Прилив поднимается до семи метров.
Взбираюсь на насыпь, ограждающую марину. Исследую сушу. Сразу за забором — большая площадка-загон для автокемперов. Далее высокая дамба, за которой спрятался город с необычным названием Куксхафен.
Поскольку надвигаются сумерки, спускаюсь к яхте за биноклем и вновь поднимаюсь повыше. Теперь различаю перед насыпью, защищающей город, пляжный комплекс. Кажется, весь берег усыпан лотками с мороженым. Но на самом деле это диванчики, окруженные стенками и укрытые крышами. Только так, защитившись от ветра со всех сторон, здесь можно принимать солнечные ванны, иначе околеешь. Но это еще не все: люди действительно купаются. Вижу, как отважные отдыхающие споро заходят в море, поспешно окунаются, а то и проплывают несколько десятков метров. Но тут же возвращаются на берег, к горячим душевым, расположенным у кромки воды.
А вообще-то, эти кабинки-диваны напоминают ульи, и, кажется, я смотрю на пасеку. Перевожу взгляд в направлении моря. Несколько рыболовных судов небольших размеров, достигнув буев фарватера, поднимают снасти на борт. Стая кружащихся над ними чаек подсказывает, что идут с уловом.
Убираю бинокль и направляюсь к «Олексе». Покидающих марину яхт из-за непогоды и плохого прогноза на завтра нет. Прежде чем вернулся мой старпом, успеваю помочь еще трем пришедшим судам пришвартоваться.
Садимся с Сергеем за чтение карт прогнозов. Просматриваем несколько сайтов. Только завтра к вечеру ветер начнет спадать. Местные капитаны рассказывают, что тут всегда нестабильно. Более или менее точно предсказывать погоду можно только на три часа вперед, не более. Причем прогнозы у всех разнятся.
Выясняем предполагаемую высоту волн: завтра днем ожидается разгон до 2,5 — 3 метров. Разрисовываем таблицу приливов и отливов. В ближайший день возможен выход с высокой водой где-то часов в 11 утра. Следующий полный прилив будет через сутки в 11:30. На этот срок закладываем крайнюю дату выхода в зависимости от погоды. Заканчиваем с планами и укладываемся спать.
С первыми лучами солнца отправляюсь в город. У меня там дело, которое собирался решить еще вчера. Сразу за проходной яхт-клуба меня подрезает караван домов на колесах. Они лихо пролетели прямо перед носом и свернули на площадку для кемперов. Любопытствуя, поворачиваю голову вслед автомобилям. Кэмпы большие, почти как автобусы. Некоторые выглядят как экспедиционные грузовики. У многих еще и мотоциклы на подвязке.
Протопав мимо, попадаю на пляж с цветными кабинками-ульями. Несмотря на утро, некоторые коробочки заняты. Дорога приводит меня к дамбе, защищающей город от наводнений. Поднимаясь по ее ступенькам, обнаруживаю цветные таблички с отметками максимального уровня наступления моря. В самый сложный год воде не хватило до верха дамбы буквально восьми ступеней.
Направляюсь в город. Малолюдно. Домики, заборчики, клумбочки. Все пасторально-патриархально. Много рыбных ресторанчиков. Захожу в ближайший. Сытное блюдо обходится в десятку евро. Потяжелевшей походкой направляюсь в доки. Прохожих прибавилось. Обнаруживаю немало магазинов с отличным ассортиментом спортивно-туристических товаров известных марок по низким для Европы ценам. Поворачиваю на юг.
Улочки перемешались. Во дворе одной из них виден старинный автомобиль. Подхожу. Пока рассматриваю английский Родстер, подъезжает винтажная пожарная машина. Выскакивают несколько парней:
— Что, интересует?
Вообще в этом городе немецкий язык очень специфичный. Английский же никто из встреченных мною не знал. Удивительно, что парни легко на нем говорят.
— Да, очень, — отвечаю. — Олдкары мне симпатичны.
— Купишь?
— Нет. Я бы присоединился к процессу восстановления, покрутил своими руками.
Парни с улыбками направляются к закрытому ангару дальше по улице.
— Подходи, сейчас чего-то покажем.
Открывают ворота, а там… Даже не знаю, что за авто, настолько оно древнее, годов 50-х, наверное. Машина черного цвета, длиной метров пять, со скругленными боками. Думаю, что представительского класса. Название мне ни о чем не говорит. Парни тем временем открывают капот, распахивают дверцы.
— Кузов мы уже восстановили, теперь вот отделкой занимаемся.
Поясняют по ходу:
— Двигатель тоже перебрали. Еще несколько недель, и можно будет прокатиться.
— Продавать будете?
— Да, скоро выставка.
— Сколько такая красавица может стоить?
— Выставим тысяч за 40.
— Это много или мало?
— Это хорошо. Мы ее купили за четыре и вложились еще на десятку. Поэтому нормально.
— Вдвоем над ней работаете?
— Нет, втроем. Занимаемся, как правило, одним проектом, редко двумя параллельно.
— Ну как, присоединишься к работе?
— Нет, парни, я еще город толком не посмотрел, у меня там дела.
Тайное посещение святыни
Шагаю дальше, к улочкам с низкими деревянными домами. Прекрасные особняки плавно переходят в трехэтажки. Впереди маячит башня костела. Неоготический храм святого Петра. И тут меня настигает разочарование: костел на ремонте. Лицевая сторона в строительных лесах. Центральные двери закрыты.
Сажусь на скамейку и осматриваю сооружение: красные кирпичи, большие мозаичные окна. Главное — на строительных лесах никого нет. Сам того не ожидая, поддаюсь порыву и начинаю взбираться по ним. Уже на высоте второго этажа обнаруживаю открытое мозаичное окно. Заглядываю внутрь. Храм кажется действующим. Осторожно ступаю на подоконник и схожу на балкон, где обычно располагается хор. Никого. Тихо на цыпочках спускаюсь в зал. Ступеньки возвращают к входной двери, она действительно заперта. Рядом обнаруживаю столик с храмовыми товарами и металлической баночкой для оплаты. Кладу несколько монет и беру восковые свечи. Шагая через зал к алтарю, читаю православную молитву, ставлю свечу деве Марии. Образа Николая Угодника не нахожу. Есть ли он в костелах, не знаю.
Присаживаюсь на лавку. Осмысливаю вчерашнее приключение. Да ничего особо опасного и не произошло. Ситуация была под контролем и даже под надзором спасательных кораблей. Но в море все воспринималось острее.
Мысленно благодарю святых за то, что все и вся выдержало. В помещении полутемно, лишь тусклый свет мозаик да горящих свечей. Думы устремляются в сухопутную суету. Вспоминаю о семье, обо всех, кого оставил в Беларуси. Приобретаю больше свечей, чтобы поставить за здоровье родных и близких. А еще за переход через Северное море — пусть удача улыбается «Олексе».
Поскольку я расплачиваюсь купюрой (монет совсем не осталось), на сдачу набираю лампадок. Сразу же зажигаю и расставляю их у алтаря. Теперь помещение кажется еще более таинственным, словно декорация к фильму о Средневековье. Тени от живых огней пляшут на стенах. Полчаса сижу в этой цветной тишине, в танце теней и света, в намоленном верующими пространстве. Поворачиваюсь к выходу и вспоминаю, что он закрыт.
«Что, опять через окно?» — в раздумьях двигаюсь по правой стороне зала. Обнаруживаю малоприметную дверь, которая отличается от деревянной обшивки стен только наличием ручки. Осторожно нажимаю на нее и ощущаю свежее дыхание улицы. Вдруг раздается звон колокольчика. В ту же секунду напротив распахивается точно такая же дверь. Обернувшись, вижу силуэт женщины. Она протягивает руку, и зал вспыхивает огнями. Прищуриваюсь от яркого света и окончательно покидаю костел.
Шагаю в сторону моря вдоль автомобильной дороги. Она бежит прямо к дамбе. Подхожу ближе и вижу, что все входы в город для моря перекрыты. Между дамбами установлены неприметные, но мощные стальные ворота, которые в случае наводнений надежно запирают город на замок.
Неспешно прогуливаюсь еще пять минут, глазею на свинцово-зеленые яростные валы. Грозный ветер нещадно срывает белые пенные шлейфы. Те птицами летят параллельно волне на несколько сотен метров.
А вдали вырисовываются призрачные очертания грузовых кораблей. Они пережидают шторм, вцепившись якорями в мелкое дно Ваттового моря. Разгар непогоды. Время полной воды.
Только через час возвращаюсь в марину. Обращаю внимание на стаю ворон над яхтами. Удивляет то, что они летят хвостами вперед. Забавно. Сильный ветер разворачивает легких птиц хвостами вперед и гонит прочь. Две вороны попадают в ветровую тень насыпи и тут же падают на понтоны. Хорошо еще, что не в воду. Пытаются разогнаться, подпрыгивают вверх, и вновь бурная стихия подхватывает их и швыряет на яхту. Умные птицы осторожно поднимаются в воздух, буквально на метр, и летят вдоль насыпи, укрывшись от ветра. Лапами и клювами цепляются за голые ветви одиноко стоящего дерева. Листву оно имеет только там, где защищено валом.
Сергея застаю на соседней яхте. Тот оживленно беседует с семейной парой наших лет. Оказалось, они идут из Болгарии. Уже два года длится их путешествие. Новые знакомые вручают нам морской альманах на текущий год с графиками приливов и отливов.
— Нам он уже ни к чему, завтра уходим в Кильский канал, а далее в Балтику, там приливов и отливов нет.
Сегодня обедаем всухомятку: яйца — мюсли — сырная нарезка — колбасы — булочки. Времени у нас полно — более десяти часов. Сергей уходит побродить по городу. А я отправляюсь на адмиральский час.
Просыпаюсь уже после отлива. Смотрю, как далеко ушла вода. Кажется, песок тянется до самого горизонта.
Начинается прилив. Через три часа с моря приходит тяжелая двухмачтовая яхта. Помогаю экипажу пристать к берегу и тут же набрасываюсь с расспросами: как там в море? Ветер вроде бы стих до 20 узлов, а что с волной?
— Волны еще высокие, мы уходили с двухметровыми. Сильно болтает, а ветер действительно идет на спад.
Беру планшет и читаю прогнозы. Нужно выступать сейчас, затишье прогнозируется на двое суток. Если выйти утром, можем и не успеть. Остается дождаться старпома. Готов ли он рискнуть, направившись в еще не утихшие воды Северного моря?
Ухожу на вал, где меня находит Сергей. Мы любуемся закатом. Впервые за последние дни небо мелькает меж туч небольшой ясной полосой. Оранжевое солнце тает в лиловой дымке горизонта. Ах, эта бескрайняя даль утихшей к вечеру темно-синей воды, с золотыми отблесками угасающего дня. Краски потрясающе нежные, прозрачные и чистые на фоне свинцовой стены отступающего дождя.
Куксхафен — край земли. Конец географии. Место спокойствия, гармонии и тихих эмоций. И сегодня вечером, и завтра утром. И послезавтра. И через месяц. Всегда. Удивительное место — хорошее, живое, спокойное, человечное. И очень свободное. Здесь можно остаться надолго. Но не нам, не сегодня.
В двух словах излагаю свои планы. Сергей кивает, и мы идем готовиться к выходу во все еще бушующее море. Стартуем в полной темноте, в самую полночь.
Полночь. Сообщаю по рации о выходе в море. Разгоняю яхту на спокойной глади марины и на полном ходу врезаюсь в проносящиеся пятиузловым ходом воды Эльбы. Если выскользнуть из марины, не набрав скорости, яхту течением размажет по защитному валу. Поэтому нужно выскочить как можно дальше от берега. Двигатель работает размеренно, ни намеком не выдавая, что ждет нас дальше. Конечно, море, но не только. Сюрприз проявится с наступлением светлого времени суток.
Отлив начался полчаса тому назад. Мы не одни на фарватере. Со стороны реки идет нескончаемый караван больших судов. Все они пережидали непогоду и теперь одновременно ринулись в путь. Корабли ярко освещены. Со стороны флотилия кажется плывущим по волнам городом.
Волны в Эльбе нет. Не нужно пересекать фарватер, и мы, скинув обороты двигателя, мерно продвигаемся в море, оседлав речное течение. Проходим мимо последнего мола. Берег начинает удаляться.
Близость ярко освещенных больших судов не позволяет переключиться в режим ночного перехода. Только глаза приспособятся к темноте, а уже нужно смотреть в сторону кораблей. Взгляд, пробежав по освещенным корпусам, вновь теряет возможность видеть в темноте. И так постоянно.
Навстречу проносятся два лоцманских корабля. Мы вжимаемся в кромку фарватера, уступая им дорогу.
Только через час под нами достаточные глубины, чтобы наконец-то покинуть проторенный путь. Сворачиваем на чистый запад. Распускаем паруса и глушим двигатель.
Сергей принимает вахту. В водах, где мы идем, работают рыболовные суда. Они блистают огнями, как рождественские елки. Множество прожекторов светят прямо в воду. Это позволяет быстро и спокойно принять на борт улов. Наши глаза мощные лучи света не раздражают.
Идем по Ваттовому морю, между выступами скал небольших островков Нигехерн и Нойверк. Они возвышаются над водой буквально на несколько метров. Сюда в отлив прямо по дну приезжают повозки, запряженные лошадьми. Сейчас же под нами три метра глубины.
Звездное небо отражается в ласковой волне. Шторм уже несколько часов как прошел, и прилив сгладил неровности морской поверхности. Волны стали длинными, по 50, а то и по 100 метров. А в высоту едва ли с метр. Они почти не ощущаются. Все, что напоминает о непогоде, это тающие следы пенных шлейфов, которые беспощадно разбросал ветер.
Идешь вот так по темным, отражающим бархатное звездное небо водам Северного моря, как неожиданно под носом яхты мелькает светлая полоса примерно в метр шириной. Поначалу мы не понимаем, что это такое и даже не решаемся пересечь ее. Идем вдоль. В длину она не менее сотни метров. Обходим первую полосу, как вдруг перед нами вкрадчиво ложится еще одна. Наконец улавливаем закономерность: полосы примерно параллельны друг другу. Снизив скорость до минимума, медленно проходим по светлому шлейфу. Освещаем его фонариком и видим просто игривые пузырьки в воде.
Ухожу спать. Закрываю глаза. Сон, словно теплый нежный плед, укутывает тело. Погружаюсь в ласковую бездну и выныриваю один, посреди безлюдного бушующего моря.
Сильный ветер мчит «Олексу» по нарастающим волнам. Прибой, но я его не слышу, в ушах лишь яростный свист. Непонятно, откуда он. Явно вижу вдалеке брызги от обрушивающихся на камни волн. С тревогой всматриваюсь в изгибы побережья. Слева, где-то милях в трех, наката волн не видно. Там то ли русло реки, то ли залив
Снайперски провожу под парусами яхту в малый заливчик. В центре –мол или узкий полуостров. Водная гладь расходится в разные стороны, словно штанины брюк. Аккуратно обхожу полуостров слева, пытаясь приблизиться. Глубины не хватает, эхолот предупреждающе орет. Бросаю якорь, спускаю на воду шлюпку, та носом упирается в грунт.
Дно мягкое, но не илистое. Я не ощущаю, но ясно знаю: там вязкая рыжая глина. Бегом, легко, словно скользя по воздуху, взбираюсь на крутой берег. Я высоко, мачта моей яхты покачивается далеко внизу. Кругом ни души. Раскладываю спальник и вроде бы засыпаю. Но нет, уже рассвет.
Смотрю сверху на яхту и шлюпку. Отлив быстро опустошает чашу залива. Бегу, не успеваю. Вижу, как срывает с якоря шлюпку, а затем и яхту. С разбега прыгаю на обезвоженное дно и тут же застреваю в цепких объятьях липкой глины. Ползком, как из болота, выбираюсь на твердую землю. Без напряжения, без физических усилий, легко.
Яхта лежит в середине «штанины», до нее просто так не добраться. Собираю хворост, чтобы вымостить тропинку. Но… Был отлив, а тут начинается прилив! Водный поток устремляется внутрь бухты. И вот левая «штанина», словно дамбой, перегорожена выступами скал и принесенного волнами топляка — здоровых увесистых бревен. Хватаю в охапку хворост, выкладываю его перед собой, стараясь успеть пробраться к яхте. Она призрачно маячит вдалеке.
Волны становятся выше, вот-вот захлестнут край нерукотворной плотины. Неожиданно снизу, со дна, столб воды поднимает густой глиняный поток. Яхта исчезает в его пучине. Меня подхватывает и кружит водоворот. Глиняная смесь забивает ноздри, в горле першит. Вода, должно быть, холодая, но мне тепло. Пытаюсь плыть к берегу. Поток играет мной, словно щепкой. Яхты нигде не видать. А тем временем течение несет меня к выходу из бухты.
Кажется, прошло уже несколько часов. Странно, думал, что бухта не более нескольких кабельтовых, а вот уже пол светового дня бултыхаюсь в воде. Усталости не ощущаю. По-прежнему — легкость, какая-то ватная невесомость в теле. Раз за разом пытаюсь подплыть к берегу, но крутые каменные утесы не позволяют ни уцепиться, ни выбраться из воды.
Вновь ощущение отлива. Прилив не успел выбросить меня на открытое морское побережье. Зато обнажил волнолом. Побарахтавшись в пенных волнах, хватаюсь за корни деревьев. Дожидаюсь спада воды, которая уходит все дальше вглубь бухточки.
И вновь та же сложность — топкая глина. Выйти на сухой берег возможности нет. Скалистое крутое побережье не дает взобраться на твердую землю. То бреду, то ползу по дну вдоль береговой линии к волнолому.
То ли сон, то ли реальность
Дошел. Волнолом обильно покрыт склизкой противной глиной. Первая попытка взобраться на него успехом не увенчалась — скатился. Вновь пробую и вновь скатываюсь. Еще несколько безрезультатных попыток. Устал.
Лежу. Немного отдышался. Вновь поворачиваюсь на живот и ползком пытаюсь осилить подъем. Рука нащупывает предмет, похожий на черенок лопаты. Хватаюсь за него и тут же вместе с ним скатываюсь в липкую глину. В руках кусок весла. Настоящего, деревянного, метра полтора длиной. Втыкаю его в залепленную грязью стену и подтягиваюсь. Далее стараюсь найти устойчивую кочку на дне и перенести тяжесть тела на нее. Тут же выдергиваю обломок весла и вгоняю его выше.
Несколько раз соскальзываю, но к подножью волнолома не скатываюсь. Фрагмент весла здорово помогает цепляться. Впервые поднимаю голову до верхней границы волнолома. Отчетливо слышу мягкий шелест волн. Хватаюсь за сколькие камни и, вновь выдернув обломок весла, пытаюсь вогнать его в расщелину почти у самого верха. Кусок весла, словно копье, пробивает грязь и вылетает на ту сторону волнолома. С трудом удерживаюсь на стенке, протискиваю руку в образовавшийся пролом и крепко хватаюсь пальцами за камни. Телом прижимаюсь к стенке, заляпанной глиной, а ногами ищу доступные выступы. Ба, вот этот вроде держит. Медленно переношу на него тяжесть тела. Теперь плавно выпрямляю ногу, отделяюсь от стенки. Глина нехотя отпускает. Отчаянный толчок, и моя правая рука хватается за вершину волнолома. Перехват второй рукой. Пытаюсь помочь ногами, неистово ими работаю, пробуксовываю по стене. Рывок, и вот я лежу на краю бетонной стены. Перекатываюсь на спину. И первое, что бросается в глаза, — удочка с леской, уходящей далеко в море. А рядом с ней трековые ботинки.
Снимаю спасжилет, стягиваю заляпанную глиной куртку штормяка и бреду к морской воде. К чистой, не глинистой. Захожу в прибой. Смываю с себя слои глины. Вдруг голос за спиной. Оборачиваюсь. Рыжеволосая женщина с двумя собаками что-то пытается мне сказать. Я не слышу, вижу только, как шевелятся ее губы. Выхожу из воды и направляюсь к необычной компании…
Приоткрываю глаза. Где я? Солнце еще не встало, но небо уже светлое. Пора вставать, завтракать и заступать на вахту. Сегодня предстоит много пройти. Что же это мне снилось? Такое яркое, реалистичное? Словно явь.
Вместе с Сергеем завтракаем. Он отказывается сдать вахту, говорит, что не устал. Меняем направление «Олексы» на запад-юго-запад, так, чтобы маяк Минсенер, расположенный на необитаемом островке, остался по левому борту. Одним словом, берем курс в открытое Северное море, на Великобританию.
Ветер не сильный. Поднимаем самые большие паруса. Но даже с ними скорость чуть больше четырех узлов. Выходим из Ваттового моря в открытое Северное. Слева по борту длинный шлейф Фризских островов. Движемся параллельно.
Острова архипелага по 10–12 миль в длину. Между ними проливы шириной примерно в милю. Раньше здесь было побережье континента. А вместо моря чавкало болото. Но во время наводнения большая вода прорвала дюны и смыла торф в океан. Дюны стали островами, бывшее болото в приливы превращается в море, а во время отливов становится песчаным простором.
Минуем остров Вангероге. Беру бинокль и начинаю рассматривать следующий — Шпикерог. Сплошь зелень холмов. Только на западе просматриваются кирпичные строения. Пляжная полоса заполнена кабинками для загорающих. Подобные встречались в Куксхафене. Только здесь они сплошь белые или в вертикальную голубую полоску. В восточной части острова на пляже — яркие туристические палатки.
Перевожу взгляд за другой борт яхты. На десяток миль нескончаемым караваном протянулись грузовые суда. В прозрачной морской дымке они кажутся призрачно светлыми. И, что удивительно, идут с ходовыми огнями, несмотря на дневное время.
Вновь блуждаю взглядом по левому борту. Остров Лангеог. Замечаю легкий самолет, идущий на посадку. Ого, значит, здесь есть аэродром. Было бы здорово увидеть острова с высоты птичьего полета.
Берега Лангеога мало отличаются от предыдущих. Те же пляжи, холмы в зелени, редкие строения. А вот кабинок для загорания больше. Они здесь яркие, разноцветные: желтые, красные, синие, зеленые.
Откладываю бинокль в сторону. Сергей, как бывалый яхтсмен, разулся и управляет яхтой, упершись в румпель пяткой. Сам же, полулежа, расположился на борту и с наслаждением рассматривает окрестности.
Обед готовить нет желания. Вскрываем несколько банок консервированных овощей и, не подогревая, уплетаем вместе с кусками белого хлеба. А вот от горячего кофе не отказываемся. Чашки из английского сервиза, оставленного Максимом, украшают райские мгновения путешествия по Северному морю.
Нам сильно повезло, что стоит теплая ясная погода без сильного ветра. Идем с комфортом курортников. Через четыре часа подходим к острову Бальтрум. Он раза в три короче предыдущих. Ветер ослабевает, падает скорость. Медленно и долго продвигаемся к дальней оконечности острова. Со стороны моря он выглядит современным курортом. Нет, здесь нет гигантских многоэтажных комплексов. Но есть бетонная набережная, перетекающая в каменный вал. Виднеются черепичные крыши красных уютных домиков. Вдоль берега рассыпано множество литерных знаков навигации. Перпендикулярно пляжу расположены бетонные гасители волн. Каждый из них заканчивается знаком — двумя черными треугольниками, направленными вершинами вниз: сообщают морякам, что южнее находится мель.
Прибрежная акватория островка опасна подводными препятствиями. Но сам он, несмотря на малые размеры, привлекателен для отдыха. Миновав Бальтрум, яхта останавливается. Ветер стих.
Сергей достает телефон и подключается к мобильному интернету, благо, связь тут отличная. Поговорка «Дальше в море — лучше связь» себя полностью оправдывает. Особенно на первой пятерке миль от берега.
Прогноз неутешительный. Ветер слабый. И такое состояние почти на сутки, не считая легких бризов. Однако затишье, как говорится, — перед бурей. По прогнозу через 36 часов ветер разгонится до 40 узлов. С Северного Ледовитого океана идет циклон. Летом они, вроде, редкость, но нас непогода застанет прямо в пути.
— Вот бы успеть проскочить во внутреннее море Голландии Эйсселмер, — рассуждает Сергей, рассматривая карту. — По генеральному курсу — 100 миль. Значит, реального хода получается примерно 120, а то и все 140, с учетом возможного лавирования. Итого нужно ближайшие 30 часов держать скорость «Олексы» не ниже пяти узлов.
— При таком ветре это возможно только под двигателем, — подключаюсь к оценке ситуации. — Давай будем заводить мотор, и в путь. А там, даже если не успеем до непогоды, скроемся на ближайшем острове в марине.
Принимаю вахту. Сергей отправляется на бак. Спускает передний парус — геную — и увязывает его на палубе. Грот же оставляем поднятым в диаметральной плоскости яхты. Если ветер оживет, мы легко сможем его поймать. Сейчас тихо. Но парус ходу яхты не мешает.
Собираюсь завести двигатель, но вот незадача — замечаю поломку. С левой стороны крепления — приличная трещина. Судя по всему, неистовые скачки по водам Эльбы все же не прошли даром. Жаль, что неисправность не обнаружил в Куксхафене, где полно морских мастерских, в том числе и яхтенных. Внимательнее осматриваю крепление. На правой стороне нахожу вторую трещину, в том же месте, что и на левой.
— Все, Сергей, приплыли, — объявляю своему старпому. — Будем менять планы.
Оказывается, пантограф, иначе говоря, крепление двигателя, треснуло. Предположительно случилось это на Эльбе, когда шли с предштормовым ветром по короткой волне из Кильского канала в город Куксхафен. Тогда поломку не обнаружили. Даже в таком состоянии крепление исправно держало двигатель. Когда ночью выходили в Северное море, заметить неисправность в кромешной темноте было невозможно. А вот после перехода при свете дня дефекты удалось рассмотреть. Впрочем, они больше похожи на заводской брак, чем на результат чрезмерных нагрузок.
Штиль. Двигатель работает на средних оборотах. «Олекса» идет четырехузловым ходом. Сейчас время отлива, а бороться со встречным течением со сломанным пантографом — излишний риск. Поэтому в пролив между двумя островами не идем. Двигатель зафиксирован дополнительными шпагатами и тросами к леерному ограждению, тем самым мы сняли часть нагрузки со штатного подвижного крепления.
До ремонта на максимальные обороты без острой необходимости решили не выходить. Движемся вдоль пустынной оконечности Нордернея. Только треть западной части острова серьезно возвышается над уровнем моря, но сейчас вода довольно далеко отошла от его берегов. Вижу остатки железного корабля, разбросанные по побережью. На обнажившемся дне у острова замечаю движение, это группа тюленей устроила себе лежбище. Пытаюсь их сосчитать, но сбиваюсь на втором десятке.
Шесть часов, дело к вечеру. Подходим к проливу между островами Нордерней и Юст. Юст — это предпоследний немецкий остров в этой части архипелага. За ним еще Боркум, а далее начинаются территории, принадлежащие Нидерландам.
Отлив в самой нижней точке. Течение из Ваттового моря прекратилось. Вот-вот должен начаться прилив. Вместе с ним поведем нашу «Олексу» между островами. Пока же стоим в дрейфе, двигатель работает на холостых оборотах.
С Северного моря приближается военный корвет. Флаг французский. Медленно обходит нашу яхту, но никаких сигналов не подает и по рации не вызывает. Смотрю на берег. Непрерывная стена четырехэтажных отелей с большими панорамными окнами. Похоже на наши южные курорты. От моря постройки отделены зелеными лужайками и широкой набережной для променада. С побережья в море сбегают тропинки-волногасители. Сейчас, во время отлива, они полностью обнажены, а по морскому дну снуют развозные тракторы, которые катают тележки с отдыхающими.
Пора. Даю ход «Олексе», направляя ее в пролив. За нами бежит двухпалубный паром. Мы видели, как он огибал Юст с внешней стороны. Паром обгоняет нас по левому борту и направляется в порт со стороны континента. Мы движемся неспешно, идем строго по фарватеру. Здешнее пространство изобилует отмелями. Прилив еще не набрал полную силу, течение почти не ощущается.
Паром пристал буквально на минут пять к пирсу для посадки пассажиров. Принял на борт даже автомобиль. А когда «Олекса» вновь поравнялась с ним, дал задний ход и убежал обратно к проливу, повернув в сторону континента. Мы же подходим к внутреннему каналу острова, вместе с ним делаем полукруг по суше и только после этого попадаем в марину.
Швартуемся. Я отправляюсь в управление марины — домик с панорамными окнами. Виды захватывают. Харб-мастера на месте нет, но его помощник оформляет наш приход. Сергей покупает гостевой флаг Голландии. Я же интересуюсь, есть ли на острове работающие в это время мастерские.
Сотрудник рукой показывает на крышу ангара в сотне метров от марины. Спускаясь с Сергеем по ступенькам, начинаем делать ставки: сколько может стоить необходимый нам ремонт?
— Учитывая безвыходность положения и то, что это остров, думаю, евро 200, — высказываю свое предположение.
— Нет, думаю 50, — не соглашается Сергей.
Освобождаю двигатель от временных страховочных тросов. Раскручиваю пантограф. Вытаскиваю пластины с трещинами и в сопровождении Сергея направляюсь в мастерскую.
В ангаре — одиноко работающий мастер. Мужчина среднего роста, довольно массивный, немолодой. Пытаюсь описать нашу проблему. Но он не понимает. В разговор вступает Сергей, который лучше знает английский. Безрезультатно. Я показываю мастеру поломанные детали и жестами прошу сделать их копии или просто заварить. Мимо.
И в тот момент, когда у меня опускаются руки, из подсобки выходит молодой человек, который громко прощается с мастером.
— Вы говорите по-английски? — кричит ему в спину Сергей.
Парень оборачивается:
— Да, немного.
— Помогите нам, побудьте переводчиком!
Тут же мой старпом объясняет, чего мы хотим.
Мастер крутит ломаные детали в руках.
— Новые нужно сделать из нержавейки, причем из более толстого материала, — уточняю заказ.
— Заварить 15 евро, новые — 40, — оглашается ценник.
— Сколько? — невольно вырывается у меня.
Я-то думал, что сумма будет гораздо выше! Сергей смотрит торжествующе.
Мой возглас мужчины расценивают неправильно и поясняют:
— Час работы плюс материал — это 40 евро, такие в Германии минимальные расценки.
— Да, да. Варить не нужно, делайте новые детали, — Сергей одобрительно кивает. — Не надо заморачиваться на сварке.
— Готовы будут только завтра, сегодня выполняю другие заказы, — оглашает сроки исполнения мастер через переводчика.
— Завтра утром?
— Да, завтра в девять часов.
На том и порешили. Оставляю сломанное крепление в мастерской в качестве образца, сам же возвращаюсь к яхте. Сергей отправляется в город погулять.
Вернувшись в марину, вижу, что «Олекса» приподнялась на метр. Полный же перепад уровня вод между приливом и отливом в марине примерно четыре метра. Поправляю швартовы, убираю разобранные части пантографа и направляюсь к водонапорной башне. С ее смотровой площадки открывается отличный вид. Провожаю закатное солнце и возвращаюсь на «Олексу». Сергей уже спит.
Спалось хорошо. Поднимаюсь только в восемь и направляюсь в ангар. Мастер уже заканчивает изготовление деталей. Ожидаю буквально минут пять и получаю заказ — новые уголки крепления двигателя. Довольные, жмем друг другу руки. Становятся запчасти как родные, даже лучше — плотнее, ведь металл на полмиллиметра толще.
До шторма остается часов 16. В Северное море выходить не будем, в штормовые дни пойдем каналами, до которых еще нужно добраться. Утреннюю высокую воду пропустили, а ведь впереди две обширные мели. За один проход «Олексе» их уже не преодолеть.
Что делать? Остаться на острове до завтра и здесь же переждать шторм? Нет. Сергею скоро домой, а ему очень хочется успеть побродить по Амстердаму.
Поэтому решаем выйти прямо сейчас, пересечь первую мель. С уходом воды переждать на якоре 6–7 часов в каком-нибудь из образовавшихся озер. А с новым приливом двинуться дальше через вторую мель.
Но у меня в запасе еще одна идея. Заскакиваю на несколько минут к харб-мастеру, расспрашиваю о рельефе, грунтах, мелях.
Все, снимаемся. Еще одна яхта готовится к выходу. Ее матросы — дети лет 8–9, девочка и мальчик, — тем временем запрыгивают в резиновый тузик, заводят двигатель и направляются к выходу в море. Мы на «Олексе» отдаем швартовы и движемся следом. Распускаем паруса, обходим тузик. Дети машут нам руками. Мы же спрашиваем, все ли в порядке. Тем временем от оставленного острова отходит яхта с родителями ребят на борту. Обернувшись через десяток минут, вижу, как судно подбирает морских волчат и берет тузик на буксир.
Белоснежный Нордернай — жемчужина северных курортов. Сергей, от нечего делать, зачитывает описание острова, который мы только что покинули.
Если вы любитель серфинга, отлично проведете здесь время. Тут расположены три маяка, один из которых старинный, обсерватория с телескопом, четыре лютеранские церкви, а также водонапорная башня со смотровой площадкой. Впрочем, замечательные местные виды я уже похвалил.
Тут развит пляжный волейбол. Выделена особая зона под кемпинг. Есть бассейн с имитацией морских волн — единственный во всей Европе! И это помимо ярких лугов и белоснежных дюн. Здесь можно посетить орнитологический заповедник и музей под названием «Дом рыбака», где находится уникальная коллекция раковин. А еще погреться в теплых ваннах. Их можно принимать даже в плохую погоду.
— И все эти достопримечательности я не успел посетить, — подытоживает мой старший помощник. Настроение у него сегодня на нуле с самого утра.
Подходим к первой мели. Из воды торчат ветки деревьев. Расти они тут не могут, но явно повторяют маршрут глубин, который мы видим на карте навигатора. Это местные наметили себе дорогу. Буи не поставить, так хоть ветками обозначить. Хорошая практика. Очень успокаивает. Эхолот показывает глубину два метра. Проскочили, я доволен. Солнце светит, температура воды превышает 20 градусов. Отлив в самом разгаре, хорошо чувствуется снос течением. Сергей уходит в каюту подремать.
Спустя четверть часа решаюсь исполнить задуманное. Подвожу яхту к самой границе фарватера и плавно схожу с него на несколько метров в сторону отмели. Даже дно начинаю различать сквозь бегущую волну. Скидываю ветер с парусов, оставляю ход буквально в узел и жду. Вот первое мягкое касание яхтой грунта. Тут же второй толчок.
Оставляю парус полностью и поворачиваю руль в сторону мели. Волна приподнимает яхту и тут же ставит ее крепко на грунт. Все, больше «Олекса» не движется. Кажется, Сергей, находясь в каюте, даже не понял, что произошло. Но так как с уходом воды яхта начнет крениться, решаю предупредить его.
— Приплыли! Мы на мели! Будем тут дожидаться прилива, — сообщаю о случившемся своему старпому.
Сергей выглядывает в кокпит.
— Как же так? — в недоумении старпом.
— Оставаться в спасательных жилетах до полной укладки яхты на грунт, — отдаю команду.
Сам бросаю якорь, убираю ставшие ненужными паруса. Поднимаю в кокпит двигатель, чтобы при укладывании на борт яхты при полном уходе воды песок не повредил винт. Ветер вовсю полощет наш кормовой белорусский флаг.
— Давай хоть флаг снимем, как-то стыдно так вот на мели сидеть, — Сергей не может мне простить посадку судна на мель.
Соглашаюсь, но флаг не снимаю, а просто накручиваю его на флагшток. Сейчас меня занимает вопрос: верно ли все рассчитал? Необходимо, чтобы яхта полностью вышла из воды. При полном отливе под ней не должно остаться даже пяти сантиметров влаги. Смотрю с тревогой на бегущие из Ваттового моря к океану потоки.
Тем временем «Олекса» уже касается скулой дна. Укладывается на бок окончательно. Еще каких-нибудь полфута, и обнажится грунт. Вздыхаю с облегчением. Под яхтой полностью чистый песок, а вода все еще продолжает убывать.
Сергей первый спрыгивает на осушенное дно моря. Берет фотоаппарат и уходит бродить по окрестностям. Участок обнажившейся суши увеличивается в размерах, но он не однороден. Повсюду виднеются заводи и небольшие водоемы.
— Сергей, сфотографируй яхту, лежащую на грунте, — кричу с борта старпому.
— Капитан, тебе не стыдно? Это же непрофессионально — сесть на мель возле фарватера.
Не отвечаю, не рискую рассказать, что все идет по плану. Утром, общаясь с харб-мастером, спросил: сколько будет стоить поднять яхту для осмотра киля? Тот озвучил сумму в 200 евро. После удара в Кильском канале мне необходимо осмотреть швы киля, но не нравится размер предполагаемых затрат. Разгадав мои сомнения, властелин марины посоветовал аккуратно посадить яхту на мель. Так можно произвести осмотр без услуг портового крана. Поэтому я и затеял всю эту авантюру.
Спрыгиваю на грунт, осматриваю киль. Все в порядке, швы целые. Вот только место самого удара не могу найти — киль немного погрузился в грунт. Беру саперную лопатку. Ура! В месте удара даже краска не облупилась, есть небольшая вмятина, но очень незначительная. Я счастлив. Остается еще час до подъема воды. Тоже беру фотоаппарат и направляюсь гулять по оголившимся песчаным пространствам.
Казалось бы, немудреная забава — бродить босиком по морскому дну. Но затягивает невероятно — время словно останавливается. Вот бегают в лужах крабы, вот морская звезда куда-то движется по обнаженному дну, вот трепыхаются неведомые мне морские моллюски. Начинаю понимать немцев, которые ради таких моментов тянутся к побережью: бродить, дышать полной грудью, чувствовать себя частью природы и мира, свободными и счастливыми. Вижу Сергея, забредшего далеко по обнажившемуся дну. Вот он направляется к тюленю, который греется на солнышке. Но тот его близко не подпускает, за метров 50 делает волновые движения по суше и скрывается в протоке.
Близится время обратного нашествия вод. Возвращаюсь к яхте, шлепая по волнам. Через минуту подходит Сергей, уже по щиколотку погружая ноги в набегающую морскую зыбь. Команда на борту. Вспоминаю, что читал в одной книге, будто осенью тут устраивают конные состязания. И представляю себе: вот лошади летят по блестящей глади мокрой земли, повозка трясется и дрожит, а зрители восторженно аплодируют.
Приходящая вода окончательно выравнивает «Олексу». Еще несколько касаний, и киль снимается с грунта. Завожу двигатель, поднимаю якорь, вывожу «Олексу» в фарватер для маломерных судов. Пока глубин хватает. Из шести часов прилива мы половину времени простояли на мели. До высокой воды остается чуть менее трех часов.
Заходим на развилку. Налево и направо расходятся ряды буев. Сворачиваем влево, этот путь ведет в клуб моторных яхт. Он с глубинами в отлив в полметра, но если пройти вдоль берега четыре кабельтовых, то можно выскочить в грузовой фарватер.
Проходим марину, но вскоре глубины падают до 1,3 метра. Прилив в зените. Глубже тут сегодня точно не станет. Подаю команду:
— Разворачиваемся, здесь не пройти!
Нет желания сегодня вновь оказаться на обнаженной мели. Нам обязательно нужно добраться до Голландии и зайти в канал. На полном ходу веду «Олексу» обратно к развилке фарватера. Кажется, что яхта идет медленно, а время летит быстро. Конечно, это субъективно, но все же полчаса ушло на возвращение к развилке.
У нас остается всего час, чтобы проскочить мель по новому маршруту. Если не успеем, то отлив закроет проход и придется если не ложиться на дно, то готовиться к отстою в проливе. А после полуночи ожидается шторм. Ветер уже сейчас более 15 узлов, и это заставляет нас отказаться от паруса, чтобы не выскочить на мель.
Из двигателя выжимаем все, на что он способен. Хорошо, что отремонтировали крепление. Глубины падают с трех до двух метров. Продолжаем бежать, но скорость сбрасываем.
За руль садится Сергей, его вахта. Слежу за показаниями эхолота. Буи пропадают, все, нет больше отмеченного фарватера. Отключаю звуковую сигнализацию, которая пищит на всю округу, если глубина меньше 1,7 метра. Это здорово действует на нервы, а они и так напряжены до предела. Мимо проносится моторная лодка. Вызываю ее по рации: верно ли мы идем, здесь есть фарватер?
— Да. Тут самый глубокий участок в этом году, — слова незнакомца как елей на душу.
Эхолот периодически отмечает всего 1,4–1,5 метра глубины. То есть под килем «Олексы» всего 20–30 см воды.
1,6–1,5–1,4 метра. Момент напряженный. И вновь 1,6–1,7.
Еще не расслабляюсь, уже несколько раз дно вводило в заблуждение обманчивым рельефом. Впереди маячит буй фарватера. Что, все? Равняемся с ним, и глубина уходит за два метра.
— Вроде, вырвались, — фраза старпома выдает и в нем скопившееся напряжение. С начала отлива прошло только два часа.
— Отлично, отлично, — уже привычным спокойным голосом произносит Сергей и раскуривает трубку.
Впереди устье реки Эмс и ее грузовой фарватер. Пока нет возможности его пересечь — суда идут сплошной вереницей. Наша скорость падает ниже трех узлов, течение отлива и реки дают о себе знать.
— Если не выгребем, станем на якорь, глубин хватает, — объявляю Сергею.
Слева проходим вдоль обжитого немецкого берега с уютными домами отдыха и яркой набережной. Но сегодня мы намереваемся ночевать в Голландии, то есть Нидерландах.
А вот и разрыв в караване. Сергей берет курс перпендикулярно фарватеру. Течение на несколько кабельтовых относит нас обратно в море. Зато скорость пересечения фарватера максимальна. Теперь мы жмемся к голландскому берегу, откуда нам приветливо машет череда гигантских ветряков.
Темнеет. Ветер усиливается до 20 узлов, но нам он попутный, как и образованная им волна. В полной темноте, когда отлив уже закончился, наконец-то обходим дамбу, чтобы попасть в порт. «Может, тут и стать до утра?» — посещает мысль. Но берег у дамбы весь в бетонных ежах, поэтому решаем двигаться дальше, к материковому песочку. Но его нет.
Так и мечемся: то к левой стороне берега, то к правой, к дамбе. Неожиданно «Олексу» озаряет сияние. Небольшая, по морским меркам, баржа река-море обозначает свой маршрут лучом прожектора, чтобы мы не вздумали пересекать его. Улепетываем к самому краю бухты. Небольшой поворот, и перед нами расстилается лес причаленных кораблей. Проходим мимо корабельной заправки. По левой стороне — четыре плавучих дока. Прямо перед ними обнаруживаем входной шлюз во внутренние каналы страны. Но сегодня нам не туда, идем в яхт-клубу городка Фармсум. Мест нет. Хотя, пока крутились, увидели небольшую ячейку с зеленой дощечкой — свободна. Швартуемся.
Оказывается, здесь не только понтоны плавучие, но и дом харб-мастера. Более того, гальюн у него расположен в подвале, то есть в трюме домика харб-мастера. Это для меня в новинку. Прогулявшись по понтонам, ужинаем и вспоминаем события дня.
Сергея факт посадки яхты на мель уже забавляет:
— Может, в Интернет отправлю, вид умопомрачительный: пустынный берег, на котором лежит яхта. Красота!
Даю команду:
— Отбой! Поутру с первым разводом плотины мы заходим в каналы Нидерландов!
Над мачтой «Олексы» бешено вертятся лопасти ветряка. Надвигается шторм. «Как приятно встречать непогоду в защищенной бухте», — с этой безмятежной мыслью засыпаю.
За бортом «Олексы» раздается блеяние. Открываю глаза. Всю ночь ливень хлестал по палубе, а тут посреди тишины эти странные звуки. Выбираюсь в кокпит.
— Удивлен? — Сергей уже на палубе. — Вот они, будильники.
По зеленой насыпи бродят овцы. Несколько минут смотрю на них, пытаясь воспринять пейзаж. Вокруг механизмы, яхты, краны, доки, а тут эти кучерявые.
Шторм уже поубавил мощь, дождя нет, утренние краски удивительно чисты. Сергей варит кофе. Не мешкая, готовлю яхту к отходу. Завожу двигатель, отдаю швартовы и направляю «Олексу» к шлюзовым воротам. Когда мы покидаем яхт-клуб и направляемся ко входу в канал, один из двух вертикальных красных огней шлюза переключается на зеленый. Следом жужжит подъемный механизм, приходят в движение ворота. Едва они открываются, два входных огня переходят на зеленый свет.
Заходим в шлюз, за нами никого. Ворота затворяются. Местный работник поясняет, что разведение транспортных путей в Голландии бесплатно, а вот туристические маршруты — нет. И тут ворота шлюза открываются, впуская нас в канал. Ошалело рассматриваю местность. Частные домики у самой кромки воды. Повсюду цветочки, винтажные калитки, ухоженные газончики. Я словно листаю рекламный буклет элитной недвижимости. Пребываю в немом оцепенении. Неужели это все правда, так живут люди? Будто на праздничной открытке, а не на грешной земле.
Тем временем яхта выходит из города, и открываются виды на луга. Не сразу соображаю, что на этот раз поразило меня. Все земли находятся ниже русла канала, и «Олекса» словно парит в воздухе. Мы с Сергеем, как с ковра-самолета, обозреваем местность. Участки на многие километры засажены зерновыми, по краям каждого поля — ветряные мельницы.
Километров 25 идем словно важные гости. Как только впереди показывается разводной мост, он тут же загорается двойным зеленым и пропускает нас. Но вот очередной пост женским голосом из ретранслятора желает счастливого пути и предупреждает, что дальше операторов мостов придется вызывать по рации или же высматривать на сваях.
Выходим на водный перекресток — в три стороны разбегаются новые каналы. Направо — транспортный путь, прямо — большой город, налево — дорога в Германию.
— Давай по транспортному, — сообщаю Сергею направление движения.
Он поворачивает яхту, и мы тут же упираемся в шлюз. Становимся к стенке и вызываем работника по рации. Ответа нет. Ждем полчаса. С нашей стороны приближается речная самоходная баржа. Загорается зеленый, ворота шлюза открываются. Но как только баржа заходит внутрь, фонари переключаются на красный свет, хотя ворота открыты. Спустя минуты три видим сотрудника, который направляется к «Олексе».
— Добрый день, парни, — на английском языке приветствует нас шлюзовщик. — Куда идете?
— В Амстердам, — отвечает Сергей.
— У вас мачта заваливается?
— Чего?
Мужчина начинает жестикулировать:
— Вы можете опустить свою мачту на палубу?
— Нет, нет, — до меня наконец доходит смысл вопроса.
— Тогда вам не по этому каналу надо идти. У вас мачта явно выше семи метров. Далее есть неразводные мосты, вы упретесь в первый же из них.
— А где можно взять карту с маршрутами каналов только с разводными мостами?
— Зайдите вон в ту марину, — работник указывает на мачты у нас за спиной, — там вам помогут.
— Давай сначала пешком туда сгоняем, — предлагает Сергей. Оператор уходит, шлюз тут же закрывается.
Идем через калитку, по узкому мостику попадаем на понтоны марины. Добираемся до домика харб-мастера. Мужчина и женщина пожилого возраста встречают нас прямо у входа.
— Проходите, проходите, мы уже некоторое время следим за вашей яхтой. У нас еще ни разу лодки под таким флагом не стояли. Вы откуда будете?
Разговор льется размеренно и непринужденно. В отличие от немцев, все голландцы знают английский. Мужчина достает лист бумаги и по памяти чертит необходимый маршрут, даже с названиями каналов. Оказывается, в Голландии столько водных путей, что на перекрестках установлены указатели с названиями водных артерий, подсказывающие, куда они ведут.
— Стоимость стоянки в этой марине всего 10 евро, — сообщает женщина — В городе будет все 50, оставайтесь у нас ночевать.
— Ночевать? Так еще только обед. Мы можем до ночи пройти огромное расстояние, — вырывается у Сергея.
— Парни, погуляйте по городу, вам понравится, — дедушка заговорщицки подмигивает. Спутница толкает его в бок:
— У, старый! Но оставайтесь, ребята, не прогадаете.
Сергей в раздумьях. А я уже загорелся погулять по их хваленому городу.
— Давай яхту пригоним, — выталкиваю старшего помощника на улицу.
— Так что, до утра тут? — спрашивает Сергей без особого энтузиазма.
— Да, выйдем в шесть. В это время начинают разводить мосты в городе, я уже подсмотрел.
Сергей помогает перегнать яхту. Но едва я накидываю швартовы, покидает борт.
— Приду к отходу, — буркает старпом и исчезает за калиткой марины.
Улыбаясь, привожу «Олексу» в порядок и тоже схожу на берег. Провожают меня взгляды пары харб-мастеров.
— Гут, гут, — оба показывают большие пальцы, поднятые вверх.
Шагаю вдоль канала, ведущего в город. Гронинген — читаю название на указателе. С краю пришвартован пассажирский трехпалубный речной корабль. Подхожу ближе. Корабль в запустении. Металлические швартовые канаты покрыты ржавчиной. Необычно на фоне лубочной красоты этой ухоженной страны наблюдать подобное. Заглядываю в иллюминаторы, в каютах полно людей.
Равняюсь с капитанской рубкой. Стекла грязные, двери заварены. На трапе судна троица мужчин восточного типа. Их взгляды несут угрозу. Оставляю берег со странным кораблем за спиной. Сплошная зелень, вьющаяся по ограждению у тропинки, отступает. Оказываюсь на городской улице. От канала не отхожу, тот должен привести меня к центру. Вскоре попадаю на площадь. Рабочие снимают покрытие: современную тротуарную плитку меняют на натуральные тесаные камни. Остальные спиливают ограждение из металлических труб и готовятся установить кованую ограду. И это несмотря на то, что ограждение из труб выглядит будто новое, никакой ржавчины, все покрашено свежей краской.
Отхожу от канала и направляюсь в сторону шпиля, что просматривается высоко над домами. Но не прохожу и двухсот метров, как вновь упираюсь в набережную. На воде старинные баржи, переделанные в уютные жилища с мотором. Направляюсь к мостику, который переводит меня на другой берег. Попутно рассматриваю старинную кладку домиков. И тут меня догоняет давно забытый манящий запах. Взгляд фиксирует вывеску: «Coffeeshop De Schavuit». Направляюсь к заведению.
Темно-серый фасад с винтажными белыми рамами, цветные витражи. Внутри белый мрамор, на полу золотистые, натертые воском доски. Тут же столик и мягкие зеленые кресла. У кассы стоит миловидная девушка, а за ее спиной — множество белых коробочек и электронное табло с ассортиментом и ценами. Ну, как в Макдональдсе, только тут другое меню.
Смайлик, над ним два серых крестика, а на самом верху еще один крестик зеленого цвета. «Амстердам-Генетик» — гласит надпись на коробках. В ожидании заказа усаживаюсь в кресло. Гудит машинка, из нее выскакивает наполненная сигарета из курительной полупрозрачной бумаги.
Держу курс на виднеющуюся вдали башню. Улица полностью пешеходная. Сплошь лавки и рестораны. «Куриные крылышки», «Азиатская кухня», «Греческая кухня», бар «Игрок», пиццерия «Доминго» — названия нагоняют зверский аппетит. Столики еще не полностью заняты, но обращаю внимание, что за ними одна молодежь.
Пока глазею по сторонам, выбирая, что бы такое вкусненькое съесть, ноги сами выносят меня на площадь. Под шатрами идет бойкая торговля. Здесь и мед, и одежда, и фастфуд. И башня, к которой я шел, тоже рядом. Смотрю, и возникает стойкое ощущение, что она несколько завалена. Одна из стен, как водится, является продолжением большого костела. Подхожу ближе. На двери надпись: «Martinitoren» («Закрыто»). «Но разве это может меня остановить?» — посещает озорная мысль. Улыбаясь, шагаю к костелу. Оказывается, это не костел, а церковь Святого Мартина, построенная в XIX веке. Рядом скульптурная фигура — мужчина с мечом. Обхожу здание по кругу и попадаю внутрь. Высота, торжественность, величие вызывают смешанные чувства. Выбираюсь наружу. Тут же у одной из пристроек сажусь на стульчик уличного бара. Почему-то из здания, которое считал частью церкви, выходит официант.
— Пива?
— Нет. Давай я дам тебе как за пиво, но просто посижу. Парень берет деньги, но не уходит, а садится за соседний столик. Ну и ладно. Вновь закуриваю.
— Откуда ты? — вопрос официанта.
— Из центра Европы.
— Германия?
— Нет.
— Польша, Чехия?
— Нет.
— Так откуда?
— Из Беларуси.
— А это где?
Беру салфетку и ищу, чем бы нарисовать. Парень протягивает ручку. Делаю наброски карты.
— Ого, сколько ехал.
— Я не ехал, а шел морем, более полутора месяцев.
— А зачем?
— Чтобы залезть на эту башню и увидеть ваш город сверху. Будешь? — протягиваю ему сигарету.
— Финн, — произносит он и делает затяжку.
— Ты финн? Из Хельсинки? — невольно возникает вопрос.
Пауза. Парень задерживает дыхание, затем выдыхает.
— Нет, это имя мое — Финн.
— А я Дима.
— Пошли.
— Куда?
— Наверх.
Финн проходит в двери бара, что-то говорит двум девушкам у стойки. Дальше следуем темными коридорами, пока не упираемся в деревянную лестницу. По крутым круговым ступеням поднимаемся над сводами церкви. Мы на чердаке. Здесь есть деревянные мостки, по которым я иду за Финном в сторону башни. Там вновь начинаем подниматься, добираемся до колоколов. Но и здесь не останавливаемся. Еще несколько этажей, и мы на площадке с полукруглыми конструкциями. Выше только небо.
Осматриваюсь. Город как на ладони. И ветер. Внизу его почти не ощущаешь, но тут, словно на палубе «Олексы» в бушующем море. Благо, дождя сегодня нет. Через минут пять Финн говорит, что ему пора возвращаться, а я могу тут находиться, сколько пожелаю. Ну, разве что в полночь нужно будет уйти.
— Нет, я не задержусь, — уверяю его. — Послушай, а башня случайно не наклонена? У меня чувство, что от порывов ветра ее качает, или же это пол неровный?
— Пол ровный, но башня, действительно, слегка наклонена. Незначительно, не более чем на метр, и обычно люди этого не замечают. Все же не Пизанская башня, — поясняет Финн.
Финн оставляет меня одного. Некоторое время рассматриваю городские улицы. Они полупустынны. Вижу многочисленные свободные столики, «выползшие» из кафешек.
Взгляд направляется вдаль, к самому горизонту. Местность, по сути, равнинная, и все пространство раскроено на разноцветные лоскуты полей. Медленно прохожу по кругу, рассматривая пейзажи до самого горизонта. Да, тут действительно как в сказке. Очень уютно, досмотрено, все играет красками. Замечаю, что снизу доносится фоновый гул. Опускаю взгляд снова на улицы. И — о чудо! — они заполнены молодежью. Когда она там появилась, не заметил, поэтому пребываю в недоумении. Будто режиссер пригнал массовку на съемочную площадку.
Все столики кафешек заняты, часть молодых людей на велосипедах. Еще раз отмечаю для себя, что смена вида произошла, словно по мановению волшебной палочки.
«Жаль, что я раньше не поел», — с этой мыслью начинаю спускаться. Сижу за столиком и уплетаю рыбу под соусом. Вокруг молодежь лет двадцати. Юноши и девушки в отличном веселом настроении. Уже и сам себя ощущаю студентом. Приходит мысль, что я тут старше всех. Даже официанты и повара выглядят довольно молодо.
— У вас свободно? — задает вопрос одна из двух девушек, подошедших к моему столику. Окидываю взглядом соседние столики, там людей битком, только я вольготно расположился в одиночестве.
— Присаживайтесь.
Одна из девушек тут же присаживается. Вторая через мою голову машет кому-то еще. Не успеваю даже моргнуть, как к столику присаживаются еще несколько парней. Ловко! Когда-то и я с компанией проделывал такие трюки, а сейчас попался сам.
Ребята заказывают обед и пиво. Одну из банок протягивают мне. Не отказываюсь.
— Ребята, а почему тут так много молодежи? Какой-то фестиваль?
— Нет, нет, это все студенты и молодые люди, которые приехали поступать. Да в этом городе каждый третий — студент. Вы что, не знали?
— Нет, не знал, — откровенно признаюсь и отравляюсь восвояси.
День переваливает за середину. На верхних этажах домов открываются окна, в комнатах также видны молодые лица. Крики, смех — город гудит, как пчелиный рой.
Выбираюсь к одному из каналов. Здесь проезжая часть, и людей становится меньше. Вдоль воды с удовольствием шагаю дальше на запад. Настроение словно поступил в один из здешних университетов, и это у меня праздник. Несколько раз по мостам пересекаю канал и попадаю в зеленый парк. В центре несколько озер, много дорожек и песчаная площадка для детских игр. Но спокойствия и уединения сегодня не хочется. Направляюсь дальше, миную протестантскую церковь, школу и колледж. Далее идут университетские корпуса. Буквально все в этом городе мне нравится.
Решаю вернуться в центр. Больше часа держу ориентир на шпиль башни, где сегодня побывал. Однако дойти до нее мне не удается.
Время к вечеру. На одной из пешеходных улиц вижу самодельные подмостки и ряд деревянных скамеек. На них устроились родители, дети которых веселятся на каменных дорожках. Присаживаюсь. Немного в стороне замечаю людей пожилого возраста, а рядом вижу звуковой пульт. Из ближайшего трехэтажного дома выходят ярко одетые люди. Несколько человек поднимаются на сцену, и улица оживляется поющими голосами. На звуки подтягиваются прохожие. Через четверть часа сам себе завидую: все действо передо мной, словно на ладони.
Выступают дети, затем несколько музыкальных групп. Исполняют латиноамериканские мелодии, даже странно тут их слышать. Кульминация представления — сценка с двумя женщинами-полицейскими на мотоциклах, которые останавливают водителя, нарушившего правила дорожного движения. При этом мотоциклы настоящие и машина тоже. Зрители их быстро пропускают на площадку перед сценой.
Юмористическая сценка построена на противоречиях: есть нарушение и можно штрафовать, но нужно ли налагать взыскание, если одна из полицейских является женой нарушителя? Действо завершается уже почти в сумерках.
Выбираюсь из толпы зрителей. По дороге успеваю заскочить в кафе и поужинать жареной грудинкой. Судя по всему, гулянье в центре города завершится еще не скоро. Кругом бряцают пивные банки, и очень стоек запах южной травы, который исходит почти от каждой компании. Но ни злобы, ни тем более агрессии друг к другу не ощущается.
Выбираюсь к каналу, вдоль которого шел в город. Направляюсь к марине. Вижу знакомый речной кораблик. Его иллюминаторы ярко освещены, можно разглядеть живущих там людей. Замечаю, что к кораблю идет стационарный толстый электрокабель.
— О, брат, — обращаюсь к кораблю, — видимо, ты здесь надолго.
У корабельного трапа на носу судна, как и утром, несколько взрослых мужчин. Их глаза в темноте отражают отблески городских фонарей. Ко мне с правой стороны пристраивается компания подростков. Идут параллельным курсом. Один заходит слева.
— Привет, — говорит он.
Только хочу ответить на приветствие, как чувствую, что в мой правый карман пытается проскользнуть детская ручонка. Тут же накрываю ее своей ладонью, стискиваю и отвожу в сторону. При этом разворачиваюсь лицом к компании. Но тот парень, который завязал со мной разговор, оказывается за спиной. Ощущаю, как он резкими движениями шарит по моим задним карманам. Благо, там ничего нет. Поворачиваюсь к нему. Но неожиданно подросток взмывает вверх выше моего роста. Понимая, что отсюда угрозы уже нет, на секунду бросаю взгляд на остальных. Пользуясь случаем, мальчишка, которого я держал все это время за руку, вырывается, и все дети отскакивают от меня метра на два. Сбоку появляется подросток, парящий в воздухе. Его на вытянутых руках несет над собой здоровенный чернокожий юноша в белой майке и джинсовых шортах.
Он идет прямо на толпу мальчишек. Те разбегаются в разные стороны. Юноша походит к краю канала, держит подростка над водой.
— Я тебе говорил, что нельзя грабить прохожих, — обращается он к своей ноше.
— Да! — верещит мальчишка.
— Говорил, что брошу в воду, если ослушаешься?
— Да пошел ты… — слышу гортанный ответ висящего над водой ребенка.
— Ну, так не обижайся, — юноша опускает свою ношу почти на уровень земли и только тогда разжимает пальцы. Мальчишка падает вниз.
В тот миг, когда над водой показывается мокрая голова, с корабля летит спасательный круг, веревкой привязанный к борту.
— Пошли, — произносит гигант в майке и первым направляется вдоль корабля, мимо мужской компании на трапе.
— Мы тебя убьем, — доносится угроза.
Юноша останавливается, поворачивается к мужчинам. Улыбается необычайно белой улыбкой и произносит:
— Еще раз увижу у трапа, каждого из вас закину в канал!
Продолжая улыбаться, он дружески толкает меня в плечо:
— Подсобишь?
Киваю, и тоже обвожу взглядом стоящих на баке.
Мы удаляемся.
— Ты откуда? — спрашиваю, пока шагаем рядом.
— Я из Франции. Уже три дня стою в этой марине, иду в Данию.
— Что это за корабль?
— Временное убежище для эмигрантов. Пока решают, что с ними делать, они живут здесь. Представляешь, эта мелюзга меня тоже в первый вечер пыталась обчистить. Пришлось двоих поднять за руки в воздух. Но тот, которого в воду сейчас кинул, здорово мне въехал в пах. Я его уже тогда хотел искупать, да пожалел. А взрослые ненормальные какие-то. Если я заявлю в полицию, чем их дети занимаются, все семьи сразу депортируют, и никто разбираться не будет, что у них там в родной стране происходит.
— Слушай, они же сказали, что убьют тебя. Может, уже есть повод в полицию заявить?
— Ах, шавки, сил не хватит. Да и мало их тут. Вот в Амстердаме таких больше, там можно было бы воспринимать угрозы всерьез. А тут — пустое. К тому же я поутру ухожу в Германию.
У входа в клуб понимаю, что наши яхты стоят на разных понтонах, и пора расходиться.
— Сколько тебе лет?
— Мне девятнадцать, — сверкнув улыбкой, юноша направляется к себе на борт.
Смотрю вслед его фигуре в лучах корабельных огней. Парень явно выше двух метров и, как говорится, косая сажень в плечах. Налысо обрит, чистая белая майка, фирменные джинсы, кожаные кроссовки. Страшновато такого встретить в темном переулке. Как хорошо, что он оказался на моей стороне.
«Олекса» движется в череде яхт. Флотилия идет почти без задержек. Преграды в виде мостов и шлюзов разводятся и открываются заблаговременно. Уже несколько раз замечаю, что группу из несколько яхт гораздо охотнее пропускают береговые службы. И там, где в одиночку можно простоять в ожидании разведения моста час, а то и два, для флотилии открывают проход загодя.
Вокруг сплошь морские яхты с мачтами. Наш путь пролегает на северо-запад, в сторону залива Лауэрсмер. Продуманно установленные на берегах указатели помогают быстро определять нужное направление.
Спустя несколько часов мы в заливе. Вереница яхт направляется на север к шлюзу для выхода в море. Выключаем двигатель и распускаем паруса, берем направление на запад. Надеемся вскоре достичь устья канала, по которому продолжим маршрут среди поселений Нидерландов.
Ветер умеренный и упругий, светит солнце. Экипаж «Олексы», то есть мы с Сергеем, остается в шортах и майках. Минут 15 загораем, и неожиданно у зарослей на суше видим легкий каютный швертбот. Экипаж яхты также идет под парусами и не сразу замечает присутствие «Олексы», а заметив, меняет курс строго на нас.
— Что, опять «мадагаскарцы»? — произносит Сергей, повернувшись в сторону соседей.
Во взаимном переглядывании проходит десяток минут. За это время парусник пристраивается параллельным курсом.
— Белорусы, я приветствую вас! — кричит рулевой. И в тот же момент мужчины, управляющие парусами швертбота, поднимают в приветствии руки.
— Неожиданно, — вновь произносит Сергей.
Приятно, что нас опознали верно. Мы в ответ улыбаемся и так же машем, приветствуя незнакомцев.
— Давно ли вы из своих земель? Я у вас гостил недавно, ездил хоккей смотреть, — продолжает кричать нам капитан швертбота. — Весьма неожиданно увидеть ваш флаг в наших водах.
Вступаю в беседу с экипажем идущего рядом борта. Сергей изменяет настройку парусов, и «Олекса» вырывается вперед. Мужчины на швертботе смеются.
— Гонка! — доносится с их стороны, и беседа прерывается.
Теперь они заняты настройкой парусов. Швертбот голландцев соизмерим с нашей яхтой по габаритам и парусности, но выглядит более легким.
Волны почти нет. Яхты скользят с тихим шелестом, рассекая водную гладь форштевнями. Стараемся не двигаться по корпусу. Сергей постоянно поднастраивает шкоты. Пытаюсь выжать максимум из парусов. Легкими, чуть заметными движениями руля удерживаю яхту на курсе. «Олекса» мчится немного впереди к фарватерному бую, который указывает вход в канал.
Ветер изменяет направление и становится тише. Швертбот поравнялся с нами. Чуть ли не подталкиваем нашу яхту вперед одним голым желанием выиграть. Но идущее рядом судно начинает сантиметр за сантиметром вырываться вперед. Проходит минута, и вот их нос на полметра впереди. Еще минута — и уже на метр. Ветер вновь изменяется, и в одно мгновение паруса соперника заслоняют наши. Мы попадаем в ветровую тень, тяга падает, «Олекса» будто спотыкается и переходит на шаг. Пропускаем яхту соперников вперед. Только за ее кормой вновь удается наполнить паруса в полную силу. Ход увеличивается. Увы, «Олекса» идет второй.
В таком тандеме выходим к каналу. Победители гонки перед буем делают полный разворот, команда довольно козыряет нам. Их швертбот берет направление обратно в залив. Машем в ответ и расходимся, как в море корабли. «Олекса», нарушая правила передвижения по каналам, лихо влетает под парусами в узкий просвет между берегами. Так и идем еще с полчаса. Пустынно, других судов нет, а прибрежная растительность берет все больше воли, заслоняет ветер. Наконец спускаем ставшие бесполезными паруса и, включив двигатель, направляемся дальше вглубь страны.
Только после полудня вновь встречаем другие суда и добираемся до Драхтена.
Центральная часть города — это старинное укрепление, отгороженное от современной застройки водными каналами и валами. Останавливаемся пообедать. Швартуемся, направляемся вглубь крепости. По краям стоит несколько больших мельниц. Красно-коричневые, с белыми крыльями, смотрятся впечатляюще. Проникаем в одну из них. Наверху находим небольшой ресторанчик. Людей нет, мы одни на площадке чуть выше жерновов. Пространства немного — всего несколько столиков у окошек. Заказываем сельдь. В ожидании смотрим то на внутреннее убранство мельницы, то на городок. Ощущаю себя сказочным Нильсом.
Внизу в канале стоит множество яхт, на некоторых виднеются гамаки, в которых обязательно кто-то загорает. Никакой суеты. Только на газонах наблюдаю компании на пикниках, детей, играющих в мяч, да небольших собачек. На территории острова на скамейках сидит молодежь, пялится в свои электронные девайсы.
Вместе с печеной сельдью нам выносят еще и луковый суп. Такой никогда не осмеливался заказывать. Решаю его съесть перед рыбой. Осторожно подношу ложку с горячим варевом ко рту. Неуверенно дегустирую. На удивление густой наваристый суп по вкусу совсем не похож на разваренную луковицу. Он томно сладковат, с яркими хлебными нотками и насыщенным ароматом расплавленного сыра. С наслаждением распробовав первую ложку, не могу остановиться, пока не опустошаю глубокую миску полностью. Послевкусие превосходное! Чувствую, как тепло растекается по телу.
— Сдается, в нем был алкоголь! — выдает Сергей, приканчивая свою порцию.
Берет меню и продолжает:
— Точно, в составе указан портвейн!
В истоме тепла и вкуса откидываемся на спинки стульев. Только спустя минут 5–10 наконец-то приступаем к заказанной сельди. Та тоже восхитительна. Но луковый суп все же впечатлил больше.
Сытые и довольные выбираемся на воздух и неспешно бредем по городу, созерцая местные улочки. Постройки из мелкого кирпича, пятерка ветряных мельниц, редуты, земляные валы и река вокруг города. Строения в один этаж и с многочисленными окошками на высоких крышах. На главном мосту готовится вечернее шоу. На афише указано: «Пиво и Рок-н-Ролл». Выступления продлятся с десяти вечера до четырех утра.
Но нам пора. Возвращаемся к пришвартованной у берега яхте. Только отдаем концы и выбираемся на середину водной поверхности, как тут же упираемся в сведенный мост. Тот подозрительно мигает красными сигнальными огнями, хотя до официального закрытия еще несколько часов.
— Не работает? — то ли утверждает, то ли спрашивает непонятно у кого Сергей.
Но с соседней яхты слышится ответ:
— Ага, западня! Очень рано мост сегодня закрылся, и вам придется переночевать в городе.
Разворачиваем «Олексу» и становимся на прежнее место. Отправляюсь в пригород поискать магазины. Закупаюсь недостающей мелочевкой. После возвращения на яхту, не ужиная, направляемся со старшим помощником в город. В толпе на центральном мосту крепости теряю Сергея. Выбираюсь из толчеи, обхожу несколько соседних улочек. В сумерках в свете загорающихся огоньков кажется, что попал в страну эльфов.
«Таким же был и мой Брест на Западном Буге до его полного разрушения и строительства известной крепости», — проносится в голове. Старпома так и не встретил. Оказываюсь вновь у главного моста. Музыкальная аппаратура уже настроена, на голландском языке звучит короткая вступительная речь и дается старт общему веселью. Над головами мелькают пластиковые стаканы с пивом. Обнаруживаю живительный источник в палатке рядом с импровизированным помостом. Пиво разливают бесплатно. Только новых стаканов не выдают, а предлагают наполнить из кегля уже использованный. После нескольких пинт растворяюсь в толпе и ритмах музыки.
Исполнители стараются вовсю. Временами музыкальные коллективы меняются. Солисты, обильно смачивая горло между выступлениями, плавно переходят к перепевам известных шлягеров. Звучит все — от тягучих медляков до громкого тяжелого металла.
Блаженствует не только весь город, упиваются весельем все попавшие в устроенную «западню» туристы. Без указки властей, без транспарантов и рупоров. Люди всех возрастов и наций. Текучее, колеблющееся волнами единство тел, когда между танцующими почти невозможно протиснуться. И в каждой душе мир и гармония отзываются во всем и во всех.
Когда в три часа ночи уже без усилителей звучит джаз и плывет над водами реки, где среди прочих угадываются очертания «Олексы», вдруг осознаю, что сижу верхом на ветряной мельнице с твердым желанием остаться в этом городке навсегда. Мир необычайно ярок. Медитативный джаз наполняет пространство вокруг. Музыкальные прожекторы выключены. Только дрожащий свет зажженных свечей на булыжниках мостовой, редкое мерцание смартфонов уже одиноко танцующих пар, да большой расплывчато-оранжевый серп луны в дымке облаков. Чувствую себя мальчишкой. Эйфория!
Но спустя четверть часа бутыль вина в моих руках пустеет, музыка стихает, а местные гуси злобно шипят, отвоевывая у меня мягкое сенное гнездышко.
«Я здорово промерз», — замечаю, сползая с крыши мельницы, и возвращаюсь на «Олексу» спать.
Туман стелется над водной дорожкой, по которой бежит наша яхта. Сергей ведет нас в составе утреннего каравана. В нем всего шесть яхт. Флотилия случайным образом собралась у первого разводного моста и теперь кильватерным строем бежит от одной переправы к другой, минуя ворота и шлюзы. Разведение мостов кое-где платное. Выглядит это забавно. В проходе возле уже разведенного моста служащий на удочке протягивает на борт проходящей яхты деревянный башмак. В него следует забросить монеты, после чего судно может идти дальше. Сумма не так и велика — примерно пять евро, но платных мостов за время пути будет несколько.
Другого маршрута до внутренних морей для яхт с высокими, не опускающимися мачтами нет.
Уровень вод канала слился с уровнем земли. Временами мы с любопытством наблюдаем за работой экскаваторов. Они стоят на баржах и прямо с них опускают ковши под воду. Зачерпывают грунт или ил и опрокидывают на баржу по соседству. Канал очень извилист, поэтому его ширина не превышает шести метров.
Очередная развилка. Один указатель направлен в сторону деревушки, второй водный рукав уходит в сторону. Я на руле. Давно не было мостов, и наша флотилия растянулась так, что из-за поворотов не видно впереди идущих. Судя по карте, нам прямо, то есть как раз в сторону деревеньки. Не сбавляя скорости, проскакиваю развилку. Через сотню метров оказываемся у череды частных владений.
— Мы, видимо, с заднего двора зашли! — Сергей уходит на бак яхты и, улегшись на палубе, рассматривает пасторальную идиллию.
Заборов между соседними участками нет, иногда их заменяют низко подстриженные кусты. Множество сарайчиков, как из камня, так и из дерева, но обязательно с черепичной крышей. Все похожи на маленькие пряничные домики. Трава во дворах подстрижена, дорожки выложены нарядным камнем.
Канал тем временем сужается до трех метров. Наш эхолот начинает предупреждающе попискивать. Оказывается, глубина воды под нами снизилась до полутора метров. Скидываю ход яхты до малого.
В каждом дворе стоит катер. Необязательно скоростной, но обязательно имеющий механизм спуска на воду. Все пространство впереди заполонила водоплавающая птица. Сбавляю скорость до самой малой, и «Олекса» буквально раздвигает пеструю гусиную массу. Здесь и черные, и серые, и белые, и еще какие-то, с ярко-красными полосами на шеях. С трудом выбираемся из птичьей лавины. Берега канала обрывистые, вровень с нашим бортом. Земля укреплена толстым металлическим профилем. Вплотную к воде подступают высокие деревья, но кроны их над каналом обрезаны, чтоб не задевать мачты.
Сергей рукой вытаскивает из крепления на палубе длинную палку — багор-отпорник. Доги выравнивают строй и мчат прямо на нас — один на моего старпома, второй — на меня. Вот они уже в пяти метрах от нас. Успеваю заметить, что пасти собак открыты, из них вываливаются алые языки. Между нами два-три метра и доли секунды до прыжка. Сергей принимает устойчивое положение, припав на колено, и выставляет багор, как пику, в сторону ближайшей собаки. Я успеваю только поднять спасательный круг, намереваясь использовать его, как щит. Прыжок пара совершает почти синхронно. Время замирает. Словно в замедленной съемке вижу, как мощным толчком собаки бросают себя вперед. Взгляд фокусируется на огромной пасти. Та в этот момент смыкается в воздухе, скрыв красный язык за белыми рядами здоровенных зубов. Заслоняюсь спасательным кругом. «Тра-ек-то-рия!» — медленно пульсирует мысль. Собака пролетает в полуметре от меня. Едва касается лапами края леерной стойки и приземляется на другой стороне канала. Раздается шумный плеск воды по носу яхты. Восприятие мира возвращается в привычный ритм.
Скидываю скорость и смотрю, что происходит на баке. «Сергей все еще на борту, это хорошо», — отмечаю про себя. Перевесившись за борт, он вовсю орудует отпорником. Застопорив ход, смотрю на воду. Там барахтается дог. Высота берега не позволяет собаке взобраться обратно на сушу. Сергей багром пытается подцепить пса за ошейник. Две попытки неудачные. Все решается в секунду, когда пес хватает багор зубами. Сергей напрягается, приподнимая плечи пса на несколько футов над водой. Тому удается поставить лапы на край высокого берега. Пес отпускает багор и рывком выбирается на сушу. Тут же отряхивается. Брызги окатывают Сергея. Он оборачивается ко мне, вытирая воду с лица.
— Собаки не собирались нападать. Хотели перепрыгнуть, используя яхту как трамплин, им нужно было лишь коснуться палубы, — поясняет он. — Тот, что был напротив меня, в прыжке увидел наставленный на него багор и попытался затормозить. Лапы заскользили по пластику, он по инерции споткнулся о леера и свалился в воду.
Одновременно оборачиваемся к правому берегу, собак там уже нет.
— Дай порулю, адреналин зашкаливает, — Сергей занимает место у штурвала и передает мне багор. Вижу на древке глубокие отметины от клыков.
«Олекса» вновь набирает ход. Вскоре канал раздвигает берега. Появляются пластиковые горки для мелюзги. Дети, хохоча, на скорости съезжают прямо в воду и устраивают морские баталии с воплями и брызгами. Тут, на самом краю деревни, канал уже напоминает небольшое озеро. В этом месте полно пришвартованных катеров. На берегу десяток столов с лавками. Тут же возвышается деревянное здание администрации. Двери открыты. Видно, что внутри полно народу, идет какое-то собрание. Из-за строения выскакивают знакомые грозные силуэты. Псы несутся к детским горкам и, не останавливаясь, прыгают в воду к резвящейся малышне. Те радостно дурачатся, хватаясь за хвосты и загривки. Кто поменьше, забирается на мощные спины.
— Кто же знал, что они просто милые песики! — подытоживает Сергей.
Мы окончательно покидаем деревенские воды и вновь входим в широкий канал, который огибает деревню стороной. Флотилия ушла вперед, и наш путь замедлился. Одиноко идущей «Олексе» теперь приходится по 15–20 минут ждать разведения мостов.
Пересечение с грузовым каналом. Указатель на Леэварден. Сворачиваем. Движение оживляется. Нас обгоняют быстроходные моторки. Навстречу движутся прогулочные кораблики с большими панорамными окнами.
Параллельно каналу пристроилась широкая автомобильная дорога. Расстояние до ближайшей полосы столь невелико, что «Олекса» будто идет по суше в автомобильном потоке. Мой взгляд невольно фиксирует дорожные знаки и изредка попадающиеся светофоры. Я настолько свыкаюсь с транспортом рядом, что в момент, когда трасса исчезает, даже начинаю беспокоиться. Она пропала в один миг, словно по волшебству.
— Не понял, — произношу вслух и оборачиваюсь в поиске автомобилей. — Я же только что отметил боковым зрением здоровую фуру, обгоняющую «Олексу». А тут бац — ее не видно…
— Вот она! — Сергей указывает на противоположный берег.
Слежу за его рукой и вижу кузов знакомого грузовика, удаляющегося от нас по другому берегу. Оказывается, трасса под землей просто пересекла наш канал. Это необычно. По мосту над нами — понятно, но когда под нами — непривычно.
В этих размышлениях мерно подходим к столпившимся перед длинным мостом парусникам. Судов собралось больше десятка. Сергей окликает соседей и выясняет, что железнодорожный мост разводится всего несколько раз в сутки. Но нам повезло, до очередного открытия ждать не более получаса.
Решаем не швартоваться. Течение в канале не ощущается, глушим двигатель и просто дрейфуем. Лишь изредка багром то я, то Сергей отталкиваемся от слишком приблизившихся бортов.
Негромкие переговоры между соседями, бряцание корабельной утвари, запах зеленой травы и деревьев, стрекотание стрекоз и мерный гул близкой автотрассы с завидной периодичностью нарушаются грохотом проносящихся по мосту поездов. Рассматриваем разноцветные вагончики стремительных электричек, монотонно синие контейнерные составы с китайскими иероглифами на бортах. Тягач с блестящими цистернами порадовал отполированным серебром боков, с которых во все стороны запрыгали веселые солнечные зайчики.
— Красиво, — прихожу к выводу, когда последний состав уносится вдаль.
Раздается звонок. Яхты запускают двигатели. Стоящие у берегов убирают швартовы. Здесь нет той суеты, которая царила в германских водах. Кораблики выстраиваются цепочкой. Одновременно встречный и наш потоки входят в разведенную секцию моста. Так и движемся — два флота друг напротив друга. Когда нас минует последняя из встречных яхт, мост остается уже в кабельтове за спиной. Но пролет не опускается, оказывается, он будет разведен еще полчаса.
Мы вновь идем в составе флотилии. Преград больше нет до самого Леэвардена. Все намереваются пересечь его без остановки. Городские мостики любезно разведены заранее.
Канал, одетый в камень, начинает резко извиваться. По водной поверхности снуют байдарки, гребные и моторные лодочки, даже обтекаемые доски, на которых в полный рост стоят люди в обычной городской одежде. Мастерски орудуя единственным веслом, они куда-то спешат, пересекая канал. Внимательно следим, как бы не опрокинуть таких пловцов ненароком.
Ход яхты снизили до малого. Засматриваемся на стоящие у стенок канала грузовые баржи, многоуровневые дома, машины, гуляющих людей и вездесущих велосипедистов. По нашим ощущениям, именно на двух колесах чаще всего передвигаются жители Леэвардена.
— Смотри, — Сергей указывает на странную корзину у велосипедной дорожки и на парня, несущегося к ней на спортивном велосипеде. Тот допивает воду, на полном ходу подлетает к привлекшей наше внимание корзине и кидает в нее пустую бутылку. Та ударяется о вертикально натянутую металлическую сетку и скатывается вниз в мусорку.
— Ого! — с восторгом оцениваю чудо инженерной мысли.
Впереди на воде столпотворение. Парусники готовят швартовые.
— Что происходит? — Сергей окликает ближайшее к нам судно.
— Становимся на ночь, — слышится в ответ.
— А почему все разом и именно здесь?
— В городе стоянка 20 евро, здесь — бесплатно.
Платная зона оделена мостами. Мы прошли последний, поэтому здесь уже оплаты с нас не возьмут. Закончив перекрикиваться с соседом, Сергей поворачивается ко мне:
— Давай пойдем дальше, до темноты еще далеко, чего тут стоять, время терять.
Киваю в знак согласия. Но канал впереди все еще заполнен швартующимися яхтами. Временно подвожу к стенке канала «Олексу». Выбираемся на сушу поразмяться. От нечего делать помогаем другим парусникам швартоваться — принимаем их канаты, подтягиваем борта и, продев швартовы через вмурованные в берег кольца, передаем концы обратно. Экипажи благодарны за помощь.
Как правило, людей на борту мало, а размеры яхт часом в два и даже в три раза больше нашей «Олексы». Часто экипаж — это отдыхающая семья: мама, папа, один или два ребенка. Швартовка осложнена тем, что высота стенки, к которой подходят лодки, рассчитана на грузовые баржи, то есть метра на два-три. На такую высоту сложно взобраться с низкого борта, приходится лезть по старым автомобильным покрышкам, развешанным здесь вместо кранцев. Да, есть на стенках и специальные металлические лестницы. Но расположены они довольно редко.
Только спустя минут 15 спрыгиваем с каменной мостовой обратно на борт «Олексы». Выбираемся на чистую воду, обходим вереницу пришвартовавшихся яхт. Машем им на прощанье и, набрав ход, уходим на юго-запад.
К вечеру достигаем южных окраин Снеека. Попадаем в озерный край: обширные водные пространства соединены короткими проливами, которые мало напоминают прямые русла каналов.
Очередное озеро. Наблюдаем стайку легких парусников-шверботов. Те гоняются по спортивной дистанции. Пока «Олекса» под двигателем мерно проходит мимо, успеваю насчитать более 20 участников. Длина каждого швербота не больше пяти метров. Каждый несет два паруса, а экипаж — только один ребенок лет десяти. Никаких судейских лодок не видно.
— Тренировка, — подытоживает мои наблюдения Сергей.
Озеро заканчивается, но пространство вокруг сплошь залито водой, а очертания берегов столь причудливы, что стопорю ход. Пытаюсь разобраться, в какой из проливов нам двигаться дальше. Лоция не помогает.
Сергей достает телефон и загружает космические снимки местности. С интересом рассматриваем фотографию. Подобное видел только в Персидском заливе, где у берегов Саудовской Аравии создана сеть искусственных насыпных островков. Здесь нечто подобное. Нас окружают коттеджи, группками стоящие на рукотворных островах. Каждый земельный участок обязательно имеет береговую линию. Так как их здесь сотни, образовалось замысловатое побережье, где трудно определить дальнейший маршрут.
Даю ход. «Олекса» бредет от одной коттеджной застройки к другой. Солнце уже село за горизонт, а мы все еще не выбрались в привычный канал или хотя бы озеро.
— Где ночуем? — спрашивает Сергей, когда берега в сумерках сливаются в однородную темную массу.
— Пошли к вот тому дворику, где виднеются языки пламени, станем рядом на якоре.
Подходим. До берега метров двадцать. Сергей достает якорь и ждет команды. Я смотрю на сушу. Замечаю рядом с разогретым мангалом мужчину. Тот потягивает из бутылки неведомый напиток и смотрит на нас.
— Мы станем на якорь здесь, окей?
Мужчина продолжает молча смотреть.
— Видимо, мы ему не нравимся, — говорю приглушенно Сергею. — Передвину-ка я «Олексу» вперед.
Даю ход. Но отойти не успеваем, мужчина машет нам рукой и одновременно громко произносит:
— Камон, давайте, давайте сюда! — и указывает на небольшой пирс у границы своего участка.
Малым ходом подбираемся к суше. Все в порядке — глубина возле пирса два метра, нашей яхте этого с лихвой хватает, чтобы стать вплотную к берегу. Пока основательно швартуем «Олексу», голову дурманит запах барбекю.
— Мяса бы с огня, — произношу мечтательно.
Тем временем хозяин участка заканчивает приготовление блюда, складывает мясо в тарелку и располагается в шезлонге. На нас внимания больше не обращает.
Спрыгнув на пирс, иду по краю участка. Нет ни заборов, ни кустов, отделяющих соседние владения друг от друга. Выбираюсь на асфальтированную автодорогу посередине островка. Здесь всего-то одна улочка и есть. С разных сторон на нее выходят двенадцать участков. Только в одном направлении можно выбраться с острова. Через мостик попадаю на дорогу пошире. Она идет по насыпи. Выступающая из воды суша напоминает гроздь винограда, где ягодками льнут к стеблю дороги крошечные островки. Одни «лозы» сплетаются с другими, и дорога становится все шире.
Темнеет окончательно. Загораются фонари. Без машины или хотя бы велосипеда дальше идти нет желания. Поворачиваю обратно. Не сразу нахожу нужные повороты, путаясь в застройках-близнецах. Немного уставший, возвращаюсь к нужному участку.
Хозяина уже нет, но аппетитный мясной дух стал ярче. Ступаю на пирс и вижу хлопочущего Сергея. Он вытащил мой разборный мангал на доски у яхты и на решетке поджаривает консервированные сосиски. Пусть и не мясо в чистом виде, но запах такой дразнящий, что жалобно сводит живот.
Пока сосиски покрываются хрустящей корочкой, нарезаю салат из помидоров. Снимаем скворчащее блюдо с огня и набрасываемся на ужин. Мясное и салат приканчиваем в один присест. Но голод не утихает. Достаем несколько крупных картошин, закапываем в угли, а на решетку укладываем краюхи хлеба. Только теперь я могу спокойно осмотреться.
Отражаясь в заводи, приветливо светятся окошки. Ощущение, что мы посреди обычного поселения. Только одно существенное но — между домами не асфальтированные дороги, а водные пути.
Поднимаемся вместе с солнцем и движемся строго на юг. Через полчаса достигаем грузового канала. Глубины выросли до пяти метров. Нас окружают крупные суда класса река-море. Чтобы не быть раздавленными, прижимаемся к самой кромке канала. Баржи идут быстрым ходом, разгоняя большую волну, которая нещадно полощет мелкие яхточки и катера. Но капитаны громадин не обращают внимания на создаваемые окружающим неудобства.
Пересекаем два озера вытянутой формы. Разнообразие прогулочных судов поражает: помимо привычных яхт и катеров, много байдарок, легких шверботов, переделанных в квартирки барж. Но больше всего удивляют полноценные плавучие дома. Да, есть такие, по которым можно угадать, что перед тобой судно, — четко просматриваются обводы. Но некоторые выглядят полноценными кирпичными строениями, зачастую в два этажа высотой. Конечно, на самом деле, это легкие конструкции, но ощущение, когда жилой дом проплывает у тебя перед носом, удивительно. Кое-где у домиков есть даже имитация небольших лужаек.
Впервые за сегодня наблюдаем затор. От берега до берега канал в сто метров шириной заняли медленно дрейфующие плавсредства. Начинаем протискиваться между ними. Достигаем оживленного перекрестка. Хаотичное движение завораживает. Подходящие суда без какой-либо системы вклиниваются в снующую толпу и яростно маневрируют, безбожно преграждая друг другу путь.
— Это что, баня? — Сергей разглядывает неведомую конструкцию чуть левее от нас.
Деревянный домик, на крыше которого видна огороженная площадка с шезлонгами и открытым душем, коптит дымоходной трубой. Сейчас на улице и так под 30 градусов, мы с Сергеем изнываем под полуденным солнцем, а тут баня! Да еще и действующая.
Лишь стенка по ходу движения застеклена и прозрачна, а за ней виднеется небольшой пост управления. За рулем молодой парень.
Мы сбрасываем и без того малый ход и пропускаем баню по носу. Почти поравнялись с коптящим домиком, как напротив открывается дверь, и из нее выходят распаренные красотки. Не только мы с Сергеем, но и экипажи других лодок устремляют на них жадные взоры. Девушек четверо. Не обращая на окружающих никакого внимания, они грациозно поднимаются по лестнице на крышу и обливаются водой из душа. Сочные округлости, нежные изгибы тел в сияющих на солнце каплях воды гипнотизируют всю мужскую братию.
Движение плавсредств останавливается совсем. И лишь когда девушки частично скрываются из поля зрения, расположившись в шезлонгах, суда вновь набирают ход.
— Были в купальниках, — слышу тихие невыразительные слова Сергея. И далее уже громче: — Погнали, Дима, быстрее в Амстердам!
До города Леммер добираемся без происшествий. Следуем мимо местного яхт-клуба. Тот пестрит многомачтовыми старинными судами. Над выходом во внутреннее море Эйсселмер замечаем зависшее в небе НЛО. Сверкающий металлом пончик плывет, как минимум, на десятиметровой высоте. Точно летающая тарелка из фантастических фильмов!
Движемся прямо к ней, так как навигатор именно в этом месте указывает расположение шлюза. С близкого расстояния становится ясно, что НЛО — это стоящее на столбах здание трафик-контроля, диспетчерская для кораблей.
В большой шлюз для грузовых судов нашу «Олексу» не пускают, просят выйти в море через проход для частных яхт в полукилометре отсюда.
Путь зарос камышом, где во множестве прячутся дикие гуси. Стенка для ожидающих швартовки судов сплошь в помете водоплавающих птиц. Мы брезгливо накидываем швартовы и на сушу не сходим. Ожидаем зеленых огней шлюза.
Примечаем недалеко от нас небольшой бетонный причал с необычным синим знаком — изображением поднятой краном машины. Причал занят самоходной баржей. Только что к ней подъехал легковой автомобиль, из которого выходят мужчина с двумя детьми и поднимаются на борт корабля. Женщина на барже приветствует прибывших и поднимается на крышу рубки. Приводит в действие металлическую руку манипулятора. Мужчина возвращается на берег, уже в рабочей одежде. Рука-манипулятор замирает над автомобилем. Владелец подводит эластичные стропы под брюхо авто и дает команду «Вира!». На барже усиливается кряхтение основного двигателя. Манипулятор натружено поднимает стрелу вверх. Машина отрывается от полотна дороги и по воздуху перемещается в сторону корабля. Через минуту женщина опускает ее на площадку за рубкой.
— Ясно, — доходит до меня. — Владельцы барж возят с собой личные авто, а этот пирс как раз для выгрузки и загрузки их на борт.
Вскоре кораблик с машиной уходит в каналы. Мы остаемся скучать в нетерпеливом ожидании. Другие яхты так и не появляются, нас пропускают в гордом одиночестве. Сергей берет управление «Олексой» на себя.
Выходим в море-озеро. Сразу ощущается хороший ветер. Пропускаем сухогрузы, вышедшие из большого шлюза, распускаем паруса. Вдоль левого берега просматривается вереница ветрогенераторов, установленных прямо в море. Фарватер проложен между их опорами и берегом. Мы же выскакиваем за условные пределы.
Свобода! Ветер в правый бок. Ставим самую большую парусность. «Олекса» чуть кренится и набирает шестиузловой ход. Впереди виднеются два старинных судна с прямыми парусами. Берем курс на них. Но за полтора часа хода нам не удается сколь-нибудь значительно к ним приблизиться. Те явно уходят от нас в сторону Атлантики.
Ветер слабеет. Даю указание взять курс к острову Кройпел. Сам же спускаюсь в каюту стряпать обед. Пока готовлю, обращаю внимание, как заправски Сергей управляется с яхтой. Он расположился на наветренной банке кокпита, в руках держит шкоты и, сняв обувь, пяткой левой ноги удерживает руль. Когда заканчиваю кухарить, ветер стихает.
До острова не дошли четверть мили. В метрах ста от нас стоит катер с флагами, указывающими, что работают водолазы. Вместе с Сергеем собираем паруса, бросаем якорь, обедаем. Я беру бинокль и рассматриваю остров Кройпел — сейчас он рукотворный.
Лоция сообщает, что раньше здесь был настоящий природный остров. Когда вода поднялась, он ушел под воду и стал мелью. Лишь полтора десятилетия тому его подсыпали песком, сделав птичьим заказником. Теперь он окружен волноломами, на пологом берегу гнездятся пернатые. А пару лет назад возле Кройпела установили защищенные причалы. С них нельзя выйти на сушу, но можно пристать, спрятавшись от волн и в бинокль спокойно наблюдать за птицами.
Пока рассматриваю побережье, Сергей спускается в каюту на адмиральский час. Не проходит и пяти минут, как он выглядывает и произносит:
— Там внизу кто-то к нам стучится. — И вновь скрывается в каюте.
Смотрю на эхолот — глубина четыре метра. Свешиваясь с левого борта, вглядываюсь в воду. От взбаламученного песка она желтоватая. Перебираюсь на другой борт и обнаруживаю темное пятно чуть в стороне. Быстро скидываю майку, хватаю из рундука маску и солдатиком сигаю вниз. Опускаюсь под воду и обнаруживаю молодую пару в водолазных костюмах. Знаками предлагаю подняться на поверхность. Но ребята разворачиваются и ретируются. Выныриваю, вентилирую легкие. Вновь опускаюсь на глубину. Никого под яхтой больше нет. Распластываюсь на поверхности. А хорошо же как! Вода прогрелась явно выше двадцати градусов.
Неторопливо возвращаюсь в кокпит. Вытаскиваю и настраиваю камеру Гоу Про для подводной съемки. Опускаюсь на самое дно. Вода сильно давит на уши. Пытаюсь продуть их. Не получается. Пробую еще раз и еще. Все равно не выходит, одно ухо продолжает болеть. Увлеченный этой проблемой, не сразу замечаю, как что-то заслоняет мне свет. Смотрю со дна вверх: нечто блестящее у самой поверхности воды быстро сигает к носу яхты и прячется по ту сторону борта.
Заканчивается дыхание, всплываю и думаю: «Это кто-то размером с меня». Вплавь огибаю яхту, опустив лицо в воду. Никого. Вспоминаю, что все это время камера, зафиксированная у меня на голове, работала. Нужно будет посмотреть, что я заснял. Набираю воздух и вновь ухожу под воду. Ничего особенного — ровное песчаное дно. Ни ракушек, ни камушков. Следую вдоль цепи к якорю, затем обратно. Зависаю прямо под килем яхты, смотрю из глубины на свою красавицу. Хорошие кадры: парящая в пространстве «Олекса» в ореоле солнечных лучей. Еще несколько раз ныряю, прежде чем подняться на борт.
Солнце жарит во всю, ветра как не было, так и нет. Выбираю якорь и на малом ходу беру курс на юг, в сторону города Энкхейзен. Сергей просыпается только, когда я ввожу «Олексу» в городской яхт-клуб «Краберсхафен». Поутру намереваюсь здесь пройти шлюз, который выведет нас во второе внутреннее море-озеро Маркермер. На его берегах стоит восточная часть Амстердама.
Сейчас же мы без остановки пересекаем гавань для стоянки больших парусников и заходим в густо уставленную лодками внутреннюю часть марины. Швартуемся напротив железнодорожного вокзала. Сергей помогает прибраться на яхте. Оставляю его за главного и направляюсь в город.
Энкхейзен похож на Доккум. Тоже крепость, тоже расположен за водными преградами с редутами. Но улочки более широкие, позволяющие транспорту парковаться с обеих сторон. Здания сплошь кирпичные с черепичными крышами, но высотой в два этажа, а то и в три-четыре. Очень уютно и чисто. Все в едином старинном стиле, но из современных материалов. Много кафе, сувенирных лавок, магазинчиков. Городские виды особенно прекрасны в свете разноцветных вечерних фонарей.
Но есть в Энкхейзене особая изюминка — старинный город-музей под открытым небом. По мнению многих, лучший в стране. Не могу отделаться от соблазна окунуться в атмосферу старинной Европы.
И вот я здесь!
Тепло, поскрипывает под ногами песок. Окошки небольших домиков — не выше человеческого роста. И сразу же над ними крыши не всегда черепичные. Несколько деревянных построек покрыты приколоченным рейками толем. У лучших домишек оштукатурены стены, но и они выглядят неказисто, так как побелка уже изрядно пострадала от многочисленных дождей. Яркий контраст с современным благоустроенным кварталом, который я только что покинул.
В пристроенных к дому клетках кудахчет домашняя птица. Курятники сбиты из грубых досок и затянуты старыми рыболовными сетями. У некоторых домиков — небольшие участочки, но все равно от двери до забора — пара шагов.
Приближаюсь к очередной постройке. Из нее выходит молодая женщина с тазом в руках. Несет выстиранное белье к натянутой через улицу веревке. Женщина убирает центральную подпорку, чтобы веревка опустилась ниже, и начинает развешивать белье.
Так как улица перегорожена, начинаю рассматривать работницу. Черное платье с закатанными по локоть рукавами, голубой передник, волосы убраны белой лентой, на ногах — черные чулки и деревянные башмаки. Значит, именно такое одеяние носили в здешних местах в конце XIX века.
Женщина завершает работу и вновь палкой подпирает веревку, поднимая ее на восьмифутовую высоту. Я проскакиваю под развешенным бельем, но дальше улицу перегораживают две здоровые жерди. Тут же поперек стоит деревянная тележка со столярным инструментом. Вперед не пройти. Сворачиваю между домами и выскакиваю на подтопленную улицу.
Сырая земля, вымощенная досками дорожка. Здания у основания на высоту в полметра защищены временно уложенными мешками с песком. Ими же заложены дверные проемы. Тут и там ил вперемежку с рухлядью — сломанными колесами, досками, полузасыпанными железяками… Вырванные с корнями кусты, палки, тряпки — вид не очень приятный. Так вот как страдали от водной стихии накануне XX века!
Следующая улица более зажиточная. Здания из мелкого красного кирпича, окна с яркими ставнями. Дорожки выложены камнем. Аптека, почта, мясная лавка. Навстречу прогуливается пара. Пожилой мужчина в синем жилете, расшитом узорами. Добротный сюртук, черные бриджи, темно-синие гольфы-чулки и кожаные туфли. На шее белый платок, на голове цилиндр. Дама в сером платье с легким ситцевым передником. На голове белый платок с обручем. Приветствуем друг друга, раскланиваясь.
Есть на этой улице и другие прохожие. Женщина в желтом, расшитом алыми нитками платье держит красную корзинку. Следом мужчина несет кусок окорока. Он одет в коричневую жилетку и такие же штаны. На скамейке у дорожки вышивают две старушки. Рядом с ними на подставке чайник и пара чашек. Девочка лет десяти спешит к развилке. На ней длинная юбка в пол из грубой ткани темно-зеленого цвета, блузка в полоску и белый чепчик, расшитый красными нитями. Интересные одеяния: неброские, грубоватые, но оригинальные и привлекательные.
Атмосферная прогулка продолжается. Заглядываю в аптеку. За прилавком женщина. Увидев меня, начинает что-то спрашивать на непонятном мне языке. Теряюсь от неожиданности и быстренько выхожу. Обернувшись, обнаруживаю над крышами квадратную башню с часами и колоколом. Маневрируя по улочкам, направляюсь к ней.
Район все богаче, у домов появляются уютные дворики, выходящие к каналам. Друг от друга они отгорожены высоким подстриженным кустарником. Башня стоит, как и положено, у стены церкви. Двери закрыты. Отвлекаюсь на стеклянное витражное окно парикмахерской. За ним цирюльник, сидя в клиентском кресле, от безделья читает газету. Рассматриваю необычные металлические колбочки с туалетной водой и приспособления для стрижки. В современных парикмахерских таких давно нет. Увидев меня в окно, парикмахер жестом приглашает зайти.
Не могу устоять. Устраиваюсь в том самом кресле, где только что сидел мастер. Тот разворачивает тканевый сверток со множеством карманчиков. В каждом какой-нибудь блестящий инструмент: ножницы, ножики, металлические щипчики. Становится как-то неуютно: а не начнут ли меня сейчас пытать? Но мастер вытаскивает ножницы и начинает быстро подравнивать мою шевелюру. На керосинке вскипает небольшой медный чайник. Обработав в кипятке опасную бритву, мне поправляют виски и бреют щеки.
Расплатившись, выхожу на воздух. Бреду, переваривая пережитое. Вспоминается, как цирюльник мастерски точил бритву о кусок сырой кожи. Поворачиваю и обнаруживаю открытую настежь дверь. Видимо, солнце нестерпимо разогрело жилище. Подбираюсь ближе и, крадучись, захожу внутрь. Потолок и балки выкрашены в рыжий цвет, стены в светлых бумажных обоях с розовыми вензелями. В центре — добротный круглый стол, на нем — книжка, чайник. Рядом — стулья с мягкой обивкой. У стены чугунный очаг-камин. Под потолком керосиновая лампа с белым пышным абажуром. На одной стене висит картина, на другой — заводные часы. На полу тканый ковер. Одна из межкомнатных дверей начинает медленно открываться. Быстро выпрыгиваю из дома прямо на середину улицы и сворачиваю в квартал попроще. Сбавляю ход у одноэтажного почтового отделения с красным ящиком для писем. Из пожелтевшего листка с расписанием работы почты узнаю, что сейчас обед. Откроется через час.
Обращаю внимание на уличное освещение. Подвесные фонари выглядят словно перевернутые вверх дном тарелки с лампочками. На одном из столбов замечаю пару рупоров. Металлические громкоговорители направлены в противоположные стороны. На одном просматриваются отлитые в металле цифры — 1887.
Следующая улица попроще предыдущей. По стенам зданий развешаны рыболовные сети, верши и мережи. Двое мужчин занимаются их починкой. Громким лязгом привлекает внимание кузница. Кузнец вовсю орудует над ярко-желтым куском металла. Мимо пробегают мальчишки — гонят металлические обручи по улице. Пробираюсь через сад к сараю. Из него на кильблоках вытаскивают парусную лодку метров восемь длиной. Тянут ее мужчины в широких парусиновых штанах и зеленых жилетках, все бородатые, со странными то ли кепками, то ли шапками на головах. Пропускаю честную братию и захожу в сарай: а там еще четыре лодки, все с парусами из настоящей промасленной парусины, все на подвижных кильблоках. Канаты конопляные, борта покрыты дегтем. На каждой корме — ходовые керосиновые фонари.
Очарованный, теряю ощущение реальности и все глубже проникаюсь самобытным колоритом ушедшей эпохи.
Иду дальше вдоль угольных отвалов. Дворики исчезли, здания льнут вплотную друг к другу. Торговые палатки, бочка водовоза, каменная набережная, тут же несколько беседок, пекарня.
Встречаю велосипед, на переднем колесе которого лоток с различной мелочевкой. А еще на лужайке замечаю овец. Те пасутся без охраны. Вижу невысокую черную мельницу, но до нее не дохожу. Привлекает запах. Где-то работает коптильня. За поворотом на набережной у воды стоят три железных ящика выше человеческого роста, а по ширине примерно в метр. Один обложен камнем, а у двух других крупные круглые стрелочные термометры вделаны прямо в стенку для контроля процесса.
Один из ящиков открыт. Изнутри словно платяной шкаф, в котором подвешены вместо одежды небольшие веревки. Но это вовсе не веревки — это коптится угорь. Не могу удержаться. Подхожу к мужчине, который заправляет коптильнями, но тот кивает в сторону. Смотрю — там стол, несколько столбов с натянутой между ними проволокой, и на ней тоже висят угри, остывают. Заведует ими женщина. Заказываю себе рыбу.
— Вам с собой или тут будете?
Прошу рассечь угря на части.
— Тройку кусков оставьте на тарелке, остальное заберу с собой.
Ссобойку заворачивают в пожелтевшую грубую бумагу, больше похожую на картон.
Имеется и копченая сельдь, но угорь звучит интереснее. Несмотря на то, что его здесь навалом, цена кусачая — раз в десять выше, чем на местную копченую сельдь. Стоит ли он того? Определенно. Наслаждаясь угрем, рассматриваю работающую мельницу. Та служит для перекачки воды из одного канала в другой.
Закончив трапезу, продолжаю экскурсию. Из любопытства заглядываю в один из домиков через окошко: комнатка четыре на пять метров, стол, камин из грубого камня, вместо кроватей несколько больших сундуков. У очага хлопочет хозяйка, тут же в ушате дети моют посуду.
Направляюсь в отгороженный от моря порт. Там аж четыре тринадцатиметровых парусника, все плоскодонной конструкции. На одном из них дата постройки — 1875 год. Рядом множество сетей, натянутых на кольца. Все постройки небольшой гавани увешаны сушеной рыбой. Обнаруживаю слип с лебедкой 1889 года. Именно здесь на сушу вытаскивают большие парусники. Поблизости ремонтные мастерские.
Находиться здесь приятно. Рыбаки заняты своими неспешными делами на берегу: разгружают рыбу, раскладывают по бочкам и на тележках свозят их в одно из строений. Кто-то занят починкой парусов, кто-то штопает сети. Удивили четверо козлов, которые спрятались от солнца под перевернутой лодкой.
Миную деревянную пристань. Но прибрежная тропинка не заканчивается. Слева высокий лес, справа залив. И неожиданно впереди — вереница людских фигур. Странно, что они не двигаются. Да это три десятка черных скульптур, обращенных к морю, напряженно всматриваются вдаль. В основном, женские образы, мужчин только двое. И все индивидуальны: и выражения лиц, и позы, и одежда — каждая фигура неповторима.
Под впечатлением выбираюсь на мол. Его центр занят желтым чудо-юдом — округлым зданием с щупальцами, окнами-иллюминаторами. Мне подле «кракена» неуютно, хотя вид на море прекрасен: паруса, птицы и яркое солнечное небо.
Возвращаюсь обратно в селение и вновь рассматриваю замершие фигуры на берегу. Направляюсь к зданию почты. У продавца в грубой светлой рубахе покупаю открытки. Прошу отправить их по указанным адресам. Что-то настораживает меня, пока служащий оформляет отправления. Взгляд падает на висящее чуть в стороне небольшое зеркало. Нечто инородное и неуместное здесь, в окружающей обстановке. Странная одежда на каком-то знакомом мне парне. Ба, да это же я сам! В обычной футболке, но именно ее современный вид срывает наваждение. А как было приятно провалиться во времени в начало XIX века! Билет в прошлое — всего за 18 евро.
Создателям деревни определенно удалось воссоздать атмосферу тех лет. Не знаю, как жили люди 120 лет назад, но именно так я себе и представлял.
Выбираюсь из музея под открытым небом. Его построили, собрав по округе старинные предметы интерьера, аутентичные лодки и домашнюю утварь. А проживающие тут люди — волонтеры. На зиму они вернутся в свои настоящие дома.
Возвращаюсь на яхту. Минуя железнодорожную станцию, замечаю электричку: та обещает всего за час доставить пассажиров до центрального вокзала Амстердама. Мы уже очень близко от столицы Нидерландов, не более 40 миль остается завтра пробежать «Олексе».
На яхте подменяю Сергея. Теперь он уходит гулять в город.
Располагаюсь в кокпите на подушках и пытаюсь поспать. За бортом раздается резкий скрипучий птичий крик. Выглядываю за леер. Вокруг яхты плавает лысуха с пятью цыплятами. Это водоплавающая курица с приспособленными для гребли лапами. Летает она плохо, зато плавает как утка да еще и бегает по воде, как спринтер. Уже несколько раз встречал таких на озерах Нидерландов. Трудно поверить, что передо мной цыплята этой мамки. Взрослая лысуха полностью черная, только пятно на лбу да клюв белые. А вот цыплята с серыми тельцами имеют ярко красные лысые головки да рыжие пушистые шейки. Контраст между взрослой птицей и ее выводком неимоверный. Мамаша, завидя меня, начинает орать громче. Достаю с камбуза кусок хлеба и крошу в воду. Детвора гоняется за булкой, да и сама мамка склевывает приличный кусок.
Вдоволь насмотревшись, откидываюсь на банке и еще раз собираюсь уснуть. Но не тут-то было! Мамаша вновь орет во все горло. Какое-то время стараюсь не обращать внимания на назойливую птицу. Но ор продолжается пять минут, десять. Через четверть часа я не выдерживаю. Перевешиваюсь через леер и пытаюсь отпугнуть курицу, размахивая руками. Но та лишь подплывает ближе в надежде на угощение. Скармливаю нахалке остатки хлеба. Воцаряется тишина. Я даже успеваю задремать, но сквозь сон снова слышу ненавистный крик.
Озираюсь. На соседних яхтах никого. Быстро хватаю багор и откидываю противную птицу. Та подлетает, но, приводнившись, вновь устремляется к яхте. Мягко упираюсь пластиковым наконечником отпорника в ее тело и снова отталкиваю курицу. На этот раз она понимает намек и уплывает прочь, следом устремляется все семейство.
Собираюсь спрятать багор, но вдруг перехватываю любопытный взгляд из иллюминатора соседней яхты. «Он явно видел мою расправу над курицей, — мелькает мысль. — Хоть бы не пожаловался».
На соседней палубе вырастает рыжебородая фигура свидетеля моего преступления.
— Привет, — произносит он.
— Привет.
— Гоняешь? — кивает мужчина в сторону птиц и тут же продолжает: — Я их тоже гонял.
В воздухе повисает пауза
— Смотри, тут с этим строго, могут не только из марины погнать, но и штраф наложить.
— Да я знаю.
— А знаешь, что если бы это был серый гусь, то ты мог бы ему и шею свернуть, и суп из него сварить?
С недоумением смотрю на соседа.
— Разве у вас в стране не помешаны на охране природы?
— Так-то оно так, но ты про газовые камеры слышал? — прилетает мне вопросом на вопрос.
— Чего?
Мужчина набивает трубку и присаживается поближе к «Олексе» на краю борта.
— Это в 14-м году было, — начинает он свой рассказ. — Шел четвертый год полного запрета охоты на птицу. Гуси, утки и иже с ними за это время хорошо расплодились. Начали погибать озимые, птицы съедали их в ноль.
Фермеры стали возмущаться. Правительство назначило компенсацию за зимовку гусей на полях. И на время ропот умолк. Но когда птицы перестали с теплом улетать и начали подъедать и летний урожай, суммы компенсации стали колоссальными. Вот и был придуман необычный метод расправы. Работали несколько бригад. По вызову фермеров они ставили временные заборчики на берегах, оставляя свободными только загонные проходы, которые вели в специально оборудованный кузов. Гуси набивались в фургон, двери закрывались, внутрь пускался газ. Спустя четверть часа дохлую птицу перегружали в другой автомобиль, а душегубка готова была принять следующую партию.
— Почему птицы просто не улетали, когда их начинали загонять?
— Ну, так эта работа проводилась в летние месяцы, когда гусь линяет. В это время он очень плохо летает, а то и вовсе не может подняться в воздух.
Проблема с птицей стала таким образом решаться, поголовье ее уменьшилось. Но тут возмутились зоозащитники и потребовали запретить душегубки.
Долго шли дебаты, предпринимались разные попытки урегулировать вопрос. В итоге охоту на водоплавающую птицу вновь разрешили. Каждый регион выбирает сам, когда начинается сезон и сколько он длится. А вот на серого гуся охотиться можно круглый год.
Видел бы ты, сколько их тут зимой! Больше двух миллионов собирается. Компенсацию за испорченные озимые фермерам оставили. Если на поле у них зимует более 40 перелетных особей, то денег хватает, чтобы больше ничего в этот сезон на поле не высаживать. Так что все довольны: и фермеры, и охотники, и возможно, даже птицы. Все лучше, чем душегубка.
Заканчивая рассказ, мужчина представляется:
— Меня зовут Сэм. Я люблю охоту. Сейчас по каналам иду на восток страны, где в этот сезон можно пострелять дичь.
Я сам несколько раз ходил на зверя и с удовольствием развиваю тему. Но тут в каюте Сэма лает пес. Сквозь иллюминатор различаю небольшого английского кокер-спаниеля. Спустив пса на берег, сосед уходит с ним в город на ужин. А я разогреваю рыбу и наконец укладываюсь спать.
Раннее утро. Моросит мелкий дождь. Сергей проводит шлюзовку в море Маркермер. Сегодня я у него в помощниках.
Прямо над входными воротами разводится мост. Выходим. Перед нами закрытая волноломами акватория с ветрогенераторами. Порывы усиливаются. Соседние яхты почему-то уходят к прибрежным причалам. По команде Сергея поднимаю паруса. Ветер чисто южный. Пока шли под защитой бухты, яхта легко держала пятиузловой ход. Но открытое море встречает короткой высокой волной. «Олекса» ожесточенно прыгает с одного хребта на другой. Благо, на небе появились просветы, а дождь почти сошел на нет.
Начинаем движение на хорошо обозначенный белым маяком остров Маркен. Скачка продолжается несколько часов. Уже подустал контролировать строго настроенные паруса. Не сказать что холодно, но ветер выдувает тепло. Я озяб. Глубина не постоянная, то три метра, то полтора, то снова три.
— Курс на фарватер! — командует Сергей и меняет направление.
Настраиваю паруса на новый курс. Болтанка изматывает, скорость всего-то два с половиной узла. Я бы уже скомандовал завести двигатель, но капитан сегодня Сергей. Он явно наслаждается ходом яхты. А я оживляюсь при виде голландского старинного кофта (32), догоняющего нас с кормы. У него осадка меньше, и он может ближе прижиматься к правому берегу, где волны поменьше, но есть риск налететь на мель. Между нашими экипажами возникает дух соперничества.
Усталость как рукой сняло. А может, волны просто стали меньше? Работаем с Сергеем в унисон, без слов понимая друг друга. Выжимаем из парусов «Олексы» все возможное. Начинаем отрываться от соперника. Проходит полчаса, час. Маяк острова у нас на траверзе. Необходимо повернуть вправо в пролив, ближе к городу. Курс к ветру становится более крутым. Старинный швертбот сдается, майнает паруса. Мы тихонько ликуем в предвкушении победы. Но через десять минут повторяем маневр соперника — собираем паруса и включаем двигатель.
Появляются полосатые фарватерные буи для любительских судов. Это те же зеленый и красный поплавки, но с белой полосой посередине. В отличие от грузовых буев, которые ставятся на четырех метрах глубины, эти отмечают всего два метра. Причем сразу за ними глубина изменяется ступенькой, падает чуть ли не до полуметра. Со всех концов в устье стекаются частные суда, сливаясь в густую толпу.
По левому борту появляются многоэтажки, вырастают прямо из воды. Многие дома имеют выход в канал. Жилище специально для тех, кто будет держать яхты у порога.
Под нас ныряет широкая автомагистраль. Причем часть пути шоссе пробежало по мосту над каналом, и только на половине погрузилось под воду. Впереди мост. Указатель направлен в сторону стоянки мелких судов в ожидании разведения. Но не успевает «Олекса» туда подойти, как мост начинает подниматься. Вереница яхт ныряет в пролет и тут же упирается в шлюз, семафорящий зеленым. Заходим. Все начинают быстро отдавать швартовы, мы же огибаем другие яхты и подходим к выходным воротам. За нами продолжает протискиваться вся морская рать. Стоим вторым бортом, но принимаем швартовы от быстроходного, космически обтекаемого катера. Привязываем его к «Олексе». Остальные суда заполняют все водное пространство шлюза, и только тогда запирающие ворота начинают сводиться.
Перепад воды не ощутим. «Олекса», пропустив быстроходный катер вперед, выходит в пролив к старинному центру Амстердама. Мы с Сергеем не можем сдержать восторга, ведь много недель мы держали путь именно в эту точку на карте.
Начинаем подыскивать марину для удобной стоянки. Несколько раз подходим к разным длинным пирсам, явно для туристических корабликов. Обнаруживаем пару стоянок для больших барж. Но все это неубедительно.
Беру планшет, чтобы изучить карту.
— Пошли в центральную марину! — возвращаю себе командование «Олексой».
Яхт-клуб стоит на берегу, противоположном историческому центру Амстердама. Но каждые 5–10 минут между берегами бегает бесплатный паром. На входе в клуб сбрасываю скорость до минимальной. Пропускаем несколько встречных яхт, экипажи разводят руками — мест нет.
— Ну, это для их больших яхт мест нет, а для нас, может быть, и найдется, — с этими словами на малых оборотах завожу «Олексу» в марину. Течение встречное. И в одно мгновение наш двигатель глохнет.
— Что за ерунда? Впервые такое! — вырываются слова недоумения.
Включаю нейтралку и завожу двигатель. Тот работает в штатном режиме, но как только включаю передачу, снова глохнет.
— Походу, что-то намотали на винт, — поясняю сам себе ситуацию.
По инерции «Олекса» делает разворот, течением нас относит обратно на следующую за нами яхту. Сергей хватает багор, кранец и уходит к месту предполагаемого столкновения с другим бортом. Быстро поднимаю двигатель над водой. На винте обнаруживаю моток веревки и обрывок строительного пакета. Вытаскиваю из кармана нож и освобождаю винт.
Яхта, что шла следом, обходит нас стороной, но харб-мастер марины кричит им, что мест нет. Судно делает аккуратный разворот и уходит в пролив.
Нас тоже выбрасывает течением из марины. Запускаю двигатель и совершаю вторую попытку захода. Помощник харб-мастера с интересом смотрит на «Олексу», на флаг и, к счастью, нас не прогоняет. Лишь спрашивает осадку и длину судна. После ответа велит двигаться в левый канал между крайними понтонами. Под двигателем, помогая себе багром, проталкиваемся между тесно стоящими моторными судами. В самом конце становимся четвертым бортом к пирсу. Накидываем швартовы. Оформляем приход. Прибираем яхту.
— Мы в Амстердаме! — с восторгом восклицаю, когда все хлопоты позади.
Тем временем Сергей переодевается в парадную одежду. Закидывает на спину небольшой рюкзак, проверяет наличие паспорта, бумажника и телефона.
— Будь здоров, капитан! — протягивает мне руку — Я достиг намеченной цели. Еще заскочу забрать оставшиеся вещи, но не жди меня ранее чем послезавтра. Если что, звони, но настойчиво, иначе могу не услышать.
Сергей уходит. Время не позднее. Решаю прогуляться по округе. Марина расположена на своеобразном полуострове. Река отделяет его от старого Амстердама. На противоположном берегу — центральный железнодорожный вокзал.
По левую сторону полуостров ограничен каналом, уходящим на север. По правому берегу — тупиковый залив, густо заставленный плавучими домами. Чтобы выбраться с полуострова, нужно идти до моста через реку где-то с полкилометра. Но на входе в канал, всего в 50 метрах от марины, стоит шлюз. Решаю пробраться на противоположный берег по нему. Замечаю, что в своем намерении не одинок — шагаю по хорошо протоптанной тропинке.
Шлюз состоит из двух камер — для больших и малых плавсредств. Но используются только грузовые ворота. Чтобы перебраться на противоположную сторону, необходимо пройти по верху ворот. Они автоматические, и никто не следит за тем, чтобы прохожие не околачивались у шлюза во время их работы. Но нужно быть внимательным, чтобы металл под ногами вдруг не пришел в движение. Падение с высоты в воду, думается, пройдет не без драматических последствий. Сверху ворота оснащены низким поручнем для работников шлюза.
Быстро перебираюсь на другой берег. Вспоминаю, как проделывал этот трюк в детстве: по заброшенному шлюзу на Мухавце с берега, на котором стоит Брест, — на противоположный у деревни Соя. Это был самый быстрый пешеходный маршрут через реку.
Направляюсь на юг к паромной переправе через Амстел. Над головой, кажется, у самых облаков, вдруг раздается душераздирающий визг. Резко поднимаю голову, но ничего не вижу. Крик стих, но ненадолго. На краю самого высокого строения замечаю летящие качели, снизу мне видны только ноги катающихся. Вновь раздается тот самый визг. В нем уже нет страха, в нем восторг.
В это время навстречу с причалившего парома выплескивается поток пассажиров. Подхожу к обочине, пропускаю людей, велосипеды и даже мотоколяски. Вновь поднимаю голову и считаю этажи высотки, на крыше которой только что видел летящие качели, — двадцать два. Кажется, оттуда прекрасный вид на окрестности. Перебираюсь на другой берег по небольшому мостику с указателем «Нидерландский институт кино EYE» и упираюсь в интересующую меня многоэтажку.
В фойе стоит трон, как в фильме «Игра престолов», только из множества электрогитар. К лифту меня так просто не пропускают. Оказывается, на последние два этажа здания вход платный. Да, можно купить билет на самые высокие в Европе качели «Over The Edge». Но нужен квиток на площадку «A’DAM Lookout». Двадцатка евро — и вопрос решен.
Скоростной лифт набирает ход. Табличка предупреждает, что площадка работает с 10 до 22 часов. Качели свободны, их сразу три штуки. Усаживаюсь один на центральные. Гудит механизм, поднимающий сидушку метра на полтора над площадкой, и качели начинают разбег. Меня переполняют эмоции. Ветер развевает волосы, ноги в такт стараются раскачать качели еще сильнее. Это какая-то магия — взлетать под самые облака! Сердце учащенно бьется, душа парит, а в голове звучит песня из фильма «Приключения Электроника»:
— Крылатые качели летят, летят, летят!
Под ногами пустота. На двадцать миль вокруг — игрушечная страна, ее сердце — полноводная река. Множество маленьких корабликов чертят белые полосы на воде. Левый берег — сплошная зелень. Правый — каменный Амстердам с ковром остроконечных крыш, шпилями старинных костелов и большими витражами окон. Бросаю взгляд под ноги, а там яхт-клуб. Успеваю даже различить свою «Олексу». Мысли замирают, и вновь накатывает волна восторга.
— Йо-хо-хо-хо-о! — ору во все горло над раскинувшимся простором. Качели взмывают вверх, и я вновь кричу: — Эге-ге-ге-е-е!
Схожу с качелей — сеанс окончен. Шагаю по обзорной площадке. По краю натянуто канатное ограждение — чтоб люди не попадали. По центру открытый кафе-бар. Красный конь в полный рост. Несколько зеленых лужаек с креслами-мешками для комфортного отдыха. Мне однозначно повезло с погодой и с тем, что посетителей немного. Скидываю обувь. Хорошо-то как. Подтягиваю мешок и заваливаюсь подремать.
Меня будят голоса. Открыв глаза, не сразу понимаю, где я. За шесть недель я впервые уснул за пределами «Олексы». Пока дремал, стемнело. Вид стал еще восхитительнее. Людей на смотровой площадке поприбавилось. Ближайшей ко мне группе туристов молодой человек рассказывает историю города — его северной части.
— Бухта Эй, что отделяет южную часть Амстердама от северной, широка и полноводна и вдобавок кишит судами в любое время дня и ночи. Словом, строить мосты в количестве, достаточном для нужд города, здесь хотя и возможно, но сложно и дорого. Власти Амстердама поступили проще, создав туннель, чтобы наладить автомобильное сообщение с северными районами города. Плюс учредили несколько паромных маршрутов, которые отправляются с вокзала к причалам северного берега бухты. Паромы ходят по расписанию, они бесплатны для всех, а туристов и местных жителей с велосипедами среди пассажиров примерно поровну.
Здесь была верфь — сейчас эти большие помещения сдаются под кафешки и дискотеки. Именно туда мы все и направимся. Но, как и обещал, сначала вы попадете на закрытую вечеринку на борту настоящей подводной лодки.
«Подводная лодка? Я в деле!» — мелькает мысль. Надев кроссовки, подбираюсь к гиду.
— Можно я к вашей группе прибьюсь? Очень интересно про подводную лодку.
Мы обговариваем цену и ударяем по рукам. Тем временем тусовка, наевшись видами, спускается вниз.
На пароме переправляемся к вокзалу Амстердама и остаемся ждать следующего, который идет в сторону океана. Огни побережья, прожектора промышленных площадок, поворот — и ярко освещенная подводная лодка прямо у нас по курсу. На рубке отчетливо видны цифры 4711.
Верхняя палуба субмарины у рубки срезана, видно, как вглубь корпуса уходит широкая лестница. Вдоль борта –– направленные в небо прожектора. Из нутра судна пробивается свет цветных огоньков лазерной осветительной установки. И я начинаю различать звучащую на борту музыку.
Сходим на берег, где нас ждет надувная лодка на 12 персон. Взревев мощными моторами и тут же сбросив газ, несемся к подводной лодке. Но причаливаем не к железному борту. Швартовы накидывают на бетонное сооружение посреди заводи. Мы все по узкой железной лестнице взбираемся наверх и по сходням перебираемся на носовую часть субмарины.
Барная стойка, лес поднятых рук. Прощаюсь с гидом и, прошмыгнув мимо диджея, прохожу к носовой переборке.
Круглая задраиваемая дверь в передние отсеки расположена необычно высоко, так как верхняя палуба подлодки разобрана в угоду свободному пространству. Только запрыгнув на стол, проникаю дальше и вскоре попадаю в носовой торпедный отсек. Здесь хорошее освещение. Шесть крышек торпедных аппаратов украшены красно-синими звездами. Дергаю дверцы. Первая не поддается, но следующая открыта. Внутри отсек выглядит, как ржавая труба диаметром примерно полметра.
«Жутковато туда забираться», –думается вдруг. Отвлекаюсь от аппаратов, осматриваю отсек: по бортам металлические фермы для хранения и загрузки запасных торпед. Здесь не как в музее, все можно потрогать и покрутить. «Все надписи на русском языке», — доходит до меня только сейчас. Значит, эта лодка родом из СССР. В отсек заваливается целующаяся парочка. А я возвращаюсь на дискотеку.
Прихватываю банку пива из бара и следую дальше в отсек под рубкой. По приставной металлической лестнице поднимаюсь наверх через тяжелый люк. Оказываюсь на нижней палубе рубки. Вокруг все в бело-синих тонах, аскетично и мощно. Продолжаю подъем по лестнице на самый верх. Рубка достаточно велика. Почему-то казалось, что тут будет мало места, но нет, от борта до борта больше четырех метров. Часть иллюминаторов открыта. Посреди рубки множество приборов, многие выглядят исправными. В одном из них признаю гироскоп.
Щелкаю рукояткой на круглом циферблате, передвигаю ее до надписи «Полный вперед». Прислоняюсь к переборке. Корпус подводной лодки вибрирует битами, идущими из ее утробы. Делаю глоток пива. Сквозь иллюминаторы смотрю на причалы, на пришвартованные в стороне корабли.
Представляю себя если не капитаном, то матросом точно. Смотрю, как волны от проходящего мимо парома бьются о корпус. Меня охватывает тоска. Ощущение, словно я чувствую душу лодки. Чудится звук мотора, звуки сонара, давление глубинных вод. В памяти всплывают строки «Агаты Кристи»:
«Потеряли свое «я» два военных корабля:
Позабыли свой фарватер и не помнят, где их цель.
И осталась в их мозгах только сила и тоска.
Непонятная свобода обручем сдавила грудь.
И не ясно, что им делать: или плыть, или тонуть.
Корабли без капитана, капитан без корабля,
Надо заново придумать некий смысл бытия.
Нафига?»
— Хенде хох! — неожиданно громко звучит над ухом.
Погруженный в свои мысли, я почти не реагирую на возглас незнакомого улыбчивого парня:
— Здесь не положено находиться, это территория не для посещения. Пройдите в бар.
— Слушай, а дай посмотреть, что в моторном отсеке и кормовом торпедном, — прошу парня.
— Ты разбираешься в подводных лодках?
— Нет, просто любопытно. Не часто я бывал на подводных лодках, а эта еще и русская. Я же работал два года в военно-морском порту в двадцатке миль от Санкт-Петербурга.
— О, друг! — парень хлопает меня по плечу. — Я Арни!
Он делает жест рукой, охватывающий пространство вокруг:
— А ее звать Б-80, проект Foxtrot, по-русски проект 611. Я охранником тут подрабатываю и заодно живу. Пошли!
Арни включает фонарик. В его лучах мы пробираемся в сторону кормы субмарины. Пересекаем общие помещения и попадаем в моторный отсек. Двигатели занимают почти все пространство. Множество задвижек, круглых ручек, стеклянных приборов. Осмотревшись, проходим через квадратную дверь дальше. Но недалеко.
Вновь упираемся в круглый задраиваемый люк. На нем висит замок. Парень открывает его, и мы по-заправски ногами вперед проскакиваем дальше. Внутри четыре торпедных аппарата, а под потолком вдоль бортов расположены складные металлические койки. Одна разложена. На столике, явно не из оснащения лодки, чайник и старые чертежи. На стенке фотографии подводных лодок. По всей видимости, это корабли Второй мировой войны. Здесь гулко отдается шум вечеринки. Но разговаривать можно без крика, а всего лишь немного повышая голос.
Арни включает электрочайник, достает пару разовых стаканчиков, пакетики с чаем. Тут же сахар. Из тумбочки по левому борту вытаскивает пакет с печеньем. Таких тумбочек тут великое множество. Они штатной конструкции и почти все открыты.
— Эта лодка была куплена болгарами в 90-е годы для превращения в музей. Но что-то у них пошло не так, и ее несколько раз перекупали. Нынешний хозяин бельгиец, но его идея ресторана тоже не получила развития. Думаю, на исходе последний год этой красавицы, и будущее у нее удручающее — отправится на переплавку.
— Ты интересуешься подводными лодками?
— Ну, вообще-то мой дед ходил во время Второй мировой войны на немецкой «дойной корове» Ю-462, поэтому мне эта тема интересна.
— Что такое «дойная корова»?
— Я думал, ты про лодки больше знаешь, — ухмыляется Арни, но продолжает: — это лодка снабжения, подводный танкер. На ней нет вооружения, если не считать пары зенитных орудий. Зато есть в огромном количестве топливо, продукты питания и, конечно, торпеды. Такая плавучая база для боевых подводных кораблей.
Всего таких лодок в войну было десять, и строились они с 1941-го. Но успели просуществовать три года. Союзники стали целенаправленно на них охотиться и последнюю потопили летом 44-го. Но деда пустили ко дну годом раньше.
— Как?
— Всему виной система группового перехода подводных лодок в надводное положение. На тот момент их базу в Бордо круглосуточно «пасла» авиация союзников.
Небо над Бискайским заливом кишело английскими, американскими, канадскими и австралийскими самолетами, ощетинившимися пушками и бомбами. Обнаружив группу лодок, они начинали кружить над ними, пока самолетов не собиралось достаточное количество. Потом шли в атаку одновременно и с разных сторон, чтобы сбить с толку расчеты зенитчиков.
В середине июня лодка деда шла в составе патрульного соединения, но сразу же в Бискайском заливе их группа была обнаружена, а затем атакована двумя эскадрильями легких английских бомбардировщиков. Четверо из экипажа получили ранения, один погиб. Патрулирование было прервано, лодка вернулась в Бордо, а спустя двое суток покинула эту гавань.
Следующий выход был более благополучным. Лодке удалось пройти залив и даже покинуть северо-западное побережье Испании. Но ее вновь обнаружили. Тяжелый британский бомбардировщик B-24 закидал бомбами.
В тот раз потерь в личном составе не было, но множество мелких повреждений корпуса заставили субмарину вернуться обратно в порт. Повреждения удалось устранить только спустя месяц.
Даже несмотря на то, что все немецкие подводные корабли стали усиленно вооружаться зенитками, только за первые три недели июля погибли семь лодок. Многие вернулись домой со значительными повреждениями.
В последний поход деда на «корове» собралась группа «Монсун», состоящая из одиннадцати субмарин. Она направилась в Индийский океан с заданием заправиться по пути от дедовского подводного танкера в районе острова Святого Павла. И вновь не задалось. Эскадра была обнаружена уже в Атлантике. Первое время их просто сопровождала авиация противника, но с появлением британских кораблей «Блэк Свон» ситуация изменилась — британцы пошли в атаку. 30 июля 1943 года U-462 была подбита бомбой британского бомбардировщика. С тонущей субмарины успели перебраться в надувные шлюпки почти все члены экипажа. Только один человек погиб. Всего же в ходе боя британцам удалось потопить пять немецких субмарин.
Во время своего рассказа Арни взволнованно расхаживает по торпедному отсеку. К чаю почти не притрагивается. Я частенько переспрашиваю. Он не обижается и повторяет сказанное, жестикулируя еще ожесточеннее Затем садится и начинает жевать печенье.
Под впечатлением от услышанного вновь окидываю отсек взглядом. Освещенный единственным фонарем, он подавляет неприкрытой мощью. И пусть это совсем не та лодка, про которую рассказывал Арни, но Б-80 у меня теперь железобетонно стала ассоциироваться с «морской коровой».
Мы еще час разговариваем о проектах лодок, большей частью немецких. Арни показывает карту Европы, на которой отмечены все подводные лодки, выставленные в качестве музейных экспонатов.
— Я везде успел побывать, — заявляет он.
Тем временем музыка в корпусе субмарины стихла. Мой новый знакомый смотрит на часы.
— Все, конец вечеринки. Нужно идти проверять объект.
Выбираемся на верхнюю палубу. От борта отчаливают моторки. Персонал начинает убирать помещение.
— Давай я тебя на своей лодке на берег закину, — предлагает Арни.
Сажусь в трехместную резиновую надувнушку. Двигателя нет. Уподобившись индейцам, мы гребем каждый своим веслом, вытащив их из уключин. До берега всего-то 50 метров. Их пересекаем быстро. Выбираюсь на сушу.
— А ты сам русский? — спрашивает Арни, не сходя на берег.
— Нет, я белорус.
— Белорус? Никогда о такой стране не слышал. Это где? В Латинской Америке?
— Нет, — смеюсь, — это в Европе, рядом с Польшей.
— Не знал. Ну, бывай! — произносит мой новый знакомый и отчаливает от берега.
Отправляюсь на пристань и, дважды воспользовавшись паромом, прибываю к зданию с качелями. По воротам шлюза попадаю в яхт-клуб. Как можно тише перебираюсь по катерам к пришвартованной «Олексе». Ложусь на спину в кокпите. Гляжу в небо, на верхушки соседних мачт, на здание с качелями.
— Насыщенный сегодня выдался денек!
Засыпаю.
Поспать долго не удается. В шесть утра катера, к которым пришвартована «Олекса», начинают готовиться к уходу. Вынужден подняться на палубу. Убираю на время свои швартовы. Наблюдаю за отходом соседей. Сперва экипаж высвобождает катер, стоящий между «Олексой» и моторкой у причала. Выводят его буквально руками, двигатель заведен только для порядка. Соизмеримый размерами с моей яхтой, катер весит раза в три-четыре меньше. Потому выталкивать его легко. Как только он уходит, отдает швартовы и второй. Его отталкивают от берега багром и тихим ходом отправляются прочь.
Из каюты вытаскиваю весло, чтобы подгрести к пирсу. Капитан болгарской яхты предлагает помочь с подходом. Бросаю ему канат, за который тот подтягивает «Олексу» к берегу. Закладываю швартовы. Теперь буду стоять с комфортом, первым бортом к пирсу. Больше нет необходимости переходить по палубам чужих катеров при сходе на берег.
Подключаю электричество, завариваю чай. Затихает утреннее движение уходящих яхт и катеров. Вновь наступает тишина. Намазываю варенье на багет и смотрю на паромный причал.
Только отходит один паром, его место тут же занимает следующий. Толпа людей спешит сойти на берег, встречная наполняет борт. Вижу, что в этот час работают одновременно четыре парома. Пока два разгружаются и загружаются, стоя у противоположных причалов, два других пересекают реку. При этом паромы не разворачиваются. У них абсолютно одинаковые что корма, что нос. Капитан и рулевой в рубке просто поворачиваются в своих креслах. Так и не ясно, где на самом деле нос у этих судов. Напившись чаю, решаю связаться с Павлом. Он уже полгода как переехал из Минска в Амстердам. Познакомились мы несколько лет назад, когда Паша пришел на мои курсы по яхтингу. Он программист, воспользовался предложением работодателя и переехал поближе к океану. Очень интересно пересечься с ним, послушать, как он тут устроился.
Павел поднимает телефонную трубку и быстро сообщает:
— Встречаемся на трамвайной остановке у центрального железнодорожного вокзала в полдень.
Времени еще много. Снова заваливаюсь спать.
К полудню солнце здорово разогрело каюту. Просыпаюсь весь мокрый. Открываю настежь люки и иллюминаторы и бегу в душ. На столе у здания харб-мастера выставлены наборы посуды, несколько складных стульев, большой солнечный зонт, пара начатых канистр с разными типами моторных масел. Рядом табличка «Даром!». Оказывается, уходящие сегодня яхтсмены оставили ненужные вещи, которые не влезли на лодки.
Умываюсь, наскоро перекусываю консервами и отправляюсь на встречу с Павлом.
Вновь перебираюсь по воротам шлюза и, спустя минуту, оказываюсь на отходящем пароме. Навстречу движется его двойник «Телен 101». Среди велосипедов на нашей палубе обнаруживаю мотороллеры и даже несколько крохотных машинок. Присматриваюсь: это что-то вроде мотоколясок.
Тем временем толпа пассажиров с кормы передвигается на нос. Судно приближается к причалу. Паром в один момент сбавляет ход — эффект, как в метро при торможении. Инстинктивно сжимаю руками поручни. Но опасения напрасны, причал защищен понтоном с амортизаторами. Он гасит толчок швартовки. Носовая часть фальшборта опускается на пирс, образуя сходни. Как на мотодроме, вся мототехника делает резвый старт. Велосипедисты стартуют чуть позже, многие направляются к стоящим рядом баржам, к гигантской парковке велосипедов. Как люди не забывают, где оставили своего двухколесного друга, остается загадкой.
Прохожу по туннелю под рельсами вокзала. На стенах красуется мозаика: старинный парусник под полными парусами несется в бело-голубом пространстве.
Привокзальная площадь. Меня пытается перехватить молодая особа, заслоняя собой проход.
— В чем дело? — спрашиваю, а сам думаю: «Может, это уже квартал красных фонарей?»
— На кораблике не хотите по каналам покататься? — девушка вручает буклет и рукой указывает на пристань с небольшими прогулочными судами. Отодвигаю ее в сторону и шагаю дальше.
«А я-то уже бог весть чего подумал», — улыбаюсь своим мыслям.
— Дима, привет! — Павел машет мне от трамвая. Бегу к нему. Приятель сует мне карточку на проезд, и мы запрыгиваем в состав. Бело-синий трамвай с большими обзорными окнами состоит из пяти коротких вагончиков. Все они объединены одним длинным салоном. Пикаем электронными карточками. Посередине вагона место кондуктора. Он не только продает талончики, но и весело отвечает на всевозможные вопросы пассажиров.
— При выходе из трамвая тоже необходимо зачекинить карточку — деньги списываются только за пройденное расстояние, — поясняет Павел. — Если не зачекиниться, то оплату возьмут как до конечной остановки маршрута. Это невыгодно.
Киваю и смотрю в навигатор: куда это мы едем? Трамвай выбирается из центра города и быстро подъезжает к жилой застройке у озера Sloterplas met Torenwijck. Судя по карте, это обширный жилой район на западе Амстердама. Выходим. Вокруг пятиэтажные дома. Направляемся к озеру. Недалеко от воды примостились шесть двенадцатиэтажек. В одной из них живет Павел. На лифте поднимаемся на верхние этажи.
Сосед Павла по квартире — его коллега по работе индус. Квартиру снимают вдвоем, каждому по спальне плюс общий зал и кухня. Владельцы жилья — пожилая пара, которая уже больше десяти лет живет на яхте, путешествуя по теплым странам.
Выхожу на балкон полюбоваться озером. Ко мне присоединяется индус. Имя его не расслышал, а переспросить почему-то стесняюсь. Парень, оказывается, приехал из Чиная. Сообщаю, что в его городе я провел несколько дней во время путешествия по Индии. Некоторое время смеемся над особенностями жизни в Чинае. Сравниваем, как живется там, а как здесь.
— Прохладно и тихо, — характеризует парень Нидерланды. — А еще я тут купил машину и вскоре собираюсь приобрести квартиру.
— Такие хорошие доходы?
— Да, но квартиру, конечно, возьму в кредит.
— А сколько стоит снять жилье в Амстердаме?
На балкон выходит Павел:
— Дешевле полутора тысяч евро в месяц не найдешь.
— А если в центральном квартале?
— Там вообще ценник от трех тысяч. Но не рекомендую: очень узкие комнаты, как будто в вагоне живешь. А на этажи приходится подниматься по очень извилистым и узким лестницам.
— Да, они туда мебель только с помощью кранов затаскивают, — подтверждает индус.
— А сколько стоит купить квартиру?
— Ну, от двухсот тысяч цены начинаются, — призадумавшись, произносит Павел.
— Но это все равно выгоднее, если оседаешь тут на десяток лет, — кивает индус.
Паша заканчивает домашние дела и готов показать мне город.
Обратно в центр возвращаемся пешком через парк Рембрандта. Отдыхающие расположились на стульчиках из старых бочек. Встречаются несколько открытых кафе. А еще большое, в полтора этажа, изваяние красной собаки, сидящей на асфальтированной дорожке.
Парк заканчивается, теперь шагаем среди четырехэтажных домов сплошной застройки. На перекрестках детские площадки, кое-где места для выгула собак. В этой части города зелени немного, все пространство в плитке. Лишь тонкие полоски живой изгороди с подстриженным кустарником да изредка чахлые деревца вдоль дорог.
Все меняется, как только мы выходим к каналам: повсюду зеленые газоны и деревья выше крыш, повсюду простор. По левую руку оставляем мечеть, по мосту пересекаем водный поток и заходим в квартал из глиняного кирпича. Постройки современные, с балконами. Многие со стеклянными стенами. Наконец граница старого города. Еще несколько мостов, и мы в районе Джордан.
— Это от французского слова «сад» («jardin»), — поясняет Павел. — До крупномасштабного расширения Амстердама в этом районе располагались цветущие сады, от которых до сих пор сохранились «цветочные» наименования улиц. Иногда этот район называют Йордан, но мне больше нравится Джордан.
Сейчас это самый тихий, спокойный уголок Амстердама. В то же время это престижный район, и квартиры тут стоят дорого. Здесь много домов престарелых, а еще дети спокойно гуляют одни, без присмотра взрослых. Родители полностью уверены в их безопасности. Сюда приходят из других районов города, чтобы отдохнуть, неспешно почитать газету, выпить чашечку кофе в одном из местных кафе.
Пока слушаю, неспешно шагаем вдоль канала. Тот заставлен древними металлическими баржами, переделанными в жилье.
— Хочешь зайти внутрь?
— Давай.
Подходим к барже-музею «Houseboat Museum». За вход на борт отдаем по пять евро. Каюты выглядят как комнатки с невысокими потолками. Их убранство разочаровало. Воссоздан вид жилья 60–70-х годов. На полу старые ковры, вдоль стен полки с книгами, черно-белый небольшой телевизор, ленточный магнитофон. Создается впечатление, что я в советской хрущевке.
Если бы не семиминутный диафильм про жилые лодки, было бы совсем неинтересно. Из удобств на барже есть электричество, водопровод и канализация. Так что это полноценные дома. Жители домов-лодок даже получают почту. Выкупить место стоит дорого, без дома-лодки это почти нереально. Спустя минут десять возвращаемся на набережную.
— Смотри, — Павел показывает рукой в сторону, — вот дом престарелых, можешь в любой момент заглянуть сюда, посмотреть на жизнь его обитателей и при желании пообщаться с ними.
— Павел, ты серьезно? — смотрю на приятеля, но не могу понять, шутит он или нет.
Павел продолжает:
— В этом районе еще есть дом-музей, печально известный во всем мире. Музей Анны Франк, девочки-еврейки, которая во время войны пряталась здесь от фашистов и вела свой знаменитый дневник.
— Все закончилось хеппи-эндом?
— Нет, Анну с семьей обнаружили, она умерла в концлагере.
— Б-р-р… Паша, притормози! Хочу позитива, только позитива!
— Ладно, идем обедать, знаю тут одно необычное место.
Фасады зданий становятся все уже, не более шести-восьми метров. Каждый вплотную примыкает к соседнему дому. Каждый выкрашен в свой цвет. Окна — от пола до потолка. Кое-где под крышами выступают балки. Подвесив на них веревки, можно поднять груз на любой этаж и затем через окно протащить внутрь.
Сворачиваем от канала в утопающий в зелени дворик. Но не задерживаемся в нем, а пробираемся сквозь узкий проход на другую улицу и вновь поворачиваем за угол.
— Пришли, — объявляет Павел под вывеской «Пивная фабрика Амстердама».
В глаза бросаются длинная барная стойка и надраенное медное оборудование для варки пива. Сейчас оно не работает. Это экспонаты. Замечаю, что иду по мягкому. Смотрю под ноги: пол по щиколотку засыпан шелухой от арахиса. Недоуменно смотрю по сторонам. У всех посетителей на столах есть эти жареные орешки. Они их лущат, а шелуху бросают на пол.
Прямо перед нами парень. Расположившись с бокалом пива за столиком, он откуда-то вытаскивает горсть арахиса. Присмотревшись, вижу на стене мешок, как из-под картошки, доверху наполненный орехами. Здесь таких несколько.
Павел заказывает пивной сет. Тот состоит из шести бокалов в деревянном ящике, который удобно переносить одной рукой. В наборе два темных, два красных и два светлых пива.
— Кушать будете? — спрашивает бармен.
— Да!
Заказываем по жареной курице. Бармен снимает с вертела в печи пару куриц, укладывает на тарелки, выставляет различные соусы. Тут же пакет печеных картофельных долек. Официант помогает перенести заказ на столик у окна. Тот весь засыпан шелухой. Парень рукавом сгребает ее на пол. Расставив кушанье, из расположенного неподалеку мешка загребает ладонями и насыпает нам на стол приличную горку орехов. Оставляем их без внимания, полностью отдавшись пиву с курицей.
Проходит почти полтора часа. К этому времени я решаю, что темное пиво нравится мне больше всего. Трезвыми успеваем обсудить историю переезда Павла в Амстердам. А также некоторые моменты моего путешествия. Под орехи заказываем еще по бокалу темного.
— Идем в легалайз? — Павел поднимается из-за стола. Следую за ним с ощущением, что изрядно «нагрузился» пивом. Выбираюсь на воздух к новым приключениям.
Петляя по мосточкам и закоулкам, выходим на оживленные берега каналов. Не сказать, что темно, скорее сумрачно из-за набежавших на небо облаков. Первые витрины квартала выглядят блекло.
— Выходим на закрытую улицу, — комментирует очередной поворот Павел.
Заходим в один из фронтонов низкого здания. Он выглядит, как крытые торговые ряды. На ум приходит сравнение с салуном Америки XIX века. Видел когда-то в кино. Двигаемся по узкой улочке. А у распахнутых дверей комнат стоят девушки. Все в купальниках. Учитывая, что я и сам шагаю в шортах и майке, создается впечатление, будто ты на курорте в обычном отеле среди других отдыхающих. Но вот идущая впереди компания парней приостанавливается возле красотки с выдающимися пропорциями:
— Сколько?
— 70 евро, — звучит ответ.
Обходим эту группу. Вообще-то, улочка буквально кишит посетителями, и все пришли посмотреть на барышень. Другого товара тут под крышами нет.
Как ни крути, дороги в Амстердаме так или иначе приведут тебя к «Красному кварталу». Сопротивляться бессмысленно. Не хочешь покупать — просто посмотри. Бесплатно же.
Наконец выбираемся наружу.
— Пойдем дальше или зависнуть с кем желаешь? — интересуется Павел.
«Чего же я ожидал от этого квартала?» — cпрашиваю сам себя. И тут же отвечаю фразой из фильма «О чем говорят мужчины»:
— Не, мне в бельдяжки нельзя, я женат.
— И то верно! — хлопает меня по плечу Павел — Тогда куда?
— Давай еще по кварталам пошляемся и сходим в клуб на дискотеку.
— Может, чего хочешь покурить?
— Нет. Давай сегодня чисто по спиртному.
Спускается ночь. Невыразительные днем витрины сувенирных магазинчиков, кафе, бутиков, парикмахерских и прочих обыденных заведений оживились красным цветом. Но если днем высокие стекла выглядели просто французскими окнами, то с подсветкой оказалось, что это двери, за которыми расположились доступные девушки. Они подсвечены специальным ультрафиолетовым светом. В его лучах красотки с витрин приобретают еще более привлекательный вид. Представлены все расы и все возрасты. Туристов на улицах заметно прибавилось. Павел шагает впереди, раздвигая плячами толпы зевак.
— Ну скажи, ты же чешка? — ломится в одну из дверей небритый русскоговорящий мужчина.
— I don’t understand you. Всего 50 евро, — отвечает девушка.
— Ай, — мужик машет на нее рукой.
Та недовольно захлопывает стеклянную дверь. Активные девицы работают на публику глазами и другими частями тела. Те, что поспокойнее, просто восседают на высоких стульчиках с приклеенными улыбками на лицах.
Впереди раздается громкая брань. От любопытства прибавляем с Павлом шаг. В узком проходе улицы женские тела в дерзких бикини пинают руками и ногами миловидного старичка лет шестидесяти-семидесяти.
Дамы прекращают действо, только когда одна разбивает о тротуарную плитку небольшой цифровой фотоаппарат. В одно мгновение девушки скрываются в своих окошках, на время плотно занавесив темно-бордовые шторы.
Мы помогаем деду подняться с асфальта. Тот странно улыбается и тараторит, как заведенный:
— Я всего лишь улицу фотографировал. Всего лишь улицу фотографировал.
— Да ладно тебе, дед, — говорит Павел. — Лучше бы ты свой фотик в ломбард сдал да на деньги кого из этих девок снял. Все были бы довольны. А так ни девок, ни фото, ни фотоаппарата.
Мы с Павлом зубоскалим. Дедушка немного приходит в себя. Все это время толпа туристов огибает нас с обеих сторон. Оставляем старика в одиночестве.
— Где у вас тут клубы? — спрашиваю Павла.
— А ты на экзотику смотреть не будешь? Ну, там женщины с весьма специфическими пропорциями и внешними данными или трансвеститы. У обычных туристов наибольшей популярностью пользуются как раз «нестандартные предложения»: крупные негритянки и хрупкие азиатки.
— Нет. Это не по мне.
Район красных фонарей, оказывается, не столь велик, всего несколько улиц меж двух каналов. Мы переходим по мостику к набережной, где на полную мощность играет музыка и в каждом заведении идет дикое и необузданное веселье. Пристраиваемся в хвост очереди и проникаем в «Het Schuim».
— Это только потому, что сегодня четверг, нам удалось так легко сюда попасть, — перекрикивая окружающий грохот, сообщает Павел.
Опрокидываем несколько дриньков в себя и втискиваемся в толпу.
Ди-джей крутит «расколбас». На несколько часов проваливаюсь в нирвану. Дальше были еще пиво и коктейли. Дискотека прекратилась ближе к часу ночи.
Прощаюсь с Павлом и направляюсь к реке в сторону парома. Но не доходя до него, решаю еще пройтись по центральным улочкам Амстердама.
Увеселительные заведения почти все закрыты. С трудом нахожу одно из немногих работающих. Здесь большая компания молодых ирландцев горланит какую-то песню. Один из них даже пытается выплясывать что-то наподобие чечетки. Пространство все в черепах и кожанках. На стене за баром висит дорожный мотоцикл «Чоппер». Заказываю пиво и начинаю подпевать компании. Те приглашают за свой стол, и уже вместе задорно стучим в такт музыке по столам полупустыми бокалами.
Подошедший бармен сообщает, что пора всем уходить, так как они закрываются. С компанией перемещаюсь на воздух.
На улице прекрасно. Ночная прохлада бодрит. Взгляд останавливается на куче булыжников посреди мостовой. Они приготовлены для ремонта. Странные, прямоугольные, со сточенными краями. Сколько ног прошло по ним в свое время!
Сознание начинает работать отрывисто. Сизый духмяный запах заполнил все вокруг и распространяется по всему кварталу. Неожиданно обнаруживаю, что в руках держу обтесанный булыжник.
— О, брат, — говорю ему, — даже не знаю, откуда ты.
Как же я заколебался тащить его под мышкой. Кто-то что-то мне говорит. С трудом концентрирую взгляд перед собой. Молодая женщина протягивает матерчатую сумку и кивает на мою ношу. Опускаю камень в протянутую сумочку.
Женщина уходит из фокуса. Но что же это тянет меня в сторону? О, да это же оставленная сумка — она для меня словно якорь. Что же в ней? Ах да, булыжник, часть разобранной мостовой.
— Эй, чувак, почему у тебя женская сумочка?!
Смотрю на говорящего.
Рыжая борода, белые носки-гольфы, светло коричневые шорты, клетчатая толстая фланелевая рубашка и белая майка. На ногах сандалии. Протягиваю ему сумочку. Тот пытается принять ее из моих рук, но не удерживает и роняет себе на ногу. Взвизгивает, пытается пнуть сумку и тут же хватается за вторую ногу.
— Ты не леди! — звучит утверждение в мою сторону.
— Ясень пень! — отвечаю и с трудом подхватываю свою сумку. «Вот блин, протерлась, — думаю про себя. — Как же мне ее вернуть. Кому вернуть?»
В этих размышлениях обнаруживаю себя одиноко стоящим посреди движущегося парома. Последнее просветление наступает в тот момент, когда добираюсь до «Олексы». Дальше пустота.
Утро. Просыпаюсь в кокпите яхты. Голова гудит и изрядно побаливает. Смотрю на булыжник, лежащий на палубе.
«Зачем-то притащил», — пытаюсь вспомнить. Намереваюсь спуститься в каюту. Смотрю: замка на входе нет, завеса покорежена, а еще мой инструмент по кокпиту разбросан.
Быстро сигаю вовнутрь яхты. На первый взгляд все на месте, ничего не пропало. Еще раз осматриваюсь. Действительно, все здесь.
Умываюсь, раскладываю инструмент по местам в кокпите. Отправляюсь с вопросом к соседям по стоянке, может, кто видел, кто на моей яхте замок сломал. Сосед-болгарин улыбается:
— Слышали и даже видели!
— Кто же, кто?!
— Это был ты сам.
Переварив ответ, продолжаю сдержанней:
— Сильно докучал окружающим?
— Как сказать, несколько ударов молотком, чуть скрежета ручной ножовкой, а потом успокоился.
— Ясно, извини.
Ухожу к себе. Выбрасываю из кармана ставшие ненужными ключи от каюты. Зря спиленный замок немного жаль. Но вчерашний вечер все же того стоил!
Делать ничего не могу, стучит в висках. Валяюсь на палубе. Рядом несколько бутылок с минералкой. Звонок Сергея.
— Привет, ты на борту? Заскочу в районе обеда.
— Да, буду здесь.
Проходит час, состояние не меняется. Нужно что-то предпринять. Глотаю таблетку аспирина и отправляюсь в местный супермаркет. У входа вижу, как двое полицейских заломили молодого парня. Приперли к стене, пытаются надеть наручники. Удивляет, что к стенке приперли его не лицом, а спиной. Парень как-то ласково, даже скорее снисходительно смотрит на происходящее. Будто все это его не касается, смотрит как бы со стороны. В то же время активно дергает руками, не давая захомутать их металлом. Движения рук производит асинхронно — с разным ритмом и в различных направлениях. Словно это не руки, а глаза хамелеона.
На происходящее обращает внимание местный попрошайка. Он на коленях подползает к лежащему на тротуаре велосипеду. Тот находится за спинами полицейских и, видимо, принадлежит задержанному парню. Попрошайка хватает велосипед за колесо и пытается оттащить в сторону. Но не успевает. Появляются еще двое полицейских. Один из них ногой отпихивает попрошайку и поднимает велосипед. Грязный бродяга встает и уходит. Вновь прибывшие стражи порядка останавливаются в стороне, о чем-то сообщают по рации. Двум первым наконец удается заломить руки парню и надеть на них браслеты.
Захожу в супермаркет. Покупаю несколько банок различных супов. Возвратившись на яхту, разогреваю куриное снадобье и пытаюсь поесть. Горячий бульон действует оживляюще. Становится значительно легче.
Решаю пройтись на «Олексе» по старым каналам Амстердама, рассчитываю там же где-нибудь переночевать. Но для этого нужно будет снять мачту.
Обращаюсь к харб-мастеру за возможной помощью.
— Нет, летом в марине слишком много яхт, ремонт и модернизация в это время запрещены. Можно расходники на двигателе поменять, и только, — отвечает капитан клуба. — Может, помочь тебе их купить?
Расходные запчасти для своего нового мотора я закупил еще в Бресте: звездочку помпы, несколько свечей накаливания, два вида масла. И от этой помощи отказываюсь.
В полдень решаюсь уйти из яхт-клуба. Далеко не выхожу, становлюсь сразу у шлюза. Правда, тут знак «стоянка запрещена», но надеюсь, что меня за несколько часов не выгонят. Хочу подготовить держатели мачты для хранения ее на палубе в снятом положении. Достаю из трюма пару длинных досок. Подгоняю и креплю их на корме. Перехожу на нос яхты, там устраиваю второе крепление поверх леерного ограждения.
Дальше занимаюсь такелажем: ослабляю ванты, штаг и архтерштаги. К моменту, когда возле яхты появляется Сергей, мачта к снятию полностью готова.
Рад видеть своего старшего помощника. Всего два дня тому расстались, а ощущение, что прошло не меньше недели. Он по-хозяйски заваривает кофе. Располагаемся в кокпите. Под дым электронной трубки Сергей кратко рассказывает, как погулял по городу. Поселился он в гостинице, номер снял за пятьдесят евро в сутки. Ежедневно полдня работает на заказчиков. Остальное время просто бродит по улицам, изучает город.
— Знаешь, мне понравилась страна. Может, и перееду, — говорит он задумчиво.
— Хочешь, с Павлом познакомлю?
— Нет, не хочу. Сам проведу исследование, — Сергей прячет трубку — Что за камень?
Рассказать его настоящую историю стесняюсь, придумываю на ходу:
— Это подарок. Осколок Амстердама везу Максиму в Брест. Он же хотел увидеть район красных фонарей. Камень оттуда, из булыжной мостовой.
Сергей улыбается. (Мы еще не знаем, но Максим очень обрадуется такому подарку и встроит его в дорожку своего земельного участка прямо при входе в дом.) Наговорившись, аккуратно заваливаем мачту. Процесс проходит легко. Ставить ее значительно сложнее. Окончательно отсоединяем мачту от корпуса и укладываем на палубу на крепления.
Работа завершена, мой старший помощник некоторое время собирает вещи в каюте. Поднимается наверх с уже собранным рюкзаком.
— Дим, я оставил кружку-непроливайку и спальник — можешь делать с ними, что хочешь. В рюкзаке они не помещаются.
Прощаемся сдержанно. Искренне жаль, что наш совместный путь завершен. Мне очень импонирует его натура.
Сергей уходит в сторону шлюза. Смотрю, как он перебирается на противоположный берег по створкам ворот и направляется к парому. Когда мой уже бывший старший помощник проходит напротив «Олексы» по той стороне канала, машу ему рукой. Он достает телефон, делает фотографию яхты и тут же растворяется в толпе.
Поднимаюсь на борт, пора приноравливаться к новому состоянию «Олексы» — уже как катера. Мачта мешает свободно перемещаться с одного борта на другой. Необходимо каждый раз подныривать под ней. Даже спускаться в каюту непривычно.
Звонит Павел.
— Я закончил работу, где пересечемся?
— Двигай к яхт-клубу, здесь не промахнешься, увидишь «Олексу» у внешней стенки.
Спустя полчаса мой новый матрос приступает к своим обязанностям: отдает швартовы, убирает кранцы. «Олекса» выходит в реку, пересекает фарватер и поворачивает в сторону океана.
Всматриваюсь в навигатор, нужно не проскочить поворот в центральные каналы.
— Вот, — Павел показывает на указатель на бетонной стенке.
Поворачиваю. Проходим под автомобильным мостом. Чуть простора, и очередной большой мост. Добираемся до развилки. На ней так же услужливо вывешены указатели. Навстречу выскакивает открытая моторная шлюпка, звучит музыка, на борту множество танцующих с пивными бокалами в руках.
— Пятница, началось общественное гулянье и отдых, — поясняет Павел.
Вновь перекрестки, новые лодки пристраиваются за нами. Судя по навигатору, впереди идущая шлюпка движется нужным нам маршрутом — в центр. По карте видно, что основные каналы образуют пять полуколец, как бы вложенных друг в друга. Все остальные водные артерии эти полукольца связывают между собой.
Выбираемся на внутреннее полукольцо. Навстречу идет речной трамвайчик с панорамными окнами-крышами. Внутри трапезничают: широкие столы заставлены едой, снуют официанты. Для расхождения прижимаемся к правому берегу. Замечаю, что с воды здания кажутся выше, и почему-то чувствую себя подсматривающей кошкой или собакой. Смотрю на прохожих снизу вверх. Павел указывает на лестницу, уходящую в воду:
— Давай станем здесь.
Но не судьба, на стене знак «Стоянка запрещена». Пристать удается только за следующим мостиком.
Матрос сходит на берег и просит его подождать. Возвращается через четверть часа. Довольный такой. В руках брошюра и некий пластиковый пакет с надписью «HOMEGROWN FANTASY».
— Когда станем на ночь, будет нам угощенье. А вот тебе карта, — протягивает брошюру.
Там есть QR-код. Павел считывает его и протягивает мне один из беспроводных наушников. Втыкаю наушник в ухо и слышу русскую речь:
— Я приветствую вас на водной экскурсии по Амстердаму.
— Здорово!
Отчаливаем и дальше плывем по маршруту, указанному на карте. Электронный гид рассказывает о достопримечательностях. До поры до времени все идет хорошо. Но очередной поворот преподносит сюрприз. Путь преграждает лодка, что стоит поперек канала.
Стопорю ход. За нами других катеров нет, видимо, все знают об этом препятствии и разбежались по другим маршрутам. Перед преградившей нам путь лодкой находится небольшая грузовая баржа. С берега протянулась железная рука манипулятора. Она что-то ищет под водой. Пара мгновений, и в железных клешнях зажато несколько покореженных велосипедов, которые отправляются на баржу. Только сейчас обращаю внимание на то, что та уже загружена кучей металлолома, большей частью ржавыми велосипедами.
— Канал чистят, — поясняет Павел. — Вечно тут такое. Иногда сталкивают даже автомобили.
— Зачем?
— Ну, традиция такая — выкидывать старые велосипеды в канал.
Рука-манипулятор вновь, пошарив под водой, начинает подъем. На этот раз достает тележку из супермаркета.
Некоторое время наблюдаем за действом, затем разворачиваем «Олексу» и возвращаемся к внутреннему полукольцу. Аудиогид приходится отключить, маршрут уже не совпадает с описанием.
Некоторые мосты через канал столь широки, что мы движемся под ними как в туннеле. Проходим мимо цветочного рынка, он расположен прямо на баржах, стоящих у стенки. Попадаем на обширный перекресток.
Пытаюсь свернуть на центральный канал красных фонарей. Но знак на мостике указывает, что проход закрыт. А чтобы непослушные лодки не проскочили мимо, проход под мостом перегорожен деревянной балкой. Приходится искать другой путь. Выясняется, что мой навигатор показывает высоты мостов не на всем маршруте. Но, судя по опыту, в основном высота малых мостиков составляет метра два, иногда выше. «Олексе» со сложенной мачтой этого хватает, еще и остается сантиметров двадцать пространства до свода каменных конструкций.
Вообще-то в Амстердаме все мостики, под которыми предусмотрено движение лодок, имею знаки с высотой и шириной прохода. Помимо этого, есть каналы с односторонним движением, а в центральной части города установлены знаки «соблюдай тишину».
— Смотри, — Павел указывает новый для меня знак с изображением писающего мальчика.
— Это предупреждение, что с моста в этом месте люди могу мочиться в воду, — поясняет матрос.
Я не в восторге от этой новости. Сразу же стараюсь уйти из узких каналов в более широкие, где нет подобных знаков. Павел смеется. Я и раньше видел на берегах кабины писсуаров, которые сливают нечистоты прямо в воды канала, но перспектива получить порцию на борт яхты меня никак не прельщает.
Звонит телефон Павла. Он что-то оживленно обсуждает на голландском языке.
— Дим, я уйду на несколько часов, нужно срочно исправить обнаруженную ошибку в моем коде.
Пристаю к ближайшей стенке. Павел выбирается на сушу.
— Как остановишься, скинь координаты, я вернусь, как только освобожусь. Все, что в пакете, можешь начинать без меня.
Без матроса двигаюсь по каналу значительно медленнее. Прижимаясь к краю берега, пропускаю другие лодки. Смотрю по сторонам. Улавливаю специфический запах травки. Понимаю, что зашел в район популярных кофешопов вперемежку со смартшопами.
Спускаются сумерки. Решаю пристать на ночь. Через полчаса блужданий пробираюсь к кварталу, у домов которого нет дорожек, стены выходят прямо к воде, как в Венеции.
Зато я на самом краю красного квартала. Нахожу место, где у домов появляется набережная. Швартуюсь. Открываю пакет Павла и набиваю самокрутку смесью трав «Тесла». Вспоминаю, что замка в каюту у меня нет. Да и ладно.
Все равно схожу на берег, благо, рядом есть скамейка, на которой одиноко сидит женщина. Присаживаюсь рядом. Дама оказывается бронзовой. Я в тупике, прохода вдоль канала пешеходам нет. Можно идти либо в район путан, либо в проход между домами.
— Откуда ты? — звучит хрипловатый голос. Настороженно осматриваюсь. Во мраке подъезда тлеет огонек. Говорящего не видно.
— Что у тебя за флаг на корме катера?
— Я из Беларуси, — отвечаю в темноту.
— Это где?
— Рядом с Польшей.
— Так ты поляк, что ли?
— Нет, Беларусь — это не Евросоюз.
— Не люблю поляков, — вздох. — Накалывали меня не раз.
И, неожиданно расхохотавшись, собеседник выбирается из мрака. Смуглый худощавый мужчина лет пятидесяти с дредами в седых волосах. Шапки-растаманки ему не хватает для полного эффекта.
— Затянешься? — протягивает трубку.
— Ты угощаешь или придется заплатить?
— Да нет, без бабла.
— У меня свое, — показываю самокрутку.
Затягиваемся.
— Зачем ты здесь?
— Жду!
— Кого ждешь?
— Семью.
— Она тут живет?
— Нет, она сюда приедет.
— Ты сюда пришел на яхте, чтобы встретить свою семью, которая тоже сюда приедет?
— Да.
Срываемся на смех.
— Меня Кир звать, пойду наверх: подзабить нужно.
Я отправляюсь в парадную вслед за Киром. Узкая лестница отвесно уходит вверх, как штормовой трап. Поднимаемся на четвертый этаж в длинную, но узкую комнату. Окно открыто.
Садимся на подоконник. Отсюда забавно взирать на поток людей, блуждающих по улице красных фонарей. Обращаем внимание на группу китайцев. Они громко что-то обсуждают, показывают пальцами на что-то за стеклом и дружно смеются.
— Смотри, сколько тут женщин туристов. Зачем сюда ходят?
— Контролировать своих мужиков, — отвечает Кир.
— Нет, вон толпа целая без мужиков.
— А фиг их знает. Пошли спросим!
Ощущаю себя перышком, пока спускаемся по крутой лестнице на улицу. Порхающей походкой направляемся вдоль канала в сторону не стихающего потока туристов — к церкви Аудекерк.
— А это знаменитая статуя проститутке Belle, — раздается над ухом русская речь.
Поворачиваю голову, спиной ко мне стоит женщина-экскурсовод русскоговорящей женской группы.
— Женщины, вы зачем сюда пришли? Что вы тут делаете? Вы будете кого-то снимать?
Группа не выглядит смущенной, женщины начинают улыбаться, некоторые кивают.
— Ты чего им предложил? — спрашивает Кир. — Почему они так хищно на нас смотрят?
— Сказал, что за плату ты можешь показать им, что такое настоящий амстердамский воин!
— Сколько, мальчики, вы берете? — вновь на русском обращается к нам вышедшая из группы женщина.
Перевожу вопрос Киру. Тот делает вид, что раздумывает, и через секунду выдает: «Таузен юро».
— Окей, — к пухленькой даме, ведущей беседу, пробирается ее худая спутница. Но есть одно но: обеим дамам, видимо, шестой десяток.
Я хохочу, хохочет Кир, и мы уходим прочь.
Кир предлагает зайти в смартшоп прямо по дороге. В витрине стоит инопланетянин. Зеленый человечек с огромными глазами держит на подносе галлюциногены, психоделики, афродизиаки и прочее разнообразие стимуляторов мозговой активности.
Я отказываюсь, никогда не пробовал и не собираюсь. Эффект от данной продукции совершенно непредсказуемый. Легко можно выпасть из реальности часов на десять.
«Так, не расслабляться! — говорю себе. — Тут недолго в историю какую-нибудь влипнуть». Только подумал об этом, как слышу:
— Кока, кока, нужна кока? — молодой темнокожий малый выходит из темного переулка.
— Он со мной, — произносит Кир.
Чувак зубоскалит, дает разворот и идет обратно, на свою темную точку.
Направляемся на запад.
— Слушай, Кир, ты в этом районе важная фигура?
— Нет, просто я активист. Помогаю людям разобраться с их существованием в этой стране.
— Помогаешь мигрантам?
— Нет, даже наоборот. Разбираю, что можно, а что нельзя. А что нельзя, пытаюсь сделать, чтобы было можно.
— Поясни, — искренне не понимаю своего спутника.
— Например, не все из местных одобряют повальный легалайз. Другие против того, что их страну, как и остальную Европу, захлестнула волна мигрантов. Но если про гей-парады мы слышим постоянно, то парадов гомофобов или маршей за выдворение мигрантов почему-то не бывает. А знаешь почему? Потому что не пускать к себе в дом того, кто тебе не нравится, — это злобный фашизм. А на злобных фашистов толерантность не распространяется.
Теперь понимаю еще меньше, но оставляю вопросы на потом. Выходим к клубу «Нидерланды». На вывеске так и указано: «ClubNL». Перед входом приходится потолкаться. Наконец мы внутри, где драйв и расколбас.
На свежий воздух выхожу далеко за полночь. Кир потерялся в толпе несколько часов назад. Очень хочется есть. Захожу в открытый бар и заказываю цыпленка с гриля. После травы обычная курица воспринимается как наивкуснейшее блюдо в жизни.
Достаю мобильник и вижу, что Павел звонил уже несколько раз. Вспоминаю, что не отправил ему стояночные координаты яхты. Набираю номер. Павел не поднимает трубку. От нечего делать шагаю обратно к площади у Аудекерк. Она сейчас не столь оживленная. Но кофейные заведения еще работают, как и несколько витрин с девушками. Сажусь напротив статуи Belle. Старое кресло у столика, выставленное из заведения на улицу, греет спину. Вокруг мощные деревья. Стволы некоторых окружены многоугольными скамейками.
— Пошли, дорогой, пошли, дорогой, заходи, — темнокожая красавица ростом чуть выше среднего приоткрыла стеклянную дверь и с улыбкой вновь обращается ко мне: — Пошли, дорогой, всего 50 евро, пошли.
Оглядываюсь по сторонам, думая, что это приглашение относится не ко мне. Но рядом никого нет.
— Нет, я не такая, я жду трамвая, — сами собой вылетают слова.
Смешно от собственной шутки. Девушка в недоумении, но тут же реагирует:
— Тут трамваи не ходят. Если не дождешься, заходи.
От хохота ложусь на стол. Мышцы пресса неистово болят, кажется, их даже сводит судорога. «Нет, на сегодня хватит», — даю сам себе установку. Переставляю стул, чтобы сесть к витрине с девушкой спиной. Теперь смотрю на шоколадный ларек. Тот, широко распахнув двери, завлекает сладостями.
Развлекательные заведения массового посещения начинают закрываться и массово выбрасывают обработанную публику на свежий воздух улочек и закоулков.
Толпа пухлых немок разрывает уют теплой ночи. Гром их голосов проникает во все и вся. Тела следуют прямиком к шоколаднице и заполняют все пространство сладкого заведения. Конфетки, тортики, шоколадки по 20 и более евро за штуку исчезают в жадных ртах. На лицах дам отражается прилив блаженства.
Поворачиваю кресло еще раз, но взгляд невольно упирается в витрину с красной подсветкой. Шторы задернуты, свет выключен. За ней густой красный полумрак. Неожиданно витрина открывается. Появляется девушка в обычной городской одежде. Присаживается на соседний стул. Узнаю в ней ту, которая недавно приглашала к ней зайти.
— Ну что, убежали немки? — заводит разговор.
Я молча киваю на ларек с шоколадом.
— Фигня.
— Что фигня?
— Сегодняшний вечер.
Молчу.
— Понимаешь, аренда этой комнатки, — кивает на красную дверь, — обходится в 200 евро за ночь. А клиент ужался, даже полсотни вытянуть трудно. Давно в инет свалить пора.
Продолжаю молчать.
— Но там же нет общения. Мне общения хочется. Вот таких, как ты, повстречать. Да, собственно, и ты мне не очень нужен. Просто это мой мир. Если ты понимаешь, о чем я.
— А о чем ты? — наконец вступаю в разговор.
— Да тут же базар, дух лукавства. Весь квартал — сплошной развод. Это пьянит.
— В чем же обман?
— Продавать не то, что на этикетке. Вот ты видишь витрину, заходишь, думаешь получить немного счастья. А получаешь фигню сморщенную, — смеется. — И ведь никому не расскажешь, а будешь хвастаться: да как же здорово все было, да я такой молодец! — смеется. — Да хотя бы взять эту шоколадницу, она в это время взвинчивает ценник и делает свой недельный заработок за один вечер, — девушка вновь хихикает.
Почему-то тоже начинаю посмеиваться ей в лад, а сам думаю: «Чего это мне сегодня каждый намеревается душу излить? Наверное, это так ночь действует. В ночи люди легче раскрывают душу».
— Ты в музей секса ходил?
— Нет, а нужно?
— Не ходи. Тоже полное фуфло. Придумали громкое название. Лох-турист платит еврики, а там картинки да скукота. Лучше бы сходили в секс-театр, удовольствия больше бы получили. Да даже анаша. Ты, небось, за сороковуху коробок шишечек взял? А цена-то ему не более пятнашки. Ладно, красавчик, пока, пора домой.
Провожаю стройную фигурку взглядом до угла. Та неожиданно оборачивается, посылает воздушный поцелуй. И с фразой «Красавчик, ты заходи, я настоящая» скрывается за поворотом.
От рассуждений мулатки чувствую пустоту внутри. Другими глазами смотрю на шатающихся здесь в этот ночной час прохожих. В Амстердаме есть ведь прекрасные музеи, замечательные каналы, шикарные магазины и вкусный сыр. Однако, как ни крути, львиную долю туристов привлекают далеко не эти вещи. Что-то мне становится гадко на душе. Чего я сюда в этот район вновь приперся? Да еще и на яхте…
Телефонный звонок не дает времени ответить на поставленный вопрос.
— Дима, ты где? Я уж без тебя как час в баре зависаю.
— Павел, на сегодня все! И на завтра, думаю, тоже! Буду выбираться из этого района. Хочу в море, очистить душу!
— О, это хорошо! — Павел начинает смеяться. — Душу очистить.
Вновь начинает пробивать на хи-хи. Но пресс, мой пресс… Больше не могу смеяться. Но нет, так и смеемся десяток минут.
— Душу очистить, душу очистить, и это в сердце Амстердама! — Мы вновь и вновь повторяем эту фразу и ржем по разные стороны телефонной связи.
Из кафешки выходит парень, забирает пустую кофейную чашку. Сообщает, что они закрываются, но я могу дальше сидеть за уличным столиком. Почему-то он тоже улыбается.
Меня вновь пробивает на смех. Но это уже не в радость, сильно болит пресс. Ухожу. Душу очистить в вашем районе. Телефон прокашлялся и голосом Павла продолжил разговор:
— Дима, скинь координаты, я подойду. Вместе будем выбираться.
Бреду вдоль канала к тупику, где стоит «Олекса». Вокруг полно молодежи, некоторые клубы все еще продолжают работать, так как завтра выходной. Молодежь сидит прямо на мостиках, свесив ноги над водой. На поверхности плавают белые лебеди. Откуда они появились, непонятно. Витрины, выходящие на канал, ярко освещены. Магазинчики тоже продолжают работать.
Добираюсь до знакомой скамейки с бронзовой женщиной. Сейчас при свете окон я понимаю, что это и не скамейка вовсе, а памятник. А ведь пользовался ею по назначению и не замечал надпись «Бог, который любит меня, любит и вас». И подпись: майор Алида М. Босхарт. Тут же мемориальная табличка, рассказывающая, кем была эта женщина. Она из Армии спасения, великий человек, родом из этого района. Больше ничего не понимаю, так как надпись на голландском.
Как только спускаюсь к яхте, появляется Павел. Он в хорошем расположении духа.
— Ну что, в путь?
Открываю планшет, смотрю на таблицу отливов-приливов. Несмотря на то, что побаливает пресс, голова ясная, как никогда.
— Вот-вот начнется прилив, а значит, у нас времени примерно шесть часов. Но прежде нужно добраться до морских шлюзов, где-то поставить мачту. На это уйдет часа три. Ну пусть еще час в запасе останется. И того лишних два часа. Предлагаю просто проспать. Да, головы-то у нас ясные, но банальная усталость накопилась, и совсем без сна в море соваться не стоит.
С этими словами достаю спальники. Павел в каюту спуститься отказывается, решил покемарить на банке в кокпите. Мне же спокойнее внутри яхты. Устал от бесконечного веселья улиц центрального Амстердама.
Срабатывает будильник. Чувствую себя бодрячком. Поднимаюсь наверх. Павел уже убрал свой спальник.
— Спал?
— Немного. Так есть охота, давай куда-нибудь заскочим.
— Вообще-то некогда, но кушать и я хочу, как будто неделю ничего не жевал.
Кратчайшим маршрутом следуем к реке. Благо, других яхт в это время еще нет, и мы несемся полным ходом. Только у самого последнего моста притормаживаю по просьбе Павла. Тот соскакивает на берег и в небольшом ларьке приобретает несколько порций местной классики: молодую соленую селедку с луком и маринованным огурцом.
Жуя на ходу, выскакиваем на реку и спускаемся к морю. Находим подходящий причал для установки мачты. Павел оказался толковым помощником. Поднять и настроить мачту удается быстрее чем за час. Движемся дальше.
Океанский шлюз встречает нас стайкой ожидающих яхт — отлив уже начался. Распахиваются наружные створки ворот шлюза. Свежий встречный ветер бьет в лицо. Поднимаем штормовой комплект парусов и максимально круто выходим на простор. Набережная притоплена, фонари уходят основаниями прямо в воду. Большинство яхт идет под двигателем. Мы же без лавировки протискиваемся по краю фарватера. Волноломы расходятся в сторону, распахивается простор Северного моря.
Опьяненный свободой, не желаю идти с толпой яхт, что держат курс на север. Перекладываю руль и устремляюсь на юго-запад.
Выставляем самые большие паруса. Под полным гротом и генакером яхта показывает семиузловой ход. Так «Олекса» давно не летала. Течение отлива здорово ей помогает.
Наслаждаюсь ходом яхты. Матрос уходит на бак. Его подбрасывает, когда мы взмываем на гребень волны. Но, в целом, волны невелики, прыгать на таких одно удовольствие, даже убаюкивает.
Неожиданно появляются дельфины. В одно мгновение вокруг яхты всплывают семь блестящих спин. Мы с Павлом замираем, чтобы не спугнуть стаю. Но проходит минут пять, а дельфины по-прежнему сопровождают яхту. Павел перебирается в кокпит:
— Давай я покупаюсь с ними.
Мне эта затея не нравится. Раздумывая над словами матроса, начинаю постукивать рукой по корпусу яхты в надежде, что дельфины испугаются и уйдут. Но те поступают наоборот — подходят еще ближе.
— Давай, Димон, поплаваю…
— Я думаю, они уйдут, как только мы ляжем в дрейф.
— А давай попробуем!
Обезветриваю паруса, но стая не уходит. Также спокойно сбавляет ход. Теперь их движение хаотично. Спины появляются то с одного, то с другого борта, носятся в разных направлениях.
Паша снимает майку и в шортах сигает в воду. Даже не успеваю ничего сказать. С тревогой слежу за приятелем. Тот в пяти метрах от яхты. Вертит головой, осматриваясь вокруг. Дельфины начинают проявлять к нему интерес, берут яхту и Павла в четко выраженный круг диаметром метров в тридцать. Один из них разгоняется и, полностью выпрыгнув из воды, падает на спину, подняв кучу брызг.
— Давай на борт! Еще ненароком потопят тебя!
Павел смеется:
— Они, по идее, должны меня спасать, а не топить.
— Быстро на борт! — повышаю голос.
Павел плывет к кормовой лестнице и поднимается на борт.
Дельфины подходят еще ближе. Сейчас они от корпуса буквально в трех метрах. Несколько раз замечаю, как эти изящные животные проплывают прямо под яхтой. Затем так же неожиданно, как появились, дельфины в одно мгновение исчезают. Даже непонятно, в какую сторону уплыли.
— Дима, ну чего ты беспокоился? — заговорил Павел. — Подумаешь, с дельфинами покупался. Жаль, ты не сфоткал, как они меня окружали.
— Паша, все те, кому дельфины сильными ударами вначале поломали ребра, а затем утащили под воду, уже не могут рассказать свои истории. Только те рассказы, в которых дельфины помогают, доходят до наших ушей.
— Никогда об этом не задумывался, — признается Павел.
— И второе, без команды капитана ничего по яхте не делаем, тем более не прыгаем за борт!
Павел кивает.
— Извини, Дима, больше не повторится.
Передаю ему руль, и мчим дальше вдоль побережья на юг. Карта показывает, что ближайший порт, — город Гаага. До него больше 20 миль. Отдыхать в море весь световой день желания нет. Поэтому объявляю:
— Осталось два часа свободного времени, и нужно будет ложиться на обратный курс. Главное не прозевать очередной прилив, я не жажду заночевать в море.
Матрос продолжает управлять яхтой. Все у него получается верно, с курса яхта не сбивается, да и не сильно рыскает. Проходит час.
— Руль вправо! — отдаю команду.
Как только яхта становится носом к ветру, убираю паруса. «Олекса» мерно дрейфует среди морских волн.
Пробую рукой воду за бортом.
— Прохладная, — комментирует Павел.
— Остаешься на борту. В случае необходимости заводи двигатель и, маневрируя под ним, подберешь меня.
Скидываю одежду и нагишом сигаю в прибрежную Атлантику. Охватив прохладой тело, соленая вода смывает смятение, посеянное легалайзом Амстердама. Ныряю раз, затем еще и еще. Распластавшись на водной поверхности звездой, восстанавливаю дыхание, смотрю в небо. Оно светло-голубое, пропитанное теплом яркого солнца. Провожаю взглядом летящий в сторону Англии самолет.
— Дима!
Поднимаю голову над водой. «Олексу» отнесло на добрые две сотни метров. Павел вновь окликает и машет рукой.
— Все в порядке! — кричу ему в ответ и быстрым кролем направляюсь к паруснику.
По форштевню взбираюсь на нос яхты и сразу же ложусь на палубу загорать.
— Теперь моя очередь купаться. — Павел шумно прыгает «бомбочкой». Долго кружит вокруг яхты.
Меня одолевает легкая дрема. Надеясь ее преодолеть, завариваю кофе. Разливаю по чашкам из английского набора.
— Спасибо, Макс! — говорю в пустоту и улыбаюсь.
Почуяв запах кофе, из воды в кокпит поднимается Павел. Наслаждаемся восточным напитком с вишневым вареньем. Смотрим на проходящие мимо грузовые суда.
Взгляд на яхтенные часы. Пора. Ставим паруса и ложимся на обратный курс.
Западный умеренный ветер, ободренный приливом, пригоняет «Олексу» к шлюзу в восемь вечера. Сворачиваем паруса. В компании других яхт покидаем морские просторы и под двигателем поднимаемся вверх по реке. Подходим к яхт-клубу «Sexhaven», в котором стоял раньше. На этот раз, даже несмотря на небольшие размеры «Олексы», хабр-мастер заявляет:
— Мест нет, уходите.
Когда мы начинаем разворачивать яхту, добавляет уже мягче:
— Извините, парни, выходные дни — всегда под завязку.
Беру планшет, изучаю карту. Обнаруживаю, что сразу за шлюзом, по воротам которого бегал из марины к парому, есть места для дикой стоянки любительских судов. Там можно пришвартоваться прямо у лужайки. Но стоять можно не более трех суток.
Шлюзуем «Олексу», проникаем в каналы северной части города. Сразу за воротами тянется вереница пришвартованных яхт. В отличие от центральных каналов города, здесь все зелено. Высота берегов не более полуметра от кромки воды. Нахожу свободный уголок по размерам «Олексы». Минуту маневрирую, чтобы точно подать яхту к стоянке, не зацепив соседние борта.
К суше подходим носом. Павел спрыгивает на берег и за швартовые подтягивает корму «Олексы». Возиться со швартовыми кольями некогда, привязываю канаты прямо к большим прибрежным деревьям. На вопросительный взгляд напарника, отвечаю:
— Утром сделаю, как положено, а ночь и так простоим.
Слева от нас пришвартован металлический катер с двумя мотоциклами на борту. Справа — классический десятиметровый деревянный швербот. Наши кокпиты повернуты друг к другу. Хорошо видно, как пара средних лет, сидя у себя в салоне, ужинает. Заметив мой взгляд, мужчина взмахом руки приветствует нас.
За их яхтой стоит парусник, будто из времен Колумба. Передняя мачта снята и уложена на землю, а над палубой натянут тент. На корме вьется флаг Испании.
Павел садится на борт, свешивает ноги в воду. Разогреваю суп из двухлитровой банки. Супы в Нидерландах — отличная вещь. Достаю краюхи подсохшего багета. С удовольствием уплетаем эту нехитрую снедь. Смотрим, как люди совершают вечернюю пробежку, да по дорожке с парома шагают взрослые и дети, возвращаясь с южной стороны города. Чуть вдалеке виднеется школа и спортивная площадка, где играет в мяч молодежь. Несколько качелей также не бездействуют — веселят детвору.
С удовольствием взираю на мир в безмятежном равновесии. В душу входит гармония. Понимаю, что режим заезжего туриста мне здорово надоел. Ближайшие дни планирую посвятить знакомству с другим, милым моему сердцу Амстердамом, в котором почти ничто не напоминает, во что превратилась его центральная часть. Живут же здесь обычные люди, возможно, не самые улыбчивые, но очень порядочные и работящие. У них есть семьи, есть дети, которые ходят в школу, играют в футбол и коллекционируют наборы лего.
Перекусив, Павел прощается и уходит на паромную переправу. Договариваемся, что завтра он покажет, где в городе можно купить б/у велосипед. Захотелось мне, чтобы на борту появился двухколесный мобильный транспорт. А то как же в Нидерландах без него?
В этих размышлениях поначалу не замечаю стайку птиц, что устроилась на дереве, под которым стоит «Олекса». Но те заявляют о себе всплеском оглушительного дружного гомона. «Словно попугаи», — пронеслось в голове. Поднимаю взгляд и действительно вижу попугаев. Ярко-зеленые создания заставляют открыть рот от удивления. «Видимо, все же я еще не полностью пришел в себя, — продолжают бег мысли. — Какие-то глюки».
Спускаюсь в каюту, задраиваю входной люк и пытаюсь лечь спать. Но не выдерживаю — выглядываю в иллюминатор: стайка попугаев по-прежнему сидит на дереве.
Город чудес: дельфины в море, попугаи на ветках, а вместо машин — велосипеды. Чудеса! «Такие чудеса непременно понравятся моему сыну!» — размышляю вслух.
До прибытия семьи на яхту остается всего неделя. Нужно основательно подготовиться к встрече. Уж очень соскучился по родным.
Продолжение следует…