Другими словами, манера стилизации художника такова, что паруса на его картинах не воспринимаются однозначно. Благодаря плоскостной манере письма и нарочитому пренебрежению деталями их можно принять и за треугольные, и за зарифленные прямые. Они так же загадочны, как и гобелен из Байё. Но говорить об ошибке?..
М. БУЛЫЧЕВ
1 Автор книги «Суда викингов», переведенной на русский язык (Л., «Судостроение», 1978).
2. Ошибка отменяется!
До чего ж мы любим при случае снисходительно похлопать классика по плечу и отечески пожурить его. Вот ведь и заголовок без знака вопроса: ошибка — и баста.
Речь идет о «необычной» форме паруса — треугольного, вершиной вниз. Автор заметки объясняет такую форму оптической иллюзией: «Скрученный высокий прямой парус спроектировался в треугольник». Но ведь шкот-то только один!
Треугольные паруса «малоэффективны и чрезвычайно неудобны в управлении»,— поясняет свою позицию М. Лимонад, но продолжает уже вовсе ошарашивающе: «И хотя такие изображения не редкость, поверить в такой парус вряд ли кто сможет». Вот так: «не редкость, но... не было»! Мистика какая-то.
Да и почему же на протяжении столетий, будто повинуясь кем-то когда-то изданному непреложному закону, художники будут выискивать этот единственный и не слишком-то удобный ракурс и упрямо изображать квадрат треугольником? И это при прямо-таки болезненном стремлении средневековых и античных художников к точности деталей — достаточно вспомнить хотя бы иконопись, где предметы при всей их стилистической условности изображаются всесторонне и точно. Таков был незыблемый канон. За пренебрежение им могли и на костер, не моргнув, отправить. Однако костры по этому поводу возжигали чрезвычайно редко, ибо с достоверностью изображений был полный порядок.
Разумеется, нижняя свободная часть прямого паруса могла изменять плоскость по отношению к верхней — и изменяла, но в этом случае парус изображали в виде ленты Мёбиуса, как, например, на рисунке римского судна актуария в Ватиканском кодексе Вергилия, датируемом 1741 г. Это прекрасно знал и Рерих. На его картине 1914 г. «Прокопий Праведный за неведомых плавающих молится» нижняя шкаторина паруса одного из судов «привязана» к мачте, и парус выглядит треугольным. Но только выглядит. Места сомнениям нет, парус здесь прямоугольный!
Чтобы понять, с какой такой стати древние мореходы настойчиво конструировали «малоэффективные» и «чрезвычайно неудобные» треугольные паруса, перенесемся на много столетии назад - в середину XXVI века до н. э. Именно этим временем датируется рельеф гробницы египетского вельможи Ти, являющий зрелище необыкновенное: воспроизведено судно не с обычным для Египта широким — горизонтальным или квадратным прямым парусом, а с сильно вытянутым вертикальным, причем подветренная его сторона косо срезана по всей высоте. Для чего? Дело в том, что с таким парусом, похожим на перевернутую трапецию, легче маневрировать при ходе вниз по течению единственной в Египте реки, т.е. чаще всего против ветра, ибо здесь преобладают ветры северных четвертей...
Изображение это не имеет аналогов, и можно почти с уверенностью утверждать, что, если даже судно на рельефе — египетское, то парус — финикийский: жители Леванта вписали немало выдающихся страниц в историю древнеегипетского мореплавания. Однако традиционный консерватизм египтян, обусловленный требованиями религии, отторг это новшество. (На кострах египтяне своих еретиков не сжигали, но в пруд с крокодилами могли бросить запросто.)
Зато эта идея пережила века на своей родине. И получила второе рождение, когда Левант стал римской провинцией. Впрочем, необычный «косой» прямой парус прекрасно был известен и грекам. Первым его упомянул в своей «Греческой истории» полководец и писатель Ксенофонт, ученик Сократа: он называл его акатий. Это слово хорошо знали историки Геродот и Фукидид — они называли так судно, имея, очевидно, в виду именно его необычный парус. (Древние были большими любителями метонимии: сплошь и рядом можно встретить «мачта» вместо «судно» или «соль» вместо «море», таких примеров — легион.) Акатии упоминают трагик Эврипид, поэт Пиндар, историк Полибий, писатели Лукиан и Плутарх. Разное время, разные берега...
Акатий, по-видимому, явился следующим шагом от упомянутого паруса на судне Ти: от первоначального четырехугольника осталась нетронутой только верхняя шкаторина, крепившаяся к рею, а боковые грани (обе!) срезаны гораздо круче — так, что нижняя шкаторина исчезла совсем.
Его разновидностью можно считать изображенный на помпейской фреске парус, называвшийся римлянами (например. Сенекой) «суппа рум». Формой он напоминает вымпел, свисающий с рея косицами вниз. Суппарум управлялся лишь одним шкотом, прикрепленным к левой косице, тогда как правая была привязана к борту.
Суда акатии были одним из излюбленных типов пиратских пенителей моря. Прежде всего — благодаря быстроходности и маневренности. То и другое давал треугольный парус акатий.
Похожий на акатий парус несли и лнбурны. Его называли еще эпидромом — «сверхскоростным». Наконец, к этому же семейству можно причислить арабский парус дау — широкий, треугольный и со срезанным нижним углом, что превращает его, по существу, в сильно деформированную трапецию (сильнее, чем парус с рельефа Ти). Не исключено, хотя утверждать это ни в коем случае нельзя, что эту форму паруса арабы окончательно «оформили» после покорения ими Египта и Леванта.
Достоинства акатня не могли остаться незамеченными и на атлантическом побережье Европы, особенно после завоевания арабами Пиренейского полуострова.
Вернемся теперь на север. В скандинавских сагах есть
множество упоминаний парусов, но нет ни малейшего намека на их форму. «Паруса в
красную, синюю и зеленую полосу», «парус полосатый» — вот и все, что можно
извлечь из норманнской литературы. Подлинные паруса викингов до нас тоже не
дошли. Поэтому основное, чем приходится руководствоваться, немногочисленные и
грубо исполненные изображения на камнях (главным образом надгробных), к тому же
изрядно поврежденных. Единственное (да еще цветное!) изображение кораблей
викингов, дошедшее до нас, можно сказать, в девственном виде, — это знаменитый
ковер XI века, хранящийся в соборе французского города Байё. Очень часто его
называют гобеленом, хотя здесь совершенно другая техника, а вдобавок безусловный
анахронизм. Гобелен — это ковер или обои, вытканные из шерсти или шелка особым
способом, изобретенным гораздо позже — в XVI веке — придворным красильщиком и
ткачом по фамилии Гобелен. М.Лимонад делает ту же ошибку, говоря о «гобеленах
викингов».
Именно это чудо средневекового искусства свидетельствует о том, что косые паруса были в Нормандии восприняты и употреблялись наряду с традиционными прямыми. Ковер последовательно рассказывает в своих 72 сценах, подобных кадрам кинохроники, о завоевании нормандским герцогом Вильяльмом Незаконнорожденным английской короны в 1066 г. Вышитый собственноручно «по горячим следам» женой Вильяльма (впрочем, теперь уже — Вильгельма Завоевателя) Матильдой и ее фрейлинами, он дает неплохое представление и о постройке норманнских судов, и об их оснастке, и о составе флота, и о самом ходе форсирования пролива. И уж можно не сомневаться, что зрители из числа придворных узнавали на нем самих себя и не допустили бы даже малейшего искажения каких бы то ни было реалий! Так что ковер из Байё — один из самых надежных документов эпохи.
Первое, что бросается в глаза, необыкновенное сходство
акатия и норманнского паруса. Причем, не только сходство формы: ими и управляли одинаково. На ковре отчетливо видно, как нижний, «острый»
конец паруса переходит в толстый шкот, который держат в руках. Быть может,
таков был живописный прием, указывающий на краткость рейса и благоприятную
погоду: в противном случае шкот был бы «привязан» к мачте. Точно так же
поступали на реках, где приходится то и дело приспосабливаться к извивам
берегов и капризам ветра.
Нет сомнений в том, что суда с такими парусами хаживали и на Русь. Может, потому-то они и привлекали особое внимание, что треугольного паруса здесь не знали. Он принадлежал иным народам, иному миру.
У Рериха была возможность выбора. И право выбора. Ни один другой парус, пожалуй, не в состоянии с такой силой передать динамику, движение, как этот треугольный. И вот — в 1901 г. Рерих пишет «Заморских гостей» именно с таким парусом. И еще, по крайней мере, 14- 15 картин на ту же «морскую» тематику. И почти на всех — треугольные паруса! Что же: всю жизнь «ошибался» Николай Константинович? Да нет же. Вот ведь на картине «Александр Невский поражает ярла Биргера» да на упоминавшемся «Прокопии» полотнища прямоугольные...
Только зная историю паруса, можно в полной мере оценить верность глаза живописца. К тому же еще и незаурядного историка.
А. СНИСАРЕНКО