КАТЕРА и ЯХТЫ, 1996, № 1 (159), c. 74-81

Последний рейс. Памяти Евгения Смургиса

Чтобы живо чувствовать всю дерзость человеческого духа,
надобно быть в открытом море, когда одна тоненькая дощечка>
отделяет нас от блаженной смерти.
Н. М. Карамзин


Утром 17 ноября 1993 г. стало известно, что в Бискайском заливе, примерно на широте Ла-Рошели, найдена на берегу лодка "МАХ-4", но совершавшего на ней беспримерное кругосветное плавание Евгения Смургиса на борту нет. Как бы всем ни хотелось сохранять надежду на его спасение, с каждым часом вера в чудо становилась все более нереальной. И вот — 21 ноября примерно там же, на пляже вблизи курортного городка Ла-Транблад, было найдено тело...

Более двадцати пяти лет он был верным другом редакции, нашим постоянным автором, внештатным корреспондентом. Сейчас он давно уже похоронен на родной земле — в Липецке, рядом с могилой отца. Его знаменитая лодка стала экспонатом Морского музея в том самом, далеком от Липецка, французском городке Ла-Транбладе. В Липецке его именем названа улица. Часть из сохранившегося в лодке дневника и комментарии к нему, написанные В. Галенко, напечатаны в журнале "Вокруг Света" (см. №8 и №9 за 1994 г.). Тем не менее, интерес к этому уникальному человеку так велик, что до сих пор к нам обращаются читатели с просьбой рассказать о его последнем рейсе, попытаться ответить на вопрос, что произошло в Бискайском заливе?

Со дня трагической гибели Смургиса прошло более двух с половиной лет. Так уж получилось, что все это время мы не имели возможности общаться с читателями. Только теперь, с большим опозданием, мы можем напечатать те немногие имеющиеся в нашем распоряжении материалы, которые дают некоторое представление о девятнадцатом по счету, последнем большом плавании Евгения Павловича.

Считаем своим долгом поблагодарить за помощь в подготовке публикации редакцию журнала "Вокруг Света", а также друга и единомышленника Евгения Павловича — координатора весельной кругосветки, моряка-профессионала, яхтенного капитана Василия Ивановича Галенко.

В дальнейшем планируем опубликовать сданный Е. Смургисом в редакцию незадолго до старта кругосветки очерк о его плавании 90-го года, занесенном в Книгу Рекордов Гиннесса.

Интервью перед стартом

Перед выходом в море Смургис-старший дал интервью корреспонденту газеты "Советский Мурман" — молодой журналистке Анджеле Ковалевой.

Публикуем текст их беседы с некоторыми незначительными сокращениями.

А.К.: Не страшно ли — в океан на простой деревянной лодке?

— Страшно садиться в такую лодку первый раз. А когда за плечами 42000 пройденных на веслах непростых километров, она становится привычным домом, твоей крепостью, начинаешь чувствовать себя ее частью. Когда знаешь, как поступить в экстремальной ситуации, тревога, неуверенность притупляются, исчезают. Но вообще-то, пока человек ценит свою жизнь, ему не избавиться от чувства страха. Оно присуще каждому, просто им нужно научиться управлять. А для этого и даны воля, разум. Нужна для этого и уверенность в своих силах — вера 8 себя, в свою звезду. Без них добиться успеха невозможно ни на суше, ни в океане.

А.К.: Представляю: огромный океан — и маленькая-маленькая точка — лодка. Наверное, чувствуя себя крупицей в безбрежном и необъятном мире, волей-неволей веришь в существование Всевышнего?

— Несмотря на то, что я вырос в семье атеистов и в Бога не верю, порой возникали ситуации, когда Бога призывал. На памяти моей два случая, когда не оставалось ничего другого, как только просить Господа: "Помоги!"

А.К.: Быть полтора года оторванным от большого мира, наверное, очень трудно? Как Вы справлялись с одиночеством?

— Путешествие на лодке — это круглосуточная вахта. Ведь это и работа на веслах, и записи в дневнике, и приготовление пищи. Есть цель, идея — и все подчинено только ей. А поэтому на одиночество обращать внимание некогда. Но когда оно все-таки наступает — надолго портится погода, что-то ломается, не клеится, а помощи ждать неоткуда, действительно, начинаешь чувствовать себя каким-то брошенным, оторванным от целого. Стараешься прогнать это чувство, говоришь: "Это все временно, скоро все будет хорошо". Вспоминаешь о чем-нибудь хорошем и — одиночество отступает. На земле, в буднях, мы все настолько закрепощены общением, обязанностями, неувязками, что подчас и себя-то самих перестаем понимать. В море — наоборот. Есть время спокойно обо всем подумать, во всем разобраться. Становишься мудрее.

А.К.: Вы отправляетесь в кругосветку не один — с 22-летним сыном. Не боитесь за него? Да ведь и Вы не так уж молоды?

— Мы проверили свои силы — прошли вместе 9000 километров. Когда шли от Диксона в Мурманск, дважды попадали в циклон, из 43 суток штормило 37. Была очень велика опасность опрокидывания, а в северных водах — это верная и быстрая смерть от переохлаждения. Саша выстоял. Сейчас мы отправляемся в гонку. Через каждые 1.5—2 тысячи километров планируем стоянки специально для восстановления сил. В Лондоне, например, простоим недели две-три, одновременно будем доукомплектовываться, готовить лодку к переходу через Бискай. И все, что будет до того, рассматриваем просто как еще одну пробу сил — проверочное плавание перед броском через океан, готовиться к которому будем уже в Испании.

Несколько слов о старте и маршруте

Старт был дан несколько позже запланированной графиком даты: умер отец Евгения Павловича, были и организационные накладки, наконец —просто ждали погоды. Фактически только 4 июня Евгений Смургис и его сын Александр вышли из Мурманска в Кольский залив.Теперь их домом на долгие 16 месяцев (по расчету) стала 8-метровая деревянная лодка, впереди ожидал непрестанный и опасный труд в морях трех океанов.

Два слова о старте. Шквальный норд-вест с дождем не мог погасить радостное облегчение — кончились, наконец, муки с оформлением выхода в "лучших традициях" времен застоя. Теперь я был свидетелем, а в какой-то мере участником немаловажного для всех плавающих и путешествующих события — начала атлантического этапа первого чисто весельного кругосветного вояжа.

Моряк с выделенного для проводов буксира "Девиатор" спокойно следил за нашими действиями, означающими прощание с людьми на маленькой лодке, и как-то буднично спросил: "Куда это они?" — "Вокруг света", — просто ответил я. И тогда моряк совсем по-иному оценил происходящее. И в частности — странные сцены у причала с прибытием вооруженного наряда, со снятием таможенных пломб на дверцах "кубриков" "МАХ-4"...

А об официальных проводах чуть раньше — 2 июня, которые, как писала газета "Советский Мурман", "обернулись скандалом", вспоминать не хочется. Но надо. Чтобы в будущем ни с кем не было таких позорных рецидивов прошлого.

< Перед самым выходом в море надлежало явиться на КПП — поставить штамп "отход" на документы единственного в своем роде океанского весельного судна. Это слово "судно" неожиданно и стало камнем преткновения. Три дня назад судовые документы ни у кого возражений не вызывали — мы ждали только улучшения погоды. Но именно за эти три дня стражи морской границы обнаружили секретную инструкцию, по которой "гребные лодки к классу судов не относятся". Это не было невинным уточнением термина. Из того факта, что "МАХ-4" не признана судном, следовало, что нужно заново оформлять выход...

Мы сослались на никем не отмененный "Кодекс торгового мореплавания", который считает судном "любое самоходное или несамоходное плавучее сооружение", используемое в том числе и "для спорта", предъявили дающий право на подъем Государственного флага "Судовой билет" с печатями и подписями. Однако переубедить пограничников не смогли. Начался аврал со звонками и факсами. Не знаю на каком уровне, в недрах какой системы решался вопрос, но через два дня он все-таки был решен. Две недели спустя Евгений позвонил уже из норвежского порта Тромсе. Сказал, что все в порядке, и только вскользь упомянул, что за полуостровом Рыбачий сильнейший шторм отбросил "МАХ-4" обратно — к родным берегам, а здесь их... арестовали как нарушителей границы. Целых два дня понадобилось пограничникам, чтобы заново решить только что решенный вопрос!


Снова выйдя в море лишь 9 июня, наши мореходы еще раз пересекли границу, под прикрытием островов, несмотря на действие Гольфстрима, заметно прибавили в скорости и пытались войти в сильно нарушенный график, мечтая о первой большой стоянке в Лондоне. Уже потом, из их дневника, я узнал, что самую северную оконечность Европы — мыс Нордкин (71°08' сев. ш.) — они огибали (под дождем) поздно вечером 15 июня. На подходах к Нордкину были первые встречи с людьми: услыхав, что двое на лодке плывут в Лондон, все хохотали...

Теперь отвечу на вопросы, связанные с выбором необычного для кругосветки маршрута. Все наивысшие достижения гребцов до сих пор ограничивались пересечением по отдельности Атлантики и Тихого океана. Для осуществления выдвинутой впервые, если не ошибаюсь, англичанином Дереком Кингом в 1974 г. идеи кругосветного весельного плавания оставалось пересечь Индийский океан, расположенный между Тихим и Атлантическим. Но покорить его на гребной лодке еще не пытался никто. И неслучайно — непростой это орешек.

Мне кажется, Смургис нашел выход, предложив альтернативный вариант — путь гораздо более близким россиянам Северным Ледовитым океаном, вполне перекрывающий "по долготе" просторы Индийского и никак не менее сложный. Так возникла идея начать кругосветку с арктического участка глобальной трассы и, поскольку за одну короткую навигацию Севморпутем на лодке не пройти, преодолевать этот участок по частям.

Успешное преодоление за три этапа большей западной части этого арктического пути — от Тикси до Мурманска — убедило и самого Евгения Смургиса, и всех его единомышленников в реальности идеи кругосветки в целом.

Маршрут "МАХ-4" не предусматривал пересечения экватора, по традиции обязательного для "классической" парусной кругосветки, но ведь и плавание задумано было нетрадиционное. Невероятная сложность плавания в арктической зоне заслуживает, на наш взгляд, большего уважения, чем никому не нужный бросок на юг, за экватор.

Главные вехи начатого пути обозначились так: Тикси, Диксон, Мурманск, Норвегия, Голландия, Лондон, Брест, Сан-Себастьян, Лиссабон, Кадис, Канарские о-ва, Барбадос, Панамский канал, Сан-Франциско, Ванкувер, Ном, Берингов пролив, Певек и, наконец, снова Тикси.

Итак, уже пройдена была значительная северная часть пути, "МАХ-4" благополучно обогнула Норвегию и пересекла Северное море ("Целый день болтаемся, поднимаясь на 4—5-метровые волны и стремительно падая с них"). Началось изнурительное тяжелое плавание вдоль мелководного побережья Дании, Германии, Голландии — в толчее волн, против сильных ветров. На этих отмелях наши мореходы больше всего потеряли в весе. Спать более двух часов подряд не приходилось. Воды в лодке набиралось столько, что за час раза четыре пускали в ход 15-литровое ведро; средние суточные переходы за 19 дней составили всего по 23 км, тогда как раньше у Евгения меньше 70 никогда не было...

Вся надежда теперь была на отдых в Лондоне.

Путь на Бискай


Через 88 дней после выхода — 30 августа — отец и сын Смургисы после трехдневной беспрерывной гребли достигли берегов Англии. В Лондон лодка добралась изрядно побитой — "были расшатаны шпангоуты, высыпалась шпаклевка, появилась течь". Атлантика сурово обошлась и с экипажем: морская "каторга" стоила потерей 9 кг веса старшему и 6 кг младшему. Многое из запаса продуктов испортилось, пришлось выкинуть. При таком суровом переходе и большой нагрузке особенно тяжело переносилось многосуточное отсутствие витаминов.

Стоянка в Лондоне — о ней более или менее подробно рассказал В. Галенко на страницах "Вокруг света", — была занята в основном ремонтом, с которым "команда" справлялась своими силами. Принимали гостей — моряков и яхтсменов, соотечественников и иностранцев. Пользовались особым вниманием и российских, и местных журналистов. В субботу 25 сентября в числе 196 лодок "МАХ-4" участвовала в традиционной весельной регате на Темзе. Это было первым в истории "Грейт Ривер Рейс" участием лодки из России. Чтобы выступать в разряде четверок, экипаж пришлось дополнять еще двумя гребцами — это были Питер Кинг и Доминик Капреч. Пришли где-то в четвертом десятке — финишировали у "Катти Сарк". Нашу лодку горячо приветствовали собравшиеся (эти кадры показывали по российскому телевидению).

Однако средств на продолжение героического плавания по-прежнему не хватало. Экономили на всем, даже на питании. (Не зря же, когда плавание закончилось трагически, одна из газетных публикаций так и называлась — "Самая дешевая кругосветка".) В какой-то мере выручали подарки. Так появился на лодке хороший рыбацкий костюм. Эндрю Торн привез великолепный мембранный насос-опреснитель (дающий в час 4.5 л пресной воды). Была подарком и малогабаритная спутниковая навигационная система "Магеллан", которая в дальнейшем оказалась то ли неисправной, то ли попросту не очень нужной...

Следующим после Лондона крупным пунктом захода значился Сан-Себастьян — испанский порт на границе с Францией. Затем, после отдыха, предстояло обогнуть Пиренейский п-ов и в Кадисе уже капитально готовиться к выходу в открытый океан, на Канары. На юге Европы Смургисов ожидала мягкая осень. Теоретически казалось, что отремонтированная лодка, свежий запас провизии, приобретенное оборудование, а главное — полученный отдых и накопленный опыт обещают сделать предстоящую часть маршрута относительно легкой. Но все это только теоретически.

Самое неприятное — неожиданно встал вопрос о психологической несовместимости членов экипажа "МАХ-4". Выступая на радио в программе "Би-би-си", Евгений Павлович выразился на этот счет осторожно, упомянув, что проблема отцов и детей существует всегда и всюду, даже в лодке, что споры в бытовых мелочах неизбежны. Однако дело было, видимо, не в мелочах. Не нам судить, что происходило, когда отец и сын оставались наедине в номере лондонской гостиницы. Ясно одно. В конце концов Саша (по судовой роли — "штурман") покинул отца и из Англии вернулся на родину, Евгений Павлович остался один и это было непоправимым ударом...

Совсем неслучайно в дневнике Евгения Павловича сразу после выхода в Английский канал появились такие записи:

Теперь об опыте. И Английский канал, и особенно — Бискай, как и ожидалось, оказались мало похожими на все те наши моря, с которыми Евгений Павлович был хорошо знаком. Во время той встречи в редакции "КиЯ", когда он впервые рассказал о замысле кругосветки (см. №149, 1991 г.), шла речь и об опасностях прибрежного плавания в Бискайском заливе с его скалами и рифами, мощными приливами и отливами, капризными течениями,толчеей волн. Тогда он сказал фразу, которая точно повторена в его путевом дневнике 09.10: "такой берег опаснее моря". Он уверил, что, когда "дело дойдет до дела", постарается проложить маршрут мористее — как можно дальше от-берегов, а поскольку они будут грести вдвоем и после хорошего отдыха, много времени такая репетиция выхода в открытый океан не займет и позволит избежать близости опасного берега.

Увы, все получилось иначе. Грозный в любое время года Бискай стал вдвойне грозным теперь, когда из-за все нараставшего опоздания пересекать его предстояло в самое неблагоприятное время — уже начался сезон осенних штормов, когда грести пришлось в одиночку и не получив хорошего отдыха.

Рассматривался в связи с этим вариант изменения маршрута. Можно было спокойно пересечь Францию внутренними водными путями (так советовал прославленный Жерар д’Абовиль) и, оказавшись в Средиземном море, выйти в Атлантику уже в субтропической зоне через Гибралтар, отдохнув и приготовившись к броску в Испании. Однако Смургис не был бы Смургисом, если бы согласился отступить. Он сказал: "Не стану мочить лодку в пресной воде".

Итак, 29 сентября "МАХ-4" после месячной стоянки покинула Лондон и через несколько дней оказалась стоящей в Дувре — рядом с застрявшим здесь из-за штормов "Товарищем". Из-за плохой погоды выйти в море удалось только с третьей попытки и лишь 8 октября.

Предстоял, казалось бы, несложный 125-мильный переход до Саутгемптона, но течение и встречный ветер были настолько сильными, что пришлось укрываться за прибрежной косой и отдавать якорь. А на рассвете следующего дня, во время 8-балльного шторма, стоящую на мелководье лодку залило, а затем перевернуло свирепыми волнами. Как рассказал Смургис по телефону, он с трудом привел "МАХ-4" в нормальное состояние, вместе с лодкой выбросился на берег, развел костер и снова стал ждать улучшения погоды. Днище лодки было повреждено. Теперь заход в Саутгемптон стал необходим уже и для ремонта.

За несколько дней стоянки в Гребном клубе г. Лидда Евгению Павловичу удалось кое-как привести свое судно в более или менее "нормальное состояние", однако и после этого, как, впрочем, и после "основательного" ремонта в Саутгемптоне, течь по пазам стала постоянной.

Поздно вечером 21 октября Смургис вышел в Английский канал. Погода по-прежнему была ветреная, холодная. Чтобы держаться нужного курса, борясь и с противным течением, и с восточным ветром, который грозил вынести лодку в океан, приходилось большую часть времени работать одним правым веслом. Это изматывало и главное — уменьшало скорость. (В дневнике появилась краткая запись на будущее: во время стоянки в Испании обязательно сделать руль и килевой плавник). Никак не удавалось отдохнуть. Сказывалось неожиданное одиночество. Поневоле настроение было невеселым.

Вот запись, сделанная вечером 25.10: "Мыслишки мрачные в голове бродят. По идеальному плану Василия уже должны жарить пузо на Канарских островах, а еще и на берег Франции нога не ступала... Утром дух играет, а с наступлением темноты и холода настроение падает".

Однако Смургис не был бы Смургисом, если бы эту далекую от суперменского оптимизма запись не закончил на совсем другой ноте: "Нет, самое большое дело жизни надо делать до конца!" И в тот же день, когда делалась эта запись, на горизонте показались три точки — Нормандские о-ва, а затем и коренной берег — желанный берег Франции. На следующее утро он пристал и выбрал типичный для французского берега белый камень, чтобы превратить его в якорь.

Как отметил в своем комментарии В. Галенко, неполные 6 суток на преодоление Ла-Манша в далеко не самых легких условиях — срок вполне приличный, суточные переходы составили 50-60 км.

При огибании п-ва Бретань и на подходах к Бресту записей в дневнике нет. Снова процитируем В. Галенко: "Это опасный для любого тихоходного судна район: при неумелом маневре может за пару часов вынести в океан или выбросить на скалы".

На этом "французском" этапе плавания связи со Смургисом уже ни разу не было, он вынужден был экономить на телефоне. По сообщениям печати известно, что 30 октября "МАХ-4" прибыла в Брест — крупный порт и главную базу ВМФ Франции. Капитан "МАХ-4" позировал для ТВ и газет, запасся продуктами и сразу, на другой же день, вышел в Бискайский (Гасконский) залив.

Дальнейший путь проходил вдоль берегов, издавна пользующихся самой мрачной славой "пожирателей кораблей". Прокладывать курс у камней и рифов при больших приливно-отливных колебаниях уровня воды, на сложных меняющих направление течениях, среди крутых волн и водоворотов — очень сложно. Идти при плохой видимости — нельзя. Подойти к скалистым берегам можно далеко не всюду, выбрать более или менее спокойное место для стоянки удавалось не всегда. Так, газета "Телеграм" поместила любопытный снимок: "МАХ-4" висит на камнях, обнажившихся с отливом, хотя когда вечером отдавался якорь это был "пятачок чистой воды".

Так или иначе, но Смургис без особых приключений прошел залив Л'Ируа и через пролив Ра-де-Сен вошел в залив Одьерн. Следуя вдоль берега, добрался до его южной части и перед тем, как огибать далеко не гостеприимный, окруженный скалами мыс Пенмарк, решил заночевать вблизи небольшого рыбацкого порта Сен-Геноле.

Здесь и повстречал его Александр Ларчиков — молодой учитель французского языка из города Выборга.

Последнее интервью


С Евгением Смургисом свел меня случай. Я гостил у друзей в Бретани. Утром 2 ноября, открыв местную "Телеграм", обнаружил статью о русском путешественнике, совершающем кругосветное плавание на веслах и сделавшем остановку в Бресте. Поскольку мореплаватель говорил только по-русски, журналистам не удалось взять у него интервью, кое-что узнали благодаря документам, находившимся на борту, и, в частности, книжке-раскладушке — проспекту с английским текстом.

Газеты "Уэст Франс" и "Телеграм" за 2 и 3 ноября.
Сообщение об этом неординарном событии вызвало большой интерес у местных жителей — в основном рыбаков, знающих толк в морском деле. Поэтому, когда стало известно, что Смургис зашел в порт Сен-Геноле, мой друг Оливье Меленнек — сотрудник "Уэст Франс" (крупнейшей газеты Франции) — попросил меня поехать туда и помочь с переводом беседы с мореплавателем из России. Естественно, я согласился. Интервью было поручено собкору газеты Бернару Дилокеру. Он заехал за мной в Треффиагат, где я жил, и мы отправились в Сен-Геноле.

Когда подъехали к порту, начало смеркаться, шел мелкий дождь. Поплутав по берегу в поисках лодки Смургиса, мы наткнулись на группу местных рыбаков, оживленно беседующих как раз на интересующую нас тему. Мнения высказывались различные. Одни говорили о Смургисе как о русском Жераре д'Абовиле, ставшем национальным героем Франции. Другие советовали вызвать полицию — нельзя же позволить человеку совершить самоубийство, капитан порта должен запретить ему выход в море! Кто-то рассказывал о том,что у него на глазах отправили в "психушку гребца, приплывшего на такой же лодке из Англии.

Они и помогли отыскать "МАХ-4". Действительно, на фоне траулеров лодка выглядела довольно легкомысленно. Казалось невероятным, что на ней можно было проделать путь от Диксона до Бретани. Лодка стояла на якоре метрах в тридцати от берега. Я крикнул несколько раз по-русски: ’’Есть кто-нибудь на борту?" Смургис, очевидно, отдыхал, поэтому вылез из-под тента и ответил не сразу. Ответил вопросом:

— Какими судьбами русский в этих краях?

— Поговорить бы надо, — сказал я, — если Вы не возражаете.

— Где тут можно причалить? У меня киль поврежден, а кругом камни...

Я перевел вопрос местным морякам, они тут же указали на небольшой пляжик метрах в ста от стоянки "МАХ-4". Евгений Смургис сел за весла, быстро подгреб к берегу, вышел из лодки, представился. Он был одет в высокие болотные сапоги, прорезиненные брюки и куртку, еще одни такие же брюки накинул на плечи. Невысокого роста, худощавый, лицо от загара кофейного цвета. Он показался мне очень усталым, можно сказать изможденным.

— Так какими судьбами здесь? — был его первый вопрос.

— В гостях у друзей, — ответил я, — а сейчас вот попробую взять у Вас интервью для французской газеты.

— Долгого разговора не получится. Начинается отлив, лодка рискует остаться на песке. Мне надо отплыть рано утром, я тороплюсь и не могу потерять еще один день. Ты когда будешь в Ленинграде? Недели через две? Зайди в редакцию журнала "Катера и Яхты", передай фотографии, если конечно, получатся, — темно, дождь. Скажи, что в Дувре лодка опрокинулась. Киль поврежден, есть течь.

— Так как же Вы поплывете?

— Течь небольшая, примерно ведро воды часов за восемь. Вычерпываю. Больше всего мучает сырость, мокнуть уже просто не могу. Ведь никакой сушилки нет. На газовой плитке готовлю, но одежду на ней не просушишь.

Рыбаки сказали, что рядом в порту есть мастерская, где можно лодку поднять для ремонта.

— Ремонтировать буду уже в Испании. Я и так выбился из графика...

— Пишут, что Вы еще и в какой-то гонке участвовали?

— Да, я думал, что участие в гонке на Темзе поможет решить финансовые проблемы, но, увы, надежды не оправдались.

Слушая то немногое, что я переводил Бернару на французский, стоявшие рядом рыбаки все время старались вмешаться — давали советы и обижались, что я их не перевожу. Слова Евгения Павловича, что он гребет уже двадцать семь лет, дважды упомянут в Книге Гиннесса и, что ему приходилось плыть в шторм по заполярному Барен-цевому морю, вызвали восхищение и еще большее желание помочь моряку из России.

— Гасконский залив осенью очень опасен, лучше сразу ремонтироваться здесь, — настойчиво повторяли они.

— Я знаю, но у меня лодка из дерева и пластика. Прежде, чем заделывать трещину, нужно долго сушить корпус, а ждать, пока дерево высохнет, я уже не могу. Доберусь до Испании, там отремонтирую.

— Храни тебя Бог, — ответили рыбаки.

Толком поговорить мы, действительно, не успели: вода убывала, Евгений Павлович стал прощаться. Он вернулся на прежнее место стоянки, а мы с Бернаром поехали в корпункт писать текст интервью. (В самом тексте ничего интересного для читателей "КиЯ" нет, рассчитан он на французских читателей.)

Наша встреча длилась не более 15 минут, но я запомню ее надолго. Впервые в жизни я встретил такого сильного человека. Сильного духом и телом. Настоящего мужчину. В 54 года выйти в море на веслах и оказаться так далеко от Родины, пройти от Мурманска до Сен-Геноле — это не может не вызывать восхищения!

Две недели спустя, когда я уже был дома, мне позвонил Оливье Меленнек и сообщил трагическую новость: — "МАХ-4" найдена пустой!

Запись, оборванная на полуслове


Одно можно сказать определенно — Александр Ларчиков был последним, кто разговаривал с Евгением Павловичем на родном языке.

О том, что происходило потом, после интервью, о том, что чувствовал Смургис на последних километрах этого начатого много-много лет назад 48000-километрового весельного марафона, мы можем судить только по кратким записям в дневнике, сохранившемся в лодке, найденной на пляже Ла-Трамблада...

Bo-время двухдневной стоянки в Круа-Де-Ви (9—10 ноября) он подвел итоги десяти дней. Пройдено по прямой от Бреста вдоль берега — 300 км, фактически — не меньше 400! До Сан-Себастьяна остается около 500 км. Если считать в морских милях — это совсем немного. Всего 270 миль. А ведь уже пройдено в этой невероятной кругосветке, по крайней мере 6100 миль от Тикси (на запад) — в 220 раз больше! Однако сил больше нет. Видимо, придется устроить отдых в Руайяне, в устье Жиронды.

12 ноября. Ла-Рошель. Это последний в его жизни выход на берег. Евгений Павлович торопится. В яхтенную гавань "допилил" в 14.00; быстрая экскурсия в город, купил кое-что по мелочи в ближайшей марине (убедился, что "французский газ" не подходит к имеющемуся баллону и плитке), а в сумерках уже снова вышел в море.

Вечером написал:"Отработал два часа — отдал якорь. Накопившаяся усталость как-то разом навалилась на душу и тело. Шестой месяц без единого выходного, без отдыха. Скорей бы в тепло и хоть недельку отдохнуть полнокровно, немножко восстановить силы и дух".

На следующий день запись еще мрачнее:’’Винить некого: сам сознательно шел на выход неподготовленной экспедиции". Однако и теперь даже мысли нет о хотя бы временном прекращении плавания — о "зимних каникулах", возможность которых в принципе не отвергалась, хотя имелось в виду, что понадобятся они позднее, уже в Америке. Через три строки настроение лучше: "Есть деньги — нет денег, холодно, голодно — тяжело, но дело, ради которого вышли, движется вперед, хотя и не так быстро, как хотелось бы. И с большими потерями." Имеется в виду, конечно же, расставание с сыном, серьезно нарушившее график движения и сказавшееся на самочувствии.

Ночь с 13 на 14-е ноября Евгений Павлович провел "прицепившись" к рыбацкому бую у трехэтажной стены форта Байяр (ныне хорошо известного по передачам французского телевидения), "в беспокойстве — лодка скакала на бурунах", трясло "как на вибростенде".

А следующий "рабочий день" прошел хорошо — лодку понесли сразу три силы: попутного ветра, течения и гребца. Наконец-то можно было "норму перевыполнить"! К 16.00 Смургис был у южной оконечности острова Олерон.

"Подошел к знаку и отдал якорь. Отстой до следующего прилива".

Кончается эта последняя запись буквально на полуслове. Поел, сел за дневник, услышал шум вертолета, вот красный вертолет снизился, завис, чтобы не беспокоить, на почтенном расстоянии ("не то что наши")...

Позднее Галенко беседовал с этими самыми вертолетчиками. Они рассказали, что это был их обычный облет побережья перед надвигающимся штормом. Никаких других судов в проливе уже не было. Они подлетели к лодке Смургиса, которую накануне видели стоявшей у форта. В мегафон предупредили о предстоящем усилении ветра, показали на ближайшее укрытие. С лодки он показал, что "все о'кэй".


Не будем гадать о том, что произошло в ту штормовую ночь на 15 ноября, во время стоянки на открытом ветрам и волнам мелководье. Почему Евгений Павлович оказался в воде без спасательного жилета, но в тяжелых сапогах? Почему не был пристегнут страховочный пояс? Зачем он вылез из каюты? Что сбросило его за борт? Вопросов много. И мы никогда не получим ответа. Замечательный человек, который не привык сворачивать с выбранного пути, погиб...