Начну со знакомства с Володей Канюковым, которое подарил Парусный берег. Ну как же не сказать!
Записать эту историю надоумил Михаил Лимонад, собирающий мемуары для фундаментальной парусной автобиографии. Вспомнилось на встрече в Косино по поводу 50-летия клуба.
Критикую Лимонада за растекание мыслию по древу, но... по-другому как-то и не выходит.
Начну со знакомства с Володей Канюковым, которое подарил Парусный берег. Ну как же не сказать!
Канюкова не стало через несколько лет после описываемых событий, в 1986 г. – разбился на мотодельтаплане. Кто из следующих поколений, загляните на его страничку в нашем реестре...
В 76-м году я в команде товарищей по работе побывал на Белом море, походили на байдарках по островам Онежского залива (см. здесь). С тех пор мечтал попасть в эти края снова, хорошо бы уже в парусный поход. Когда Канюков стал собирать на Белое швертботную команду, пошел матросом на его Меве М 69. (см. здесь)
Кроме парусов, страстью Канюкова был КСП. Я-то "физик" (точнее, физхимик, был тогда мэнээсом института с неблагозвучным названием ГНИИХТЭОС), довольно далекий от всякой "лирики". Но эти песни брали за душу. Вечерние посиделки у костров – одно из самых светлых воспоминаний.
А Канюков организовывал настоящие концерты, где выступали и таланты Парусного берега, и барды КСП, в круг которых он был вхож и звал к нам. Кое-какие записи сохранились, прикупил тогда в комиссионке самый дешевый кассетник Легенда 404 и записывал как мог (можно и послушать).
Но главным в КСП-шных делах для Володи были, пожалуй, не сами песни, а дух свободы. Он с восторгом рассказывал, как в кругу единомышленников принимается решение, расходятся волны звонков... и сотни, а то и тысячи человек грузятся с рюкзаками в электрички и потом идут лесами к назначенному месту. Куст собирается на слет.
Без цензуры, властей и райкомов.
Я-то был более-менее правоверным, а Володя ронял зерна сомнений. В нем рвался наружу этот самый дух свободы. Как же его корежило, с какой тоской говорил о том, что никак, никогда не побывать ему на тихоокеанских островах... Наверное, поэтому и парус, а потом и самодельный самолет. Поспешил он с этим самолетом, не дождался.
Канюков открыл для меня песни Высоцкого – уже после его ухода в 80-м. Нет, конечно была гибкая пластинка с песнями про друга и скалолазку, да где-то слышанная "чудо-юда". Но остальное стало потрясением – силой, всеохватностью, правдой. Помогая Канюкову, делал и показывал слайды из появившихся концертных и театральных снимков для сопровождения вечеров этих песен.
Как-то в гости к нам пришла тетя, Жозефина Григорьевна. Ей тогда было около 70, она продолжала работать (и работала до последнего) в институте молекулярной генетики, что рядом с Курчатником. На ее веку были знаменитая сессия ВАСХНИЛ, гонения на "продажную девку империализма" и вполне конкретых людей, дело врачей, еще дореволюционный и уже послевоенный антисемитизм. Когда я предложил – а поставлю Высоцкого? - скептически пожала плечами, мол, раз уж тебе нравится, Гриша...
– Эх, Киська, мы одна семья, вы тоже пострадавшие.
Вы тоже пострадавшие, а значит, обрусевшие –
Мои без вести павшие,
Твои безвинно севшие...
Все замерли, а когда песня кончилась, тетя только и сказала: – Вот даже как...
Какими же ханжами и глупцами были те, кто гнобил Высоцкого, не давал ходу его песням! В конечном счете лицемерие власти и погубило прежнюю страну, не какие-то враги или "демократы" – лично Слава КПСС постарался.
Но ближе к нашим делам – еще два слова про Канюкова.
Как-то он рассказал, что, когда студентом начал ходить с друзьями по Подмосковью, они не брали палаток, а построили себе хижины – "вигвамы" в местах поглуше и подальше от Москвы по разным направлениям электричек. И позвал нас за грибами в один из этих вигвамов, под Дубосеково. Потом мы ездили туда семьей.
...Это только присказка, сказка впереди.
Для концерта на Осенней регате 81-го года я взялся привезти на Парусный коробку батареек для питания диапроектора (на парусах за сценой показывали походные слайды) и недавно купленный микрофон получше. Поехали вдвоем с Надей. Ближе к вечеру вышли на платформе Московское море и стали осматриваться: нет ли знакомых, может кто перевезет. Правда, из электрички были видны лодки на воде – шли гонки, и было похоже, что вдувает с дамбы в сторону Парусного прилично.
Знакомых не встретили, но двое ребят сказали, что будут рады: они встречали товарища, который не приехал, а дует сильно и им не помешал бы опытный рулевой на Меву.
Как же, вот он я крутой: Белое море прошел! Надя, которая представляла, что такое Мева, от переправы вчетвером благоразумно отказалась – отдала рюкзак и с чем полегче пошла с другой компанией берегом, через Борцино.
А мы – к дамбе за выходом из канавы. Ну, Мева как Мева, бортовые баллоны надуты, все на месте. Правда, жилетов нет, так ведь нам вот, напротив, не в моря собираемся. Меву кстати мужики (одного звали Марк, второго – забыл) у кого-то взяли для транспортной экспедиции. Погрузили рюкзаки, сели, я за румпель – поехали. Едем себе, никаких особых проблем. Ветер попутный, груженая Мева устойчива, не валяет.
Только чем дальше в лес... тем сильнее ветер и выше волна. И стало перехлестывать с носа через маленький штатный козырек. Раз, другой, третий. Уже над сланями. Где черпак? А нет черпака. Повернуть невозможно, утопит тут же. Только отвернули к более близкому берегу, от направления на Парусный примерно к основанию Флориды.
Когда потом описывал картину Канюкову, он только и сказал: – Эх, Гриша! Сапоги надо было снять, ими отчерпались бы! Как известно, "хорошая мысля приходит опосля".
Еще минута-другая... – Держитесь за лодку!! Вкатившаяся очередная волна залила окончательно, и Мева полегла. Держимся. Поплыл мой большой зеленый рюкзак, в котором спальник в полиэтиленовом мешке. Скорей цап его, и опять за лодку. Рюкзак не тонет, держит хорошо.
На воде кто-то есть, но понятно что происходит общий караул. Мимо летит катамаран, оттуда орут: – Мы без руля, у дамбы развернемся!! Через минуту подлетают, наезжая прямо на нас. Третий успел ухватиться, его втащили и улетели, вернуться – без шансов.
Вдвоем с Марком довольно легко спрямили залитую Меву и, держась за борта, так сказать идем фордевиндом под голой мачтой (как и когда спустили паруса не помню, наверное с самого начала шли без грота) со вполне заметной скоростью.
Наконец под ногами земля, камыши. Лодку бросаем, на берег с этим рюкзаком. – Выжимай одежду! Колотун бьет уже вовсю. В рюкзаке была у меня бутылка разведенного пополам спирта на лимонных корочках (знамо дело, гидролизный марки Б ГОСТ 18300-72, вполне годный был продукт). Достаю: – Давай! Но Марк не стал; сам прикладываюсь и выпиваю где-то стакан, не ощущая никакой спиртоводочности: вода и вода.
И бегом по болоту в лагерь. Уже сумерки, Надя встречает в волнении конечно, но все по делу, без паники. Костер, чай, кто что дает сухое, в общем, порядок. Кузнецов Володя ходит осунувшийся: пронеси, Господи! Тут уже было не до концертов, буря концерт дала.
Для меня купание прошло без последствий, Марк еще отлеживался на следующий день. Лодок было поломано и утоплено много, собирали по камышам. Обошлось. Вытащили и нашу Меву, засунутый в форпик Надин рюкзачок уцелел. В нем оказался термос с чаем, открыли... надо же, чай-то – горячий! Термос служил еще долго, а когда все-таки перестал держать тепло, стало жалко выкидывать, так и стоит на полке. На память.
Батарейки и микрофон погибли. Устроил сублимационную камеру из стального дьюара, положив микрофон между обечайками. Инея наморозилось много, думал в вакууме жидкий азот всю воду вытянет – увы, микрофон так и не заработал.
Фотографии из архива В.Байбакова:
