|
Парусные Автосентенции Михаил
Юрьевич Лимонад
... Парус. Кому и зачем он нужен? В юные
годы – это утоление романтической мечты, возможность быть посвященным в
неведомое другим. В зрелые – азарт гонок, смелые до авантюризма проекты и
постройки, походы. Это брошенный вызов природе и себе. А в совсем-совсем
зрелые (ну почти перезрелые) годы парус – надежный друг, к которому всегда
тянет. Не то что ты. У него нет гипертонии и не ломит конечности при смене
погоды. Он – гордый символ твоего пока еще крепкого духа. И потому он
любим всеми возрастами. И неважно из чего он: тика или брезента, лавсана
или дакрона. Он – друг, а это – главное.
Опыт. Важно не только, сколько ходить, но и
как ходить. Можно ходить в одиночку много лет, не приобретая существенных
навыков опытного парусника, а можно за короткий срок приобрести друзей.
Для меня друзья и советчики, учителя и мастера – наш парусный клуб и
его порт – Парусный берег на Московском море. И еще много “парусных
берегов” на Кавголовском озере у ленинградцев, на Куйбышевском
водохранилище у волгарей и даже на Белом море в Косино у парусников
Люберецкого турклуба. Парус – это совсем не индивидуально, это –
коллективно.
Когда начинать? Можно всегда. Наш патриарх
С.Н.Парфенов пришел в “парус” уже зрелым человеком с большим туристским
опытом. Есть дети, которые годовалыми прошли на катамаране своих
родителей. Я начал с 10 лет, моя дочь – с 9, но многие все-таки позже,
обретя самостоятельность и возможности для постройки туристской яхты.
С чего начать? На мой взгляд, с выбора
родителей. Будущему паруснику очень важно их правильно выбрать. Мне
повезло: у меня – правильные родители (хотя они не совсем в это верят). В
походы я стал ходить с первого класса, ибо родители мои – походники с 30-х
годов. Когда научился читать, то больше других книг любил “пиратские”. А
уже в 4 классе отец купил байдарку “Луч”, и мы поставили на нее прямой
парус. У моей младшей – тоже подходящий отец. Недаром же, готовясь к
школьному сочинению, она собралась начать его словами: “Бейды я люблю
больше фордаков!” (Бейд (разг) – бейдевинд, курс навстречу ветру, под
углом. Фордак (разг.) – фордевинд, курс кормой к ветру.)
Романтика... Кому не давала слава бывалых
капитанов? Я не исключение. Особенно дороги мне капитаны Грина. Когда
строил разборную яхту из швертбота, то вооружил ее бригантиной и назвал
“Бегущей по волнам”. И даже в музее Грина теперь вам скажут, что Гез – не
единственный капитан судна с легендарным названием. Когда “Бегушка”,
как ее все потом звали, первый раз пришла на Парусный берег, то изумленный
парусный народ бросил обед. Прямо с мисками, дожевывая на ходу, капитаны
многочисленных “попирателей ветра” – быстроходных катамаранов и
тримаранов, даже элегантных “Мёв”, ринулись навстречу тихоходной подруге
своих кораблей, как бы пришедшей из позапрошлого века. Две мачты со
стеньгами опутывала сеть снастей старинного такелажа, а перед
бизань-мачтой красовался точеный штурвал. Впоследствии от смешков
перешли к симпатии, и бригантина стала визитной карточкой Парусного
берега. Она много ходила в походы, участвовала в научной экспедиции,
судила регаты. За 10 лет плаваний многому и многих научила. Она первая
подняла на бизань-мачте флаг Московской Олимпиады. Ее школу проходили,
словно на “Товарище” или Крузенштерне, новые капитаны туристских
парусников.
Первый рейс новой яхты. Сколько
неожиданного таится в этом выходе?! Никогда не знаешь, что выкинет твое
новое детище. Вот стоит оно у кромки воды, до боли знакомое, пока еще
чистенькое, не хоженое. Вроде бы все ты в нем знаешь – сам сочинял и
строил. Буквально родил, как и положено, в муках и сомнениях. Веришь в
него, в свою выстраданную мечту, а на душе – уже муторно. Вот ты с
товарищами поднимаешь его, капает на форштевень напиток жертвоприношения
богу морей – и уже закачалось новое судно на мутной воде родного водоема.
Почему-то в первом рейсе твое творение идет совсем не так, как ожидаешь, а
то и вовсе не идет, то есть, конечно, идет, но не туда. В этом рейсе
неизбежно присутствует разочарование.
Помню, как ненастроенная на
лавировку, упираяясь, как неукротимая корова, шла на бечеве по Волге
против ветра в первом рейсе моя яхта. Сидевший на берегу старик, бросив
курить, задумчиво произнес: ”М-да, сорок лет на Волге живу – первый раз
бурлаков вижу.“ Зато в Костроме, оглядев ошвартованную бригантину,
капитан-наставник детского морского клуба не без зависти
вздохнул:”Хрестоматия!”
Мое новое творение – надувная яхта – в свой первый выход не
хотела лавировать на слабом ветре в узкой канаве. Я расстраивался, не
подозревая, что мы еще по сути почти незнакомы и, только узнав друг друга
ближе, соединим желаемое и действительное.
Как мы узнаем друг друга? Нет ничего проще:
тебе звонят и говорят, что это, скажем, Сережа Чижов. - Прости, не
припоминаю что-то. - Ну как же, - говорит он. – У меня такой синий
катамаран, а на парусе – М-348 - А, - говорю, - так бы сразу - Да,
проще всего мы узнаваемые по нашим судам и номере на парусе. Так и
подписываемся: фамилия и номер. ... И избави нас, Боже, от старых
кораблей (старинная морская молитва)
О чем мечтаем весной? О трубе. Она –
королева конструкции любого из наших кораблей. Труба популярна даже
больше, чем прорезиненная ткань. И гораздо больше любого из знаменитых
капитанов. Даже в песнях воспевается марка ее металла – Д16Т. Хотя –
годится и титан. Поиск материалов для новой стройки длится долго, часто
около трех лет. Раньше хоть свалки Вторцветмета были открыты. А теперь...
совсем труба.
Мода. Она меняется медленней у нас, на
Парусном берегу, чем на суше. Самый стоящий костюм – хороший непромоканец,
а без него ты просто оборванец, а не яхтсмен. Самые удобные и дешевые мы
шьем и клеим сами. Если нужно – можем научить.
Ветер. Меняется быстрей, но все же...
Склонность к глубокомысленным выводам “мёвщик” (т.е. владелец “Мёвы”) и
автор парусных песен Ю.В. Семенов-Прозоровский считает, что ветер бывает
“или никакой, или встречный”. Капитан Врунгель называл его “вмордувинд”, а
у нас его зовут “мордотык”. Так и в песне поют: “Пусть мордотык нам в нос
плюет волну...” Считают его в баллах, а говорят, что дует “единичка” или
“трояк”. Случается, что ветер дует куда и как надо, но это редко, если уж
только очень повезет. Поэтому учимся ходить независимо от его причуд и
желаний. Бывает, что это удается. До сих пор не понимаю, почему жертву
приносят Нептуну, а не Борею.
Пневмояхта. Оранжевый резиновый “блин”
рядом с катамараном. По соседству – швертбот, байдарки-тримараны. Дождь.
Чавкают в глине следы порыжевших от липкой грязи резиновых сапог. Осень.
Парусный берег. Холодно. Но нужно идти в холодный встречный ветродуй на
тот берег за гостями. Никого из палаток не вынешь: никому неохота ведра
брызг глотать. Капитан оранжевого “блина” Андрюша Лосев любезно
приглашает на свой “Гиппопо”. - А он пойдет? Против такого ветра-то? –
спрашиваю. - Попробуй – увидишь, - говорит. Стою, сомневаюсь. Тут и
остроносых-то с курса свалит – свистит ведь в вантах, а этот рыжий
бегемот? У него же сопротивление-то какое! А крен какой будет? Но Андрей
улыбается, полон решимости идти. Ну я ж не ударю в грязь лицом! -
Пошли! – ступаю на пайол (корабельный пол, настил). - Где садиться? –
намекаю на откренивание. - А где хочешь, - отвечает капитан
“Гиппопо”. Да-а, плот – это не швертбот. Хоть стой, хоть сиди. Как на
сухогрузе и, главное, идет, да как лихо-то! Ла-ви-ру-ет! Ей-богу,
лавирует. А капитан на задраенной носовой надстройке бидон с подвесным
примусом прилаживает – черный кофе в шторм готовить на ходу. А кругом –
комфорт: все мягкое, надувное. Хочешь – развались, как в кресле или на
диване, не хочешь – сиди на борту. Надстройка все брызги в стороны
отсекает – сухо. В общем – класс! Как “за бугром” побывал. Пришли назад,
не удержался, затащил на плот убежденного катамаранщика и руководителя
нашего клуба Володю Кузнецова. Прошлись. В кокпите – столик, на нем
“торшер” – свечной фонарик. Уютом пахнуло. И Володя изумился, оценил и
комфорт, и угол лавировочный. Признаюсь, тогда и шевельнулась у меня
мысль о том, что судьба “Бегущей” заканчивается. Мне, толстому, вот что
надо – плот.
И немного времени прошло, как над оранжевым нечто
взметнулись в небо две мачты. Прямой потомок Гиппопо и Бегущей вспорол
мутные воды Московского моря. Жук – его имя, и паруса–крылья у него
полосатые, зеленые. На фоне берега он маскируется под песчаный откос и
зелень. Его вторую модель друзья называют плавучим диваном. Две каюты,
мягкие дуги - подголовники для вахты, для рулевого – люк в надстройке. На
иллюминаторах – занавесочки с рюшами и кружевами – от северных белых
ночей, в каюте – фонарик с абажуром. На ходу ноги можно вытянуть. Вот уют,
вот комфорт! На Онеге, на Азове лихие шторма прошел. И женщины его любят –
удобный.
А сейчас и новые модели плотов-пневмояхт появились. Не
каюты там – дворцы. Не иллюминаторы – витрины. Нет за бугром ничего
подобного – все их журналы и проспекты просмотрели. Нету!
|