Опыт. Важно не только, сколько ходить, но и как ходить. Можно ходить в одиночку много лет, не приобретая существенных навыков опытного парусника, а можно за короткий срок приобрести друзей.
Для меня друзья и советчики, учителя и мастера – наш парусный клуб и его порт – Парусный берег на Московском море. И еще много “парусных берегов” на Кавголовском озере у ленинградцев, на Куйбышевском водохранилище у волгарей и даже на Белом море в Косино у парусников Люберецкого турклуба. Парус – это совсем не индивидуально, это – коллективно.

Когда начинать? Можно всегда. Наш патриарх С.Н.Парфенов пришел в “парус” уже зрелым человеком с большим туристским опытом. Есть дети, которые годовалыми прошли на катамаране своих родителей. Я начал с 10 лет, моя дочь – с 9, но многие все-таки позже, обретя самостоятельность и возможности для постройки туристской яхты.

С чего начать? На мой взгляд, с выбора родителей. Будущему паруснику очень важно их правильно выбрать. Мне повезло: у меня – правильные родители (хотя они не совсем в это верят). В походы я стал ходить с первого класса, ибо родители мои – походники с 30-х годов. Когда научился читать, то больше других книг любил “пиратские”. А уже в 4 классе отец купил байдарку “Луч”, и мы поставили на нее прямой парус.
У моей младшей – тоже подходящий отец. Недаром же, готовясь к школьному сочинению, она собралась начать его словами: “Бейды я люблю больше фордаков!”
(Бейд (разг) – бейдевинд, курс навстречу ветру, под углом. Фордак (разг.) – фордевинд, курс кормой к ветру.)

Романтика... Кому не давала слава бывалых капитанов? Я не исключение. Особенно дороги мне капитаны Грина. Когда строил разборную яхту из швертбота, то вооружил ее бригантиной и назвал “Бегущей по волнам”. И даже в музее Грина теперь вам скажут, что Гез – не единственный капитан судна с легендарным названием.
Когда “Бегушка”, как ее все потом звали, первый раз пришла на Парусный берег, то изумленный парусный народ бросил обед. Прямо с мисками, дожевывая на ходу, капитаны многочисленных “попирателей ветра” – быстроходных катамаранов и тримаранов, даже элегантных “Мёв”, ринулись навстречу тихоходной подруге своих кораблей, как бы пришедшей из позапрошлого века. Две мачты со стеньгами опутывала сеть снастей старинного такелажа, а перед бизань-мачтой красовался точеный штурвал.
Впоследствии от смешков перешли к симпатии, и бригантина стала визитной карточкой Парусного берега. Она много ходила в походы, участвовала в научной экспедиции, судила регаты. За 10 лет плаваний многому и многих научила. Она первая подняла на бизань-мачте флаг Московской Олимпиады. Ее школу проходили, словно на “Товарище” или Крузенштерне, новые капитаны туристских парусников.

Первый рейс новой яхты. Сколько неожиданного таится в этом выходе?! Никогда не знаешь, что выкинет твое новое детище. Вот стоит оно у кромки воды, до боли знакомое, пока еще чистенькое, не хоженое. Вроде бы все ты в нем знаешь – сам сочинял и строил. Буквально родил, как и положено, в муках и сомнениях. Веришь в него, в свою выстраданную мечту, а на душе – уже муторно. Вот ты с товарищами поднимаешь его, капает на форштевень напиток жертвоприношения богу морей – и уже закачалось новое судно на мутной воде родного водоема. Почему-то в первом рейсе твое творение идет совсем не так, как ожидаешь, а то и вовсе не идет, то есть, конечно, идет, но не туда. В этом рейсе неизбежно присутствует разочарование.

Помню, как ненастроенная на лавировку, упираяясь, как неукротимая корова, шла на бечеве по Волге против ветра в первом рейсе моя яхта. Сидевший на берегу старик, бросив курить, задумчиво произнес: ”М-да, сорок лет на Волге живу – первый раз бурлаков вижу.“
Зато в Костроме, оглядев ошвартованную бригантину, капитан-наставник детского морского клуба не без зависти вздохнул:”Хрестоматия!”

Мое новое творение – надувная яхта – в свой первый выход не хотела лавировать на слабом ветре в узкой канаве. Я расстраивался, не подозревая, что мы еще по сути почти незнакомы и, только узнав друг друга ближе, соединим желаемое и действительное.

Как мы узнаем друг друга? Нет ничего проще: тебе звонят и говорят, что это, скажем, Сережа Чижов.
- Прости, не припоминаю что-то.
- Ну как же, - говорит он. – У меня такой синий катамаран, а на парусе – М-348
- А, - говорю, - так бы сразу
- Да, проще всего мы узнаваемые по нашим судам и номере на парусе. Так и подписываемся: фамилия и номер.
... И избави нас, Боже, от старых кораблей (старинная морская молитва)

О чем мечтаем весной? О трубе. Она – королева конструкции любого из наших кораблей. Труба популярна даже больше, чем прорезиненная ткань. И гораздо больше любого из знаменитых капитанов. Даже в песнях воспевается марка ее металла – Д16Т. Хотя – годится и титан. Поиск материалов для новой стройки длится долго, часто около трех лет. Раньше хоть свалки Вторцветмета были открыты. А теперь... совсем труба.

Мода. Она меняется медленней у нас, на Парусном берегу, чем на суше. Самый стоящий костюм – хороший непромоканец, а без него ты просто оборванец, а не яхтсмен. Самые удобные и дешевые мы шьем и клеим сами. Если нужно – можем научить.

Ветер. Меняется быстрей, но все же... Склонность к глубокомысленным выводам “мёвщик” (т.е. владелец “Мёвы”) и автор парусных песен Ю.В. Семенов-Прозоровский считает, что ветер бывает “или никакой, или встречный”. Капитан Врунгель называл его “вмордувинд”, а у нас его зовут “мордотык”. Так и в песне поют: “Пусть мордотык нам в нос плюет волну...” Считают его в баллах, а говорят, что дует “единичка” или “трояк”. Случается, что ветер дует куда и как надо, но это редко, если уж только очень повезет. Поэтому учимся ходить независимо от его причуд и желаний. Бывает, что это удается.
До сих пор не понимаю, почему жертву приносят Нептуну, а не Борею.

Пневмояхта.
Оранжевый резиновый “блин” рядом с катамараном. По соседству – швертбот, байдарки-тримараны. Дождь. Чавкают в глине следы порыжевших от липкой грязи резиновых сапог. Осень. Парусный берег. Холодно. Но нужно идти в холодный встречный ветродуй на тот берег за гостями. Никого из палаток не вынешь: никому неохота ведра брызг глотать.
Капитан оранжевого “блина” Андрюша Лосев любезно приглашает на свой “Гиппопо”.
- А он пойдет? Против такого ветра-то? – спрашиваю.
- Попробуй – увидишь, - говорит.
Стою, сомневаюсь. Тут и остроносых-то с курса свалит – свистит ведь в вантах, а этот рыжий бегемот? У него же сопротивление-то какое! А крен какой будет? Но Андрей улыбается, полон решимости идти. Ну я ж не ударю в грязь лицом!
- Пошли! – ступаю на пайол (корабельный пол, настил).
- Где садиться? – намекаю на откренивание.
- А где хочешь, - отвечает капитан “Гиппопо”.
Да-а, плот – это не швертбот. Хоть стой, хоть сиди. Как на сухогрузе и, главное, идет, да как лихо-то! Ла-ви-ру-ет! Ей-богу, лавирует. А капитан на задраенной носовой надстройке бидон с подвесным примусом прилаживает – черный кофе в шторм готовить на ходу. А кругом – комфорт: все мягкое, надувное. Хочешь – развались, как в кресле или на диване, не хочешь – сиди на борту. Надстройка все брызги в стороны отсекает – сухо. В общем – класс! Как “за бугром” побывал. Пришли назад, не удержался, затащил на плот убежденного катамаранщика и руководителя нашего клуба Володю Кузнецова. Прошлись. В кокпите – столик, на нем “торшер” – свечной фонарик. Уютом пахнуло. И Володя изумился, оценил и комфорт, и угол лавировочный.
Признаюсь, тогда и шевельнулась у меня мысль о том, что судьба “Бегущей” заканчивается. Мне, толстому, вот что надо – плот.

И немного времени прошло, как над оранжевым нечто взметнулись в небо две мачты. Прямой потомок Гиппопо и Бегущей вспорол мутные воды Московского моря. Жук – его имя, и паруса–крылья у него полосатые, зеленые. На фоне берега он маскируется под песчаный откос и зелень. Его вторую модель друзья называют плавучим диваном. Две каюты, мягкие дуги - подголовники для вахты, для рулевого – люк в надстройке. На иллюминаторах – занавесочки с рюшами и кружевами – от северных белых ночей, в каюте – фонарик с абажуром. На ходу ноги можно вытянуть. Вот уют, вот комфорт! На Онеге, на Азове лихие шторма прошел. И женщины его любят – удобный.

А сейчас и новые модели плотов-пневмояхт появились. Не каюты там – дворцы. Не иллюминаторы – витрины. Нет за бугром ничего подобного – все их журналы и проспекты просмотрели. Нету!