(сухопутное происшествие на морской практике с прологом и эпилогом).
Пролог:
И в наших субсеверных широтах бывает лето. Не принято считать Питер севером, но и южным городом не назовешь. То лето, вернее, тот июль был очень жарким. Особенно тяжело в наших краях из-за повышенной влажности. Кругом болота, озера, а в центре Залив. И все это парит…Так вот, причиной этому происшествию была невыносимая летняя жара.
Практика! Наверное, все кто учился, вспоминают практику с особыми чувствами. Но нет более непредсказуемой практики, чем в военно-морском училище. К примеру, вам говорят, что всего на две недели где-нибудь в Охотском море. В результате, через два месяца вас вертолетом снимают в середине Индийского океана и транзитом через Дели и Москву везут вместе с разным барахлом в грузовом отсеке военно-транспортного самолета. Для тех, кто не знает — там нет туалета, но и герметичности тоже нет. Поэтому необходимо, сняв кислородную маску, попасть в щель грузового люка. Ну, не промахнулся и хорошо
Или стоит крейсер на якоре в западной части большого теплого моря. Курсанты на практике — загорают. Объявляют построение, раздают автоматы, устраивают несколько тренировочных стрельб. Затем строго напоминают то, чему учили на первом курсе – способы боевого применения морской пехоты. Потом раздают патроны, гранаты, сухой паек, сажают в шлюпки и вперед.
Уже в шлюпке говорят, что один маленький свободолюбивый народ обижает другой маленький и еще более свободолюбивый. Но тому народу помогает весь мировой империализм, а другому народу помочь некому кроме горстки необученных морских курсантов. В полный штиль, под палящим тропическим солнцем, в шлюпках на веслах эта похоронная процессия входит в территориальные воды чужой страны. (Крейсер предусмотрительно в терводы не входил — он слишком дорого стоит). Корабль уже стал маленьким вдали, а грести еще 12 миль на веслах и курсанты в раскаленных касках уже не думают о том, что ждет впереди – просто скорее бы берег.
И вдруг над крейсером взлетает красная сигнальная ракета — “ОТБОЙ! ВОЗВРАТИТЬСЯ НА КОРАБЛЬ!” Ну, что тут скажешь? Война уже кончилась… Хорошо, что хорошо кончается! Правда, сам я именно в этих приключениях не участвовал, но не всем так везет. Правда и на мою долю досталось различных эпизодов помельче. Много и долго можно рассказывать о практике, но пожалуй, в другой раз. И потом, это все происходило в море или под ним, а я обещал рассказать историю сухопутную.
Курсантов ВМФ учат многому и по-разному, нужному и не очень, но всех нас учат водить корабли. И, конечно, сначала маленькие – катера, а уже потом большие. Так вот, эта практика была катерной. Вечером после ужина толпа курсантов погрузилась в электричку и уже через двадцать минут, весело пыля по дороге, под вечерним, но все еще палящим солнцем, подошла к шлюпочному каналу Ломоносовского порта.
Чтобы понять — немного истории. Все знают, что Великий Петр был просто без ума от морских забав. Он принудил всех знатных вельмож содержать свои яхты и катера (в то время гребные и парусные) и даже раздал им весь мелкий флот. Это сейчас яхта – престиж и богатство, а в те времена головная боль и ужас! Тем более что Россия, и ее народ были чисто сухопутными. Но чтобы никто не уклонялся, был издан указ: прибывать на праздники только морским путем.
Если дворцы стояли близко к воде, это не сложно, а если дворец на горе? Так вот по такому случаю рылись каналы, невзирая на затраты и целесообразность. Но каналы требуют ухода. Они зарастают, осыпаются и т.п. Не миновала эта участь и шлюпочный канал в Ораниенбауме. Часть его засыпали, часть стала болотно-сточной канавой, а устье стало принадлежностью порта, в которой на тот момент и стояли наши катера.
Это раньше он должен был служить “парадным входом” и вести к дворцу, а теперь находится он, как говорят “за углом и направо” от железнодорожной станции. С одной стороны пейзаж разнообразит бесконечный, изобилующий дырами и колючкой забор судоремонтного завода, а с другой живописно раскинулись различные склады и другие постройки не совсем понятного назначения, которые обычно отличают железную дорогу от остальной цивилизации.
Катера для практики, надо отметить, были не такие уж и маленькие. В них, не считая всего необходимого для экипажа и машины, были два кубрика на 10-12 человек и два штурманских класса. Я с несколькими своими одноклассниками расположился под палубой в кормовом кубрике. Погода, как я уже упоминал, была очень жаркая, и за день металл катера впитал в себя достаточное количество солнечной энергии. И теперь, вечером, щедро излучал его во все стороны, но с особенной настойчивостью в жилые помещения. Полное отсутствие движения воздуха так же не повышало комфортабельность нашего обиталища.
По прибытии нас сразу порадовали тем, что пресной водой пока не заправились и раньше утра мы не получим ни капли. Вообще-то это неудивительно для моряка, потому что в этом заключается один из главных парадоксов мореплавания. “Кругом вода” – как поется в песне, а ни напиться, ни помыться. В море-океане потому что соленая, а в заливах и реках грязная. Но жидкость, содержащуюся в шлюпочном канале просто язык не поворачивается назвать водой. Чтобы представить — это вещество напоминало хорошо переваренный гороховый супчик, как по цвету, так и по густоте...
Пока мы сидели, болтали и курили на юте, все ничего, однако когда, спустившись в кубрик, мы попытались уснуть, нас окружала атмосфера хорошо протопленной парилки, при этом без всякой надежды на холодный душ. Естественно о купании в канале не могло быть и речи.
А в это время в другом кубрике выше верхней палубы, когда отбились (поясняю, ОТБИЛИСЬ, значит легли спать после отбоя, а совсем не то что вы подумали) никак не могли поверить, неужели насекомые в белье? Лишь когда, спустя час, стихли механизмы, стало ясно — комарики! Много, Очень! Яркое впечатление — нарастающий многотональный, слегка интерферирующий шум пикирующей твари, в мучительном полусне он воскрешал в памяти фильмы о войне и истошный вопль атакующей пехоты - урААААА!!!
Если писать сухим языком военных сводок – уснуть не представлялось возможным. Тогда решили, несмотря на духоту – задраиться (закрыть дверь и иллюминаторы), включить свет и попытаться перебить гадов всех до единого. Шум, грохот и вопли подняли с подушки голову крепкого уральского парня , который сквозь сон, спросил, мол, в чём дело, мужики? Битва на мгновение стихла…
Не знающий его поверил бы молодецкому сну и недоумению, да и то, если бы истинное положение вещей не выдавало бы его лицо, всё распухшее от укусов. Никто ему не ответил, и спустя секунды сражение закипело с новой силой.
Тёплой белой ночью, дыша свежим воздухом, изредка отмахиваясь от опоздавшего на пир вампира вахтенный на верхней палубе со злорадным интересом наблюдал, как за запотевшим иллюминатором в тесноте размахивали полотенцами и тельняшками братья по оружию. Я же практически никогда не страдал бессонницей, тем более в молодые годы, и отсутствие комаров в нашем кубрике позволило мне довольно быстро уснуть. Конечно, если тяжелое забытье в духоте можно назвать сном. В течении полутора часов меня преследовали душители, утопители и потрошители (к счастью, мы еще не ведали тогда о Фредди Крюгере и прочем), пока наконец я со стоном, весь мокрый не очнулся в душно-могильном сумраке, подсвеченном мертвенно-синей лампочкой.
Из темноты доносились сдавленные вопли моих товарищей и раздавались глухие удары по подушкам и матрасам в безуспешной борьбе с ночными кошмарами. После долгих и мучительных попыток вновь отключиться, в конце концов, осознав, что снова уснуть здесь не удастся, я выполз по вертикальному трапу на ют.
Здесь разительная перемена обстановки требует лирического отступления в моем повествовании. Белая ночь при ясном небе в начале июля. Мало того что это само по себе прекрасно и уже описано много раз литературным, живописным и музыкальным языком. Но видимо таковы свойства человеческой памяти, что прекрасное воскрешает приятные воспоминания. А сколько романтических воспоминаний навевает белая ночь! Они же в свою очередь рождают надежду, ведь дальше может быть еще лучше и еще…
Ну, так вот, в эту прекрасную ночь, когда светло почти как днем, я весь мокрый и противный сам себе выполз на ют. На леерах, с полотенцем в руках сидел Валерка. На его лице без труда читались те же ночные страдания и муки. Перекинувшись парой слов, мы решили соединить свои усилия в поисках воды для мытья. На секунду я нырнул в душный кубрик за полотенцем. И мы отправились на поиски источника прямо, в чем были, т.е. в тапках, трусах и с полотенцами наперевес.
До залива было довольно далеко, и в связи с близостью порта там наверняка поверхность воды переливалась всеми цветами радуги. Решив не терять понапрасну время, мы пошли искать колонку с водой вблизи частного сектора, который виднелся вдали у железной дороги. Интуиция нас не подвела. Пред нами предстала идиллическая картина вроде тех, которые мелькают за окном, когда едешь в поезде дальнего следования.
Деревянный домик с высокой крышей и темными окнами. Вокруг дома небольшой садик. Перед домом большая поляна, ограниченная слева несколькими сараями и забором. У забора стоят всяческие железнодорожные приспособы, непознаваемого для простого смертного назначения : черно-бело-полосатые шесты, цветные знаки круглые, квадратные и ромбические со светоотражателями и без, а так же десятка три четырехметровых жердей. Эта картинка сразу породила в сознании единственную для нее подпись: “Домик путевого обходчика”.
Но самое главное, посредине поляны стоял источник божественной влаги – простая колонка с водой. Но для нас она как оазис в пустыне. Поскольку было около трех часов ночи, мы не стали утруждать себя приличиями и полностью оголились, развесив свои одежды и полотенца на заборе. Казарменная жизнь способствует полному исчезновению условностей в одежде. И, к примеру, на корабле где-нибудь в океане запросто можно встретить идущего по коридору из душа абсолютно голого мужика. Тем более что подобная духота преследовала нас и в кругоевропейском походе. Несмотря на наличие железного занавеса в то время, мы могли смело говорить, что купались в водах Мраморного, Эгейского, Тирренского и Средиземного морей. При этом не уточняя, что это была забортная вода из шланга при полном отсутствии солнца, голубой дали, пляжа и девушек.
При нажатии на тугую рукоятку из колонки хлынула тугая струя ледяной воды, от которой сводило даже руки, не говоря о более нежных частях тела. Приходилось одному держать ручку, пока другой плескал на себя водой. При этом мы естественно издавали звуки, которые Герберт Уэллс приписывал марсианам-оккупантам, когда они впрыскивали в себя кровушку очередной человеческой жертвы. Вообще-то со стороны, мы, скорее всего, напоминали стаю диких шимпанзе со всеми их жестами, воплями и скачками. Мы ведь были уверены, что нас никто не слышит и уж точно не видит.
Ну кто из нас мог подумать, что тихий домик путевого обходчика скрывает в своих недрах монстра. Подошла моя очередь в помывке. Повторив с не меньшими эмоциями все упражнения под струей, я стал вытираться. К этому времени Валера оделся, если можно так назвать натягивание трусов на предназначенное им место, собрал полотенца и мыло. Вот тут-то боковым зрением я заметил, что в домике беззвучно открылась дверь. И в нашу сторону стремительно стало двигаться человеческое существо. Не до конца опознав цель, я сделал самое естественное движение — потянулся к одежде.
Мои трусы висели в пяти метрах на заборе. Где-то с этого момента начал работать эффект замедления времени, который как вы наверное знаете, проявляется в ситуациях угрожающих жизни. Все события стали более отчетливыми и действия осмысленными, сознание фиксировало все происходящее с высокой точностью как на кинопленку. Значит, ситуация действительно была критической! К этому времени существо заметно приблизилось и обернулось горбатой старушкой, которая громким шепотом семиэтажно материлась, при этом не глядя ни на меня, ни на Валерку.
Разглядев ее, у меня даже появилась мысль вступить в переговоры. Но бабульку стало как-то непонятно для меня сносить влево к забору. Я потянул трусы на себя, что бы покинуть поле боя, но не тут-то было. По верху забора была протянута нитка “колючки”, которая как минимум семью зубьями вцепилась в мое имущество. От рывка колючки вошли в ткань намертво. А бабушка была непроста и влево взяла не зря, ведь именно там стояли длинномерные жерди, которые украшают всякую железнодорогу.
Со всей широтой русской души старушка, продолжая материться себе под нос, наскоро выбирала из нескольких жердей, ту, которая потолще и подлиннее. Не упуская из виду бабку, я краем глаза видел, что инстинкт самосохранения отбросил Валеру от меня в сторону отступления метров на двадцать. Он яростно сдавался, то есть размахивал над головой белым полотенцем, и одновременно делал популярное гимнастическое упражнение “прыжком, ноги вместе –ноги врозь”. При этом он истошно вопил: “Вовка беги! Бросай трусы! Она тебя убьет!!!”
Человек очень инерционен, и наверно, поэтому я, собрав свою волю в кулак методично одну за другой стал, отцеплять колючки от трусов. “Раз!” – отцеплена первая. Бабушка наклонилась вперед. “Два!”-протянула руки к жерди. “Триии!” – третья колючка отпустила. Бабуля тронула жердь, та ей не понравилась, наверное, недостаточно толстая и длинная... “Четыре” – старушка выбрала другую покрепче…“Пять!” – дубина народной войны, которая переломила хребет наполеоновской армии, пошла вверх! “Шеееесть!” – замах двигался к кульминации!
Все происходило как в дурном сне: мистическое освещение белой ночи, орущий Валерка, я зациклившийся на трусах и медленно, словно меч палача поднимающаяся над моей спиной палка. Обнаженный человек всегда чувствует себя особенно беззащитным, а если его жердиной по голой…? Вот тут-то и появились на моей спине те самые МУРАШКИ. Правда, были они величиной с хорошего майского жука, но на затылок, спину и ниже выскочили молниеносно и впрямь как муравьи на защиту своего муравейника, подтверждая свое благородное наименование. Вряд ли им бы удалось защитить голую спину своего хозяина, но они самоотверженно пытались.
И вот, в тот самый момент (№7), когда наконечник орудия возмездия проколол небо в точке называемой зенитом, я смог освободить свой любимый предмет одежды от последней колючки. Старушкина жердина и я поступательное движение начали одновременно, но тут уже победила молодость. И свист рассекаемого дубиной воздуха остался в двух-трех метрах позади. Какой это был старт!!! Какой рывок!
Время тут же вернулось к исполнению своих прямых обязанностей. Валерка для очистки совести пробежался рядом со мной еще метров двадцать. Потом мы перешли на бег трусцой, за тем на шаг и все кончилось хорошо. Пока мы дошли до катера, мурашки тоже расползлись по своим делам кто куда, но про них я уже не забуду никогда.
Эпилог. Спустя много лет, на даче недалеко от Ораниенбаума, мы с сослуживцами отмечали несколько дней рождения сразу. И для завязки разговора было предложено, каждому имениннику рассказать занимательную историю из своей жизни, которая наиболее его затронула и потому запомнилась навсегда. Я начинал первым. И видимо близость к тем местам, а скорее всего потому, что все описываемые события отпечатались в моей памяти как на кинопленке я начал этот рассказ…