- Это правда, что царь-колокол раскололся на допросе?
— Так его за язык никто не тянул
Честный перевод с ИВРИТА.
(11.11.2003)
Мысль посетила его так внезапно что он даже застыл от испуга.
Нужен был срочно катамаран для всех вод и государств. Чтоб оттолкнув лодку от причала никогда не было грустно куда идти.
А вот так. Один баллон зарегистрировать на Россию, второй на Украину. И никому... И не смотреть, и не слушать их частоту!!! И не пригибаться от упреждающих пограничных очередей. И на все вопросы спрашивать: Вы хотите иметь дело?
Это было по нашему. Строили вместе. Язык не мешал общению, а традиции в свободное время были и до того общими. Одним словом все сближало, и скоро на стапеле появился собранный и однозначно гордый катамаран.
Один баллон принадлежал Украине, другой России, и ванты улыбались экипажу по разному цветными флагами. Оставалось неторопливо посмотреть вдаль и под негромкий перелив волн двинуться в путь. Куда было одинаково, просто вместе и как раньше привыкли. Украинец и Русский. По принадлежности. По доброму и с друг другом.
— Поихалы?
— Поехали !!!
Раздался на берегу приветливый мат-перемат. Они были довольны и совместной работой, и ощущением неизбежности неизведанного, и полоскавшихся в них всех чувств радости.
— Садись к мачте, а я оттолкну лодку, — и путешествие стало непреодолимо начинаться.
— Под витэр, под витэр, повертай.
— Счас немного. Сейчас по чуть—чуть. По глубже отойдем.
— Та сносыть же. Не? Нэ бачишь? Сносыть!!!
— Так для шверта мелко, вот и сносит. А ну подтяни стаксель.
— Да якый на хрен стаксель!!! Ты ж дывысь мы задом, мы задом...
— Стаксель!!!
— А ну дай сюды!!!
— Стаксель!!!
............!!!...?...!......... — вот такие мелкие песчинки шуршанули по обласканным водой бортам маленького корабля, и лодка дружелюбно заплескалась в ленивом прибое, уткнувшись в берег всей своей пятерней.
На песке стояло ровно два человека, изредка набирая воздуха в грудь, и переводя содержимое на противоположный язык.
— Руль!!! Рулевой!!!,— палец поочередно втыкался в разгоряченный предмет, и служил 25—м кадром, не требуя никаких посторонних воспоминаний.
— Дэ? Цэ? Ты??? На—а!!!, — в указательном жесте стало на два пальца больше, и разговор немного оживился.
— Что??? Это!!! Это мое—Е !!!
— На—а!!!
— И это!!!
— Дэ???
— А вот!!! Вот, вот!!!
— Цэ???
— Мое!!!
— На—а!!!
— А ну кинь. Кинь говорю.
— Хрен!!! Сам возьми.
— И возьму. И отдай....
ВНИМАНИЕ ВЫ ПРИБЛИЖАЕТЕСЬ К ГОСУДАРСТВЕННОЙ ГРАНИЦЕ УКРАИНЫ. ОПОМНИТЕСЬ!!! ЗДЕСЬ МОГУТ БЫТЬ ВАШИ БРАТЬЯ И СЕСТРЫ, — почему-то отточенным женским голосом невопросительно прозвучал с той стороны мягкий упрек.
Рука, до сиротливо лежавшего на трамплине спасжилета с трехцветным, выбитом на груди флагом, не дотянулась ровно 102 сантиметра.
— Ах—! Так! Ну тогда и мы на вас всех давно заждались, — ответила вторая сторона, усевшись на мягкой половине катамарана, расправив на ванте недавно уверенно болтавшийся российской флаг.
Началась тишина.
— Ой как хорошо. Ой ви едете. Ви знаете как сейчас этого мало. Оно когда надо всегда очень мало. И как говорит моя соседка Люда Бень — приходите в гости четверг — нас не будет дома, — торопливо вытаскивая ноги от проседавшего песка к лодке семенил ничем не приметный человек с по-еврейски добродушным лицом. По его устремленным словам чувствовалось что все ответы у него в жизни уже были, а если и не были то только не в его жизни.
— Фу—у—у!!!, — вышел воздух из его груди и на трамплин село несколько предметов одновременно.
— Молодой человек! Не надо стоять так долго спиной к солнцу, у вас же невесомый цвет лица.
— У меня? — Спросили одновременно двое из распавшегося экипажа.
— У всех. У всех абсолютно одинаковый вид. Хороший вид на эту страну может бить только из нейтральных вод. Я вас прошу. Давайте это устроим поскорее. Я ведь так бистро старею. Что? Ви не говорите? Что? ОН козел? Ой! Я помню к Сигизмунду Лазаревичу приезжали постояльцы. Оставили ему вещи и ходили на море в Аркадию. Вернулись — и он сказал что первый раз их видит. Да! Да! Так вот и сказал. Пришлось звать соседей и те обругали Сигизмунда Лазаревича старым евреем. И што? Так он отдал постояльцем их вещи. Но как сказал. — И посмотрите с какими суками я живу!!!
Ой как я вас всех понимаю. Я наверно вообще всех понимаю. И живу же с ними и понимаю. Хорошо говорил Сигизмунд Лазаревич. Это я наверно уже о политике. Я вас умаляю! Пора спустить на воду этот барькас. Это не барькас? Я не спорю я уже присоединился. Аккуратней, аккуратней, я ведь тоже его поднимаю. Вот сюда к воде, к воде. Прьостите мне дальше нельзя. Я буду на этой штуке.
Как ви сказали? На трамплине? Моя бабушка один раз была на ... Молчу, молчу. Мы неужели отчаливаем? А чего ви дергаете эту трюбку. Румпель? Это по фамилии констрюктора? Давайте я буде ее крутить. Молодые люди. Я вам скажу, что штукой с таким названием может крутить только человек с мою национальность.
— Блин!!! Это ж Вода—а—а!!!! Кругом вода!!! — опомнившись закричал на креветок русский.
— О! —О!—от ... — ответило ему эхо с украинской стороны.
Лодка, мягко взяв ветер, неслась вперед приятно потея каплями брызг. За кормой струился бессловесный поток рассеченной воды и каждая волна дружелюбно обнимала корпус корабля, желая счастливого пути.
А на палубе опять понеслась родная речь.
— И что это у вас? Разделения и по нужде, и по требованиям? И что здесь есть разная для меня территория? И что, это подо мной та самая для вас граница? Ой не смешите. Да с моим еврейским для вас счастьем. И что мой тухес вам как пограничный столб? А кто там? Ах! Вы русский! Ну да, ну да!!! А вот он тогда — украинский. В жизни все где—то бывает. Мой дядя некоторое время был даже молдавским. Иосиф Кацу. В честь него чуть было мост не назвали. Живет в Гамбурге и конечно жалеет страшно. А мосту дали название приднестровской дивизии — он не видержал и рухнул.
Я такую вещь скажу. Все мы от одной мамы с папой. Хотя бы после того, как наш праведник Ной взял с собой по паре от всякой плоти. Нет! Там конечно еще были Сим, Хам и Иафет со своими женами. Конечно, конечно !!! Кто ж себя признает. Англичане придумали что от обезьян. Украинские от дельфинов, а русские — осталось от пингвинов. Почему осталось? Так больше никто из животных сексом ради удовольствия и не занимается!!! Ой! И не возражайте. А вы поспорьте с друг другом.
Ой, нет!!! Вы лучше договоритесь поменяться предками. Тихо!!! Тихо!!! Я уже путаюсь. Кто у меня справа. Я спрашиваю у меня справа пингвины? Не—е? Уже дельфины? И какой национальности были дельфины, до того как они стали справа от меня? Это же надо все снова стали тварями. — Так! Только не надо!!! Это только слова!!!
Давайте гребсти, а то опять прибъет к берегу и я уйду из этого сумасшедшего баркаса. Что? Да, да! Этот румпель все еще у меня. Что? Какой у нас курс? — Я бы сказал один к шести и правый падает. Ну и мне не до шюток. Ви гребите. Гребите. Я скажу как говорят в банке, за 10 русских гребков вам дадут с той стороны 1 гребок и один замах. А я что могу поделать. Гребите сильнее и они скорее всего замахаются. И вам легче и мне на душе приятней. Во—о—т! Во—о—от так. Насколько я вижу из пограничной полосы — мы уже команда! Это мне легко?
Да я тут ограниченный контингент. Да я как голубой в каске от ООН, — только попробуй повернись к кому из вас лицом!!!
Это я то морда? Это я собирай свои манатки? ВО—о!!! Это нейтральная земля, я на ней давно и уже люблю...
На маленьком катамаране, среди шумных и снующих в суматохе волн кипела маленькая жизнь. Со своими амбициями, печалями, эмоциями и настроением она гордо выделялась среди молчаливого простора океана. И их корабль безропотно вез этот маленький народ, отделяя бурлящим следом за кормой, прошлое от настоящего, не оставляя впереди ничего кроме надежд и тревог.
Он как и время, ничего не менял сразу и попусту, он как и жизнь, не мог стоять на месте и не оглядывался по сторонам.