Весь день море штормит. Ветер, словно сорвался с цепи, как пес набрасывается на маленькие суденышки с мачтами и скрученными парусами. Они стоят в марине , каждая в своем "стойле" и отчаянно машут мачтами. Волна идет короткая и злая, от которой нет покоя даже в закрытой бухте.
Июнь месяц, но здесь на Севере это не лето. Его ожидают все. Капитаны яхт, служащие марины, рыбаки и дворники. Лето принесет всем жизнь, порядок в их смысловом существовании. А сейчас период ожидания.
Капитаны дают ремонт своим яхтам, рыбаки приготавливают сети, наматывая их на огромные барабаны лебедок. Дворники метут набережную в ожидании туристов и гуляющих парочек - влюбленных в своем курортном романе.
Я подумал, что хорошо бы было выпить чашечку горячего шоколада. Ресторанчик на набережной нависал над водою. Брызги от разбивающихся волн, с шипением долетали до парапета ресторанного бара.
Запустив свою замерзшую ладонь в глубокий карман брюк, с удивлением нашел там монету в пять евро. Наверное, достаточно в не сезон, для маленькой чашечки, подумал я.
Под навесом из струганных досок, стояли удобные столики. Они были небольшие, сколоченные из темной, почти черной доски. Столик для двоих. Это правильно. Ну, кто же в ресторан ходит втроем?
Гарсон, черный мужчина с приятной улыбкой, встречал у входа. Он молча наклонил слегка голову, и смотрел на меня глядя с почтением и достоинством.
— Сегодня море есть не хорошее. Сказал он с акцентом, который выдавал в нем приехавшего на заработки по гостевому вызову африканца.
— Море, оно всегда хорошее. Но сегодня имеет плохое настроение. Принесите мне горячего шоколада. Только если он бразильский!
— Да, сер. Можно садитесь. И этим неправильным, но очень теплым приветствием вызвал на моем лице улыбку.
Я всегда стараюсь выбирать столик в дальнем от входа углу. Сажусь лицом к выходу и спиной к стене. Наверное, у мужчин инстинкт самосохранения диктует выбор комфортного места.
Можно было никуда не спешить. Мною надежно пришвартованная яхта к железным кольцам, стояла у причала и ожидала у моря погоды. В воздухе появилась морось из дождя и морских брызг.
Столик стоял у камина, выложенного из прибойной гальки. Мой официант, он же дворник, он же сторож и прочих профессий мастер, хлопотал у камина.
— Вам идет тепло сейчас. На столике лежала утренняя газета, с местными новостями. Улыбка на черном лице гарсона, была красно-белой и она значительно украшала этот маленький ресторанчик с открытой к морю верандой.
Камин пыхнул огнем и теплом, распространяя вокруг себя ауру вселенского добродушия и уюта. Я закутался в плед и подумал о том, что в этом мире не так все плохо. Что есть миры и вселенные, где уют ходит рядом с огнем и кофе, а море пахнет водорослями и рыбой.
Дверь отворилась и вошла она. Женщина невысокого роста, можно сказать худощавой, но стройной фигуры. Светлые русые волосы украшали ее лоб и падали на глаза. Одета в свитер, брюки и яхтенные туфли. На вид лет сорока, хотя кто их разберет этих женщин? Глаза горят, спина как у девочки гитарной струной.
Мой гарсон уже склоняется перед дамой и приглашает к столику. Быстрый взор незнакомки окидывает столики. Немного задерживается на моем и останавливается на соседнем. Кто же откажется в такую погоду от каминного тепла.
— Привет, говорит ее улыбка мне. И она садится рядом в метре от меня. Расстояние не позволяет молчать, так как это неестественно и даже неприлично.
— Привет, отвечаю ей. В наших голосах тембр и вибрации говорят о том, что мне интересен ты как интересен корабль, проходящий на горизонте неспокойного моря. И этот интерес ненавязчив, неопределенный и совсем может считается не интересом. А просто вниманием.
— Как прогноз погоды на завтрашний день? Спрашиваю ее и прикладываюсь к чашке.
— Такой же, как и на сегодня. И, чтобы поддержать беседу, спрашивает:
— Откуда приехал?
Я называю страну моей приписки и у моей собеседницы брови подымаются до линии, которая называется удивлением.
— Оттуда пришел по морям?
— Да нет, отвечаю, — здесь яхта зимовала.
— Пауза немного затянулась и она развернула газету. Француженка, подумал я и слегка улыбнулся. Я давно не болтал просто так, без дела и мне захотелось продолжить разговор.
— А ты из Франции?
— Из Бреста. Там неплохие устрицы и хорошее вино. Был там?
— Еще там чудесные женщины, сделал я ей комплимент. Ее улыбка ни о чем не говорила, но левая бровь слегка приподнялась, что высказывало ее возникший интерес.
— Я люблю такую погоду. Можно никуда не спешить, сидеть в баре и болтать с приятным попутчиком. Она взяла в правую руку крошечную чашечку с кофе, а левой отодвинула газету от себя. Из чего я сделал вывод в том, что моя личность ее слегка интересует.
— Ты здесь одна? Вопрос мой вторгался в ее бытие и пересекал границу доверительного пространства. Но мне нечего было терять. Я ничего еще не приобрел, да и еще не знал, хотел ли?
— Да, приехала подготовить яхту к переходу. Хотим с друзьями идти в Норвегию. Был там? Мы говорили о Норвегии, особенности Северного моря и яхтах. Говорили о навигации и ментальности норвегов. Кофе принесли свежий и крепкий. Я пересел за ее столик. Это было естественно и не вызывало ни у меня ни у нее каких то неудобств. Выяснилось, что наши яхты стоят в одной марине и даже в одном терминале.
— Я люблю виноград и ненавижу зиму, говорила Мишель.
— Я люблю теплый ветер и голубую воду моря, отвечал ей я. Наши вибрации начали звучать в унисон. И тут я подумал, что же это мы? Ведь перешли не только рубеж доверия, но приблизились к следующему.... Мне не нравятся неожиданные встречи. Такие же неожиданные расставания. Пахнет дешевым романом, так же плохо, как и кофе в привокзальном ресторане. Мишель сказала, - я хочу поехать на площадь в центр города. Ты поедешь со мною? Там подают теплое вино и танцуют фламенко. Хочешь научиться?
— Я!? Танцевать... Вино могу, но что бы танцевать. Это было не для меня. Впрочем, делать мне было совершенно нечего и я согласился. У нее была машина. Маленькая, но все же машина и она двигалась. Рента, подумалось. Такие машинки были в любой конторе ренты авто. Дешевые и неприхотливые.
— Вся городская площадь, как и большинство в маленьких голландских городках была покрыта мостовым камнем. Серым и теплым, отшлифованным миллионами деревянных башмаков, сапог, и теперь мягкой кожаной обувкой. Городу, как и этой площади шел четыреста тридцатый год. Не молодой, но и не совсем старый. Таких в этой Северной стране множество. Посреди площади стоял собор. Как и положено с башенками, шпилями. Массивные деревянные двери из северной лиственницы были черными от времени и рук прикасавшихся к этой вечности.
— Рядом с собором приютилось небольшой здание ресторанчика, бывшее ранее, чьим то домом, или может здесь хранили церковную утварь. Теперь же редкие туристы и заезжий деловой люд проводили тут вечера. Под высоким потолком висело тележное колесо, выполненное из дерева и оббитое металлом. На нем стояли восковые свечи. Потолок был темным от копоти и человеческих испарений. Казалось — за четыре века здесь ничего не изменилось. Тот же камин, та же дубовая мебель. Струганный стол был выскоблен ножом, как его очищали перед каждым вечером тогда, когда сюда захаживали проезжие купцы и капитаны каравелл.
Стол начинался от одной стены и заканчивался у другой. Вдоль стола стояли лавки по одной с каждой стороны. Этот стол, один на весь ресторан, объединял посетителей. Вносил атмосферу единения и непринужденного общения. Вновь пришедших, все заседатели стола шумно приветствовали поднятыми бокалами и втягивали их в этот шум, гам и праздничную суету. Сюда не ходили для душевных разговоров, для того, что бы внимательно посмотреть в глаза друг другу и произнести милую, задушевную речь. Здесь давали волю горлу, пели песни. Работали ногами и руками.
Танцоры фламенко не просто показывали танец. Они были такими же застольщиками, как и все здесь присутствующие. Так же подымали бокалы, громко смеялись, а потом учили желающих танцу. Танцевали все, весело и озорно, совершенно не боясь показаться несерьезными и нелепыми.
Мишель смеялась громко, мелкой дрожью звенящего родника. Ее смех был так же естественен, как шум моря, или пение птиц. Я забыл о своем нежелании участвовать в танце. И опомнился, когда мы разгоряченные, покрытые румяной лицами оказались в опасной близости.
— Ты целуешься на первом свидании? Озорно спросила Мишель. Мы стояли в маленьком церковном саду. Ее руки лежали у меня на плечах.
Солнце заглядывало утренним похмельем в иллюминатор и падало на наши лица.
— Я должна идти, сказала Мишель, но придвинулась при этом ближе ко мне.
— Нет. Еще немного.
Нас раскачивала волна, яхта медленно поднималась и опускалась в такт вальса волн.
— Я лежал и думал о том, какая она, наша планета. Она совсем маленькая, уютная и теплая. С морями и океанами, церквушками и яхтенными гаванями. И где то среди грохота городов, суеты базаров и площадей лежали мы, два одиночества, объединенных не родным языком, непогодой моря и теплом, исходящем от наших тел.
Сейчас я сижу у себя в городской квартире. Так же за окном моросит дождь. Непогода осени мне напоминает о весне и вселяет надежду в том, что тепло непременно придет.