Источник: Кают-компания КиЯ
(выдержки).
Мне всегда хотелось иметь что-нибудь парусное. Побывав на Парусном берегу, что существовал в своё время на Московском море, и увидав, какие чудовища бродят под парусом, мы с другом принялись за работу. Так я впервые узнал аксиому: “Туристы – санитары производства”. Основательно почистив не только родное МИФИ, мы изготовили к нашему “Салюту” шверцы, мачту, гик… Парус, не долго думая, сделали из чего-то, очень смахивающее на мешковину. Просто два треугольных отрезка материи.
Испытания происходили поздней осенью на Царицинских прудах. Нас с Шуриком сопровождал безотказный Буя. Быстро под моросящим дождиком собрали байду. Долго собирали всё остальное. Наконец, поставили наше глюкало на воду и забрались внутрь. Буя изо всех сил держал мачту, ибо ветер был штормовой .
— Отпускай — командую Буе.
— Так вы же перевернётесь!
— Отпускай, тебе говорят!
— А и чёрт с вами!
И отпустил. Саша, сидя на фальшборте, откренивал, я сучил ногами, к которым должны были быть привязаны ремни управления, а руки пытался распутать от стаксель и гика-шкотов. Когда я справился с верёвочками, то выяснилось, что мы уже на середине. Вытягиваю левую ногу – байда не реагирует, а резво несётся вперёд. Выяснив, что с ноги соскочила петля, кладу концы верёвочек (гика шкот, стаксель шкот) в зубы и дёргаю за петлю. Байда послушно поворачивает. И несёт назад, к изумлённому Буе.
Пять минут на воде. И вся долгая зима в рассказах.
Бедные и несчастные мы, москвичи! Что захочешь, то и сбудется. Главное - только захотеть. Желания остаются самым дефицитным продуктом. Но всё же они проявляются. Особенно в юности.
Представьте себе мальчика, начитавшегося Саббатини, юношу грезящего о морских путешествиях, где таинственная и незнакомая незнакомка…
На Московском море сотни подобных энтузиастов переделывали байды, строили немыслимые самоделки, а редкие счастливцы где то доставали «Мевы». Уже готовые и не нуждающиеся в доделках! Специально созданные для парусных путешествий! Я смотрел на них, как на изделия из параллельных миров, чем они и являлись на самом деле. Причём даже из двух. Одни из Польши – «Мевы», а другие (вернее, другая, была французская и постоянно выигрывала все соревнования.
И вдруг в одно прекрасное утро мне звонит друг и говорит, что в «комке» (комиссионный магазин) продается «Мева»! И всего за двести рублей! Я хватаю сбер. книжку, бегу в соответствующую сбер. кассу, отстаиваю очередь и еду на другой конец Москвы. И, о чудо, моя «Мева» лежит на полу в разобранном состоянии, а какой то индивидуум ползает по ней. Я жду своей очереди. Наконец конкурент исчезает, а я подхожу к продавщице с гордым видом и заявляю, что приобретаю сей предмет первой необходимости. Но…
— К сожалению, предыдущий клиент её покупает. Он поехал за деньгами.
В те времена, когда я был молод, не менее молоденькие продавщицы проявляли ко мне участие.
— Вы не волнуйтесь, мы обязаны ждать оплаты только один час. Может быть, он за это время не успеет…
Но он успел. И на моих глазах «Мева», ставшая за это время моей собственностью, во всяком случае в моей душе, отдаётся другому! Грязному типу не достойному стирать носки туалетному таракану! Индивидууму без определённого места прописки разума! Да святится имя его в нечистотах столичных! Да…
Останавливает мои раздумья вышеозначенная молоденькая продавщица. Она берёт мой телефон (первый раз в жизни девушка брала телефон у меня, а не наоборот!). Утешает по мере своих очаровательных молодых сил и… Через несколько месяцев я становлюсь обладателем своей мечты.
Строгино – дачное место. Москва, конечно, его потом сожрала, но тогда у Андрея существовала дача в ста метров от реки. А, главное, он обладал опытом хождения под парусом. В отличие от меня.
На правом берегу реки собираем только что купленную «Меву». Согласно инструкции, которая гласит: «Без применения усилий». Швертбот абсолютно новый и действительность расходится с инструкцией. До парусного вооружения не дошли, и, загрузив остатки конструкции в недостроенное, под вёслами переправляемся на другой берег, где и находим заветную избушку Андрея, да и его самого за компанию. На тележке отвозим всё на его участок, а на утро продолжаем решать кроссворд зашифрованной инструкции. Успешно, смею Вас заверить!
Да, мечта свершилась. Переправляемся на маленький островок, торжественно переименовываем его в «Таблетку», ставим палатку. И всласть катаемся под парусом при довольно свежем ветре!
Пока ребята готовят ужин, отвожу владельца московской усадьбы на берег. А возвращаться приходится одному. Впервые в жизни.
Сильный встречный ветер припечатывает швертбот к берегу. Но Андрей отталкивает меня… Я один на один со стихией. В своей собственности. Меня боком несёт вдоль берега. Ага, надо поставить шверт. Вставляю дюралевую пластину в швертовый колодец и выбираю гика-шкот. Яхту кренит на борт. В ужасе бросаю верёвочку! Я байдарочник и любой крен – всегда ЧП и много благоприобретённых рефлексов встают на защиту моей жизни. Но «Мева» не байдарка, она на много шире и я сдвигаюсь ближе к одному борту и опять хватаюсь за гика-шкот. Сесть на планширь мне не позволяет опять таки байдарочное воспитание. И опять всё бросаю. Яхта выравнивается – парус треплет ветер. Губы самопроизвольно шепчут заученное: «Вода на деке – верный киль». Понимаю, что надо садится на борт, парусом забирать ветер и лететь, как в фильмах.
Много, очень много времени понадобилось, чтобы выбить байдарочную дурь.
Шли мы на “Мевах” Чудским озером. ”Мева”, в переводе с польского — чайка, разборный парусный швертбот. По молодости в порыве энтузиазма мы иногда её, семидесятипяти килограммовую, запакованную в три тюка плюс рюкзак со своим барахлом, перевозили в одиночку. Очень удобная посудина.
Проходя вдоль русского берега, наша эскадра увидала колхозных рыбаков. Достаём свою кино-фото технику и… Нас приглашают в гости, естественно. Подарили шесть здоровенных лещей, которыми мы объедались весь поход. До того зажрались, что под конец я взмолился и попросил тюльку в томате из консервной банки.
— Только к эстонцам не подходите, жадные... – напутствовали они нас.
Проходя вдоль эстонского берега и увидав ещё одну аналогичною рыбацкую посудину, повторяем наш фокус. Результат – целый кан снетка. Насыпая лопатой снеток, эстонский рыбак приговаривал:
— Чего такой маленький котелок подставляете? Несите ещё. Только к русским не подходите, жадные…
Ну и какой нормальный человек сможет поверить походным байкам? Только человек походный. Он и не то ещё знает! Лишь бы нашлось время его послушать. Не найдётся, и пусть не мечтает — свое успеть бы рассказать…
— И вы на этих лодчонках ходите по Азовскому морю? – с уважением вопрошали местные рыбаки.
— А чё? – скромно усиливали мы общий эффект.
И нас пригласили на экскурсию порыбачить.
В шесть (а может в пять?) часов утра рыбацкий баркас направился к первой сетке. Достаём по привычке свою кино-фото технику.
— Ребята, посадить нас хотите? – как выяснилось, первая сетка браконьерская. Своя, родная. Наверное, поэтому в ней ходят кругами парочка упитанных неторопливых осетров. Профессиональный удар колотушкой их ещё больше успокаивает. Затаскиваем в лодку и, за компанию, лопатами загребаем какую то мелкую кильку. Каждой рыболовецкой артели положено определённое количество сетей, но если считать от своего личного пуза… То одной становится больше. Учитывая, что путина длится всего две недели в год.
Вдруг на горизонте появляется шхуна рыбоохраны. Погоня. Настоящая. Вот это жизнь!
К нашему сожалению, погоня длится не долго. Мы останавливаемся в полу кабельтовых друг от друга. От нас отчаливает лодка с частью улова. Делиться надо, как в последующем будут говорить передовики капитализма!
Часам к двенадцати выбрали все сети и нас приглашают на уху. Готовят её по-старинному, по ермаковски. В двух здоровенных чанах варят двух здоровенных осетров. Деревянная ложка, воткнутая в уху, стоит, не шевельнётся. Профессионалы едят её так: каждый черпает этой ложкой, размером с нашу походную миску, из общего чана. Объев содержимое ложки, зачёрпывают ещё, потом ещё… А мы-то съедаем по миске и всё. Дилетанты.
Под ушицу вытаскивается на бригаду в честь гостей пол ящика водки. А мы отказываемся. У нас, видите ли, после обеда запланирован выход на маршрут. Эх, если бы знать, что всё равно в шторм попали…
Выходим из гостеприимной столовой, увешенной, вместо обоев, плакатами о позоре браконьерства. Хозяева нас догоняют и дарят на память килограмм чёрной икры. Сувенир у них такой. Едим её ложками, поварёшками. Через несколько дней недоеденные грамм двести выкидываем. А чего бы ни выкинуть? Всё равно никто в эту экскурсию не поверит.
Поезд стоит на станции Ыихве ровно одну минуту. Нас шесть человек, три «Мевы» по семьдесят пять килограмм в трёх тюках каждая, плюс шесть рюкзаков, плюс что-то ещё… После консультации со специалистами, долго вымеряем расстояние. Дислокация по захвату мирного советского поезда выглядит следующим образом: мы делимся на две неравные группы. Два человека в лёгком боевом вооружении, то есть, имея всего по одному рюкзаку за спиной, захватывают плацдарм, а вторая закидывает остальную амуницию. Цели ясны, задачи поставлены, а на закуску остаётся маленький вопрос: что будет, если нумерация поезда производится с хвоста?
Поезд, как это ни странно, прибывает точно по расписанию. Интуиция, расчёт и профессионализм оказались на высоте. Проводница, позёвывая, открывает дверь и спускает лестницу прямо к нашим ногам. Группа захвата сметает её и забивается в коридор от греха подальше, а в тамбур уже летит походное снаряжение. Летит строго по порядку, сначала громоздкое и тяжёлое, а потом уже мелочь. Через несколько секунд тамбур забит до потолка. Один человек втискивается следом, закрывая за собой дверь, а остальные бегут в другой конец вагона. Поезд свистит и трогается, перестукивая вагонами.
Поиски проводницы ни к чему не приводят и мы, уже без спешки, перетаскиваем вещи в наше купе. Вскоре находится проводница. Её тюками зажало в конце тамбура. Дородная, с зычным голосом женщина только слабо попискивала.
Ближе к вечеру, слегка придя в себя, она нам страшно отомстила. В приказном порядке заставила купить прошлогодний журнал «Крокодил». На украинском языке. Вот хохоту было!
Ну, а ежели пошли рыбацкие рассказы... Не могу удержаться (да простят меня модераторы):Выходили мы с Приполярного в места обетованные по великой таёжной реке Танью. Вот уже вдалеке показалась первая примета человеческих существ – лодка. На всякий случай прячем свои ружья от греха подальше.
Но лодка ведёт себя как то странно, во всяком случае, на поведение охот. инспектора не похоже. То часто-часто загребает вёслами, то замрёт на месте. Лодка носом воткнулась в берег, из неё выскочил малюсенький эвенк и побежал. А за ним по песку потянулась громадная щука! Он бросился к ней и, тюк-тюк, быстро застучал колотушкой. Великанша быстро смирилась со своей участью и затихла. В ней оказалось (да отсохнет мой язык на гусятнике!) метра два! А эвенк ростом мне по грудь, а дылде Андрюше, который с ним затеял великосветскую беседу, соответственно, э-э, по пояс. Жена эвенка, как и положено, оказалась на голову (эвенкскую) ниже мужа. А дети… Не знаю, что меня больше поразило – щука или эвенкская семья. Скорее всего – контраст.
Щуку, по слухам, продали близлежащим туристам за ящик водки. И теперь они рассказывают не менее достоверные истории про эту рыбку, чем я.
Ребята уже отчалили, а мы, увлёкшись мытьём посуды, несколько замешкались. Поднимаем все паруса и стартуем вдогонку. Но, выйдя из-за острова, понимаем, что погорячились. Остров прикрывал сильный ветер. Другие “Мевы” шли под одним гротом, а мы распушились, как невеста на выданье. И тут началось. Наша посудина зарывалась в волны, будто поросёнок в навоз. И, соответственно, хлебала воду. Стаксель спускать не решаюсь на ходу – матрос мой впервые на морях и океанах. Отдаю команду отчёрпывать воду. Коля поворачивается ко мне: — А чем? Я молчу. Через некоторое время:
— Тут только один котелок, но он с икрой.
Икра из шести знаменитых лещей, подаренных местными рыбаками, тщательно засоленная и хранимая нами, как сокровище с острова Скелета. Я молчу уже сознательно.
— Может, её выбросить?
Молчу, но мужественно – вода залила нижние стрингера. Очередная волна, окатившая матроса, положила конец его дурацким вопросам.
До берега мы дошли, но жить остались случайно. Во-первых, благодаря икре, принесённой в жертву Нептуну, а, во-вторых, благодаря совершенно неожиданной чуткости моих друзей (могли бы и на ноке реи вздёрнуть!). По-моему, они так до сих пор не могут поверить в эту историю.
Коля был идеальным матросом. Правда, команды он выполнял только с третьего раза, зато никогда и ни при каких обстоятельствах не проявлял инициативы. Весь поход он обсуждал только одну проблему – чайка над нами летает, или альбатрос. Причём одними и теми же словами. — Это, наверное, альбатрос. Через минуту: — Нет, это чайка.
И ещё через минуту: — А ты как думаешь, это альбатрос или чайка?. Круг замыкался и всё начиналось сначала. Но на моём гербе высечено изречение: “Спокойствие, только спокойствие”.
На Азовском море волна короткая, но крутая. При хорошем ветре на фордаке наши “Мевы” выходят из Таганрогского залива. Фордак – гнусный курс. Волны накатывают с кормы, раскачивая лодку и пугают самопроизвольным поворотом. А это грозит не только нашим черепушкам перекидывающимся гиком, но и оверкилем. При таком ветре “Мева” опережает волны. В одну волну врезаемся носом, а сильный порыв ветра вдавливает в неё. На сгорбившуюся фигуру матроса обрушивается водопад. Я окостеневаю. Сделать ничего нельзя. Любое движение румпелем и нас ввернёт в волну штопором. А водопад всё ниспадает на Колю и в яхту. Спокойствие, только спокойствие! Когда-нибудь должно же это закончится?! Узнать бы только чем? Медленно, нехотя яхта всплывает.
Я недрогнувшей рукой ложусь на возвратный курс. На чём и кончается Азовский поход. Турист – санитар производства
На Кременчугском водохранилище мы увидели парус большой яхты. Редкий, если не сказать — единственный случай спуска большой яхты на воду в майские праздники в наших широтах. Мы с Андрюшей хватаем “Меву” и, бросив коллектив готовить традиционную вермишель с тушёнкой, устремляемся к яхте.
Вместо “здрасьте” к нам тянутся две руки с полными водкой стаканами. На закусь дают настоящего украинского сала. После чего знакомимся и осматриваем яхту. Переделка из “Дракона”, очень грамотно сделанная. Но какая-то она слишком длинная. Андрюша стучит по корме:
— А-а, из нержавейки сделали ахтерпик?
— Не-е, нержавейки не нашлось, пришлось делать из титана.
Воистину всесилен лозунг: “Турист – санитар производства”!
Стоим мы с моим лысо-бородатым компаньоном на одной из улиц Москвы. Останавливается машина и нас спрашивают:
— Как проехать в Кавголово?
— Да это же под Ленинградом!
— Ну да; — мол, а где ещё может быть?
Невооружённым взглядом видно ленинградцев, возвращающихся домой. И мы показали, как добраться до Ленинградского шоссе. По которому можно попасть и в Кавголово, и в Ленинград, и на улицу Строителей. В рай тоже можно.
Так ленинградцы удивили меня в первый раз.
Кавголово для ленинградцев – всё равно, что для москвичей Парусный берег на Московском море. Многочисленный палаточный городок возникает во время проведения соревнований, как мираж в горячечном воображении жаждущего. Народ развлекается. Участники соревнований в поте лица настраивают свои посудины, а наши женщины, вместо того, что бы готовить обед, скандируют:
— Мы не рабы, рабы не мы!
Одним словом, будничная суета соревнований.
Наконец наступает предстартовая лихорадка. Берег пустеет – все устремляются к судейскому судну, которое отмеряет линию старта. Старт всегда должен быть против ветра и для участников наступает самый сложный момент. На линии старта существует всего одна выгодная точка и все устремляются к ней. Занять её мало, надо подойти к ней на максимальной скорости и точно в момент стартового сигнала. Причём, не нарушая правил. И не круша свою яхту о конкурирующие.
Я смело устремляюсь в самую гущу и стартую именно с этой точки первым. Дело за малым – удержаться на первом месте. Но у ленинградцев новенькие лавсановые паруса, а мы под штатным х/б! Всё же и к первому знаку подхожу первым. Поворот, смена галса… И меня обгоняют хорошо одетые ленинградцы! На яхте пожилая парочка. За румпелем обосновалась женщина, а на месте матроса – мужик. Одним словом, по всему видно, что соревнования им в диковинку. Но обгоняют! Под импортными парусами. Да ещё и со стороны ветра, соответственно, отбирая его у нас. Ха, не на тех нарвались!
Лувинг – старинный морской боевой приём, перенесённый в правила соревнований. Тебя настигает пиратская бригантина, пытается обойти со стороны ветра. Цель – обездвижить твой корабль с грудой золота и навалится бортом. Залп картечью и абордаж. Дабы избежать такой оказии, золотоносный резко приводится к ветру, противоставляя свой борт, напичканный пушками, против его слабенького носового орудия. Пират, естественно, уклоняется, теряет ветер, скорость… Одним словом, у жертвы появляется лишний шанс.
Лёгким движением румпеля я преграждаю путь лавсановым перехватчикам ветра.
— Хулиган! — встречный залп ошарашенных пижонов встречаю стойко. Однако они вынуждены привестись к ветру, избегая столкновения.
Вечером за мной приходят. Я гордо иду во враждебный стан один. Выдерживаю ещё один аналогичный залп из всех их орудий и пытаюсь поведать зачатки правил соревнований. Безрезультатно. Турист туристу – lupus est. В парусных соревнованиях. Ах, ленинградцы, ленинградцы!
Возвращаемся счастливые и довольные. И на этот раз скоро увидим свои фамилии в журнале «Катера и яхты»! К железнодорожной станции подходит электричка, почти пустая. Группа захвата надела на себя «карандаши», схватила по рюкзаку и устремилась в открывающуюся дверь. А там стоят сердобольные ленинградцы, возжелавшие нам помочь. Ритуал выполнения этикета приводит к сумятице на входе и в результате большая часть туристического снаряжения вместе с половиной экипажа остаются на перроне. Включая и примкнувших к ним двух ленинградских комильфо. Двери закрываются. Абсолютно пустой перрон, не менее пустая электричка и только скромная группа неуспевших ввалится туристов! Дёргаю стоп-кран. Поезд останавливается, но двери не открывает. Ждём минуту, другую, третью… За это время все туристы земного шара успели бы зайти в вагон, но машинист, по всей видимости, тоже ленинградец.
— Отпустите стоп-кран!— раздаётся железный голос. На всякий случай выполняю начальственную просьбу, состав трогается и больше ни на какие рычаги управления не откликается.
Интересно, и кого же из моих тех знакомых называть ленинградцами, а кого – питерцами?
29.04.81. После двухмесячных разговоров о походе приступили к делу. Отъезд представляет собой серию ожиданий и нервортрёпки: ожидали отрезвления шоферов, ожидали машину, ожидали поезд… Тот, кто находит очарование в ожидании, никогда не был молодым.
Заезжаем домой к Андрюше за «Мевой». Мой приход в слегка чистой штормовке на работу к его жене, хранительнице ключа от квартиры, сильно подмочил её репутацию. Лифт, как и следовало ожидать, не работал. Сообщаю, что Андрюша живёт на шестом этаже сталинского дома с многометровыми потолками.
На вокзале нас обуяла лень великая: носильщику выложили три рубля за пробежку в двести метров, причём тележку везли сами. Наконец-то из нас полил пот – мы уложили все вещи на полки.
Поезд тронулся – мы вздохнули. Вздохнули неплохо – бутылка опустела.
30.04.81. Проснулись рано. За окном белым-бело. На лужах лёд. «Бедный, бедный Робин Крузо, куда ты попал?»
В 6:20 прибыли в Псков. Проявили свои рыцарские чувства – помогли девушке (замужней) отнести вещи. При взгляде на наши тюки это не составило труда. На почтовой тележке, бесплатно, заметим, дотащились до вокзала. Минут через пять подъехала почтовая машина и, даже не опечатав нас, довезла до р. Великой. Всё удовольствие – три рубля. Такса у нас в стране такая. Место сборки там же, где и предыдущий поход – конец улицы Урицкого. Сборка «Мевы» сопровождается мудрыми замечаниями о разнице между моей посудиной и Андрюшиной. Пальма первенства осталась за Андрюшей. Руки мёрзнут, нос тоже, а местная тринадцатилетняя девочка на каяке устроила недалеко от нас купание. Наверное, загляделась на наши красные носы и перевернулась. Вода ледяная, наши рыцарские чувства не разморозились и она благополучно доплыла до берега со своей лодчонкой сама. Тут-то мы ей помогли, естественно.
Наконец, сборка лодки закончена. Юра пошёл за хлебом. Кроме хлеба заодно нашёл и столовую. Пришлось мне тоже идти завтракать. О, чудные псковские котлеты! Принёс бутылочку кваса. Идиот, в такой то холод!
В 12:40 отошли. Начали сборку в 7:20. Итого, время сборки замёрзшими руками – 5:20.
Ветер издевается над нашими лучшими чувствами – то утихнет, то замрёт. О постоянстве его направления приходится только мечтать. Сидим – мечтаем. Юра собрал удочку и пытается что то поймать. Но ветер усиливается. Рекомендую удочку не сворачивать, примета такая. За сорок минут дошли до Псковского кремля. Поменялись местами. Сижу, пишу дневник. Время сейчас – 15:15. Юра заявляет, что мы идём на бабле. Верю. Гик гикается, а мы ни с места.
В 16:30 причалили к острову напротив Кусвы. Ставим палатку, обуючиваемся, разжигаем костёр. Мечтаем сфотографировать церковь, но переносим это мероприятие на завтра. Но вот набежали тучки и запорошил снег, перешедший в снегопад. А у нас с собой было и мы мило провели вечер. Даже побаловались рыбалкой. Безуспешной.
1.05.81. Ночь провели разнообразно — скучать не приходилось. Ледяной ветер продувал палатку. Ёжились, корчились, но выжили. Юра не вытерпел этого блаженства первый и вылез из палатки первый. Замечу: в шесть утра. Я упорно отвоёвываю своё право на сон в праздничный день. Но после вопля: — Макароны сгорели! — выбираюсь из остатков сновидений. На свободе гуляет один ветер, причём гуляет по праздничному.
Едим и собираемся. Ветер усиливается. Вспоминаем страшные случаи, но решаемся идти.
Благо ветер балла в четыре попутный, идём под одним стакселем. Вышли в 10:30. Плывём около берега, утешая себя мыслью, что спасать нас в случае чего некому. В дельте реки одни острова, вернее болота. Встать негде. Коченеем, как папуасы на северном полюсе. Дойдя до болотистого мыса около Б. Видовичей, интересуемся у молодых аборигенов о месте стоянки. Они, поинтересовавшись для начала о месторасположении Москвы, указывают на противоположный берег залива. Напрямую — километров пять. Но идёт дождь, сильный ветер, и мы крадёмся вдоль берега. Руки превращаются в продолжение румпеля благодаря бодрящему холоду.
Под дождём подходим к п/лагерю «Озёрный», что около деревни Б. Калки. Прекрасный лесистый берег. Под радостный вой собак иду просить у сторожей разрешения на стоянку. Время — 15:30. Исполнилась мечта идиотов — стоянка в лесу, прикрывающем от ветра. Дождь постепенно стихает. Радостно звеним кружками за благополучный приезд, праздник и т.д. Есть время поиграть в нарды. Кстати, от Б. Калки ходит шесть раз в день автобусы до Пскова за сорок минут.
Собаки, обжираясь нашей прокопчённой колбасой, превращаются в лучших друзей. По берегу гуляют ребята из Пскова с острогами.
Кругом стоит сушняк. Дров масса, а костёр не горит. Заколдованное место, наверное. Жизнь без крышек для канов превращается в сплошную каторгу, но мы не унываем — у нас с собой было. Часов в одиннадцать вечера отходим ко сну.
2.05.81. Проснулись поздно. Ночь, на удивление, прошла более-менее спокойно. Мёрзли уже не с такой интенсивностью, как в прошлый раз. Юрий обвиняет меня в воровстве спальника. Видите ли я всю ночь стаскивал спальник с него. Клевета! Просто у меня сильно развито чувство самосохранения. Юра грозится применить санкции и прочие нехорошие слова.
Пока готовили завтрак успеваем познакомиться с мастером спорта Петей, который обещал нам семь вёрст до небес и всё, преимущественно, лесом. Наши уши развеселись и мы решили здесь дневать. Раза два угостили Петю, не забывая и себя. Днёвка, однако! После этого мастер спорта пошёл считать деревья в лесу, причём не пропустил ни одного. А мы, покуривая, лежим кверху брюхом и, простите за выражения, загораем. Залётное солнышко слегка погрело наши замороженные телеса.
После Пети был сторож Лёша. Получив свою порцию, он пообещал дать нам острогу. Обещание своё сдержал и Юра долго с ней упражнялся. С результативностью предыдущей рыбалки. А кругом бродят многочисленные браконьеры и с большим успехом «бодают» (местное идиоматическое выражение) рыбу. Мы лицезреем эти гладиаторские бои с живыми силами природы. Вечером они подарили килограммовую щуку на бедность. Жарим рыбу. Юра больше масла льёт в костёр, что бы он хотя бы слегка горел. Кстати, я умудрился днём, вернее на закате выспаться и теперь болит голова. Больше ни-ни!
Местные браконьеры ставят мережи и прочие рыбные орудия пыток. Они тоже у нас угостились. Часа четыре кипятим чай и поздно отходим ко сну.
3.05.81. Юра утверждает, что отлично выспался. Я не буду столь категоричен — от земли несло холодом и в палатке почему-то воняло псиной. Виноват, меня отвлекают есть уху, потом продолжу.
На озере сильный ветер. Холод. Сидим, ждём погоды. Кругом плещется щука. Один такой же опытный, как и толстый рыбак не выдерживает безобразия у нас под носом и, взяв острогу, одним ударом бодает двух щук. Один юрлак (самец по местному) на килограмм, а нереста (с ударением на последнем слоге, соответственно - самка) на три. Вечером из юрлака готовим уху, которая и отвлекла меня от этого захватывающего дневника. За днёвку мы научились разжигать костёр. Дым идёт вверх столбом — радуемся, а солнце устраивает кровавое зрелище — печалимся. Вскоре и дым начинает стлаться по земле.
4.05.81. Ночью выполз из палатки — зачем не помню, а слева надвигается что то страшное, наверное туман. Утром Юра с радостными воплями выполз из палатки — кругом лежит снег толстым слоем. Радость, естественно, неописуемая, но очень нам надоело гулять на одном месте. Решаем идти. Ко времени отхода снег растаял и стало даже тепло.
Вышли в 10:45. Попутный бакштаг гонит нас вперёд. Усиление ветра щекочет нам нервы, так как идём под всеми парусами и срезаем углы большого залива. Через час хорошего хода оказались у острова Каменка. Идём на первый остров — Рожици. Ветер усиливается до неприличия. Причаливаем к Рожицам. Впервые в моей морской практике рифим грот. Проходим по протоке между Каменкой и болотом коренного берега. А ветер полностью стихает. Включаем вёсла. При лёгком вечернем бризе доходим до Будовичей. Останавливаемся на ночёвку на полуострове напротив. Немного деревьев на берегу, кругом болото, но, как выяснилось позже, место оказалось на редкость хорошим. Под палатку (наконец-то!) положили сухой травы.
05.05.81. Ещё с вечера решили встать пораньше. Но сено нас сгубило. Ночь провели великолепно и из тёплого спальника и парусов не хочется выходить.
Наконец, в 13:00 отчалили. Слабый — слабый ветер и то вмордувинт. Потом он освирепел и усилился до полбалла, но не надолго. Сидим в «Меве», играем в карты. Лепота!
Над озером поднялась дымка. Гладь, тишь...
Озверев, взялись за вёсла. Время 14:30. Гребём. Тут и случилось чудо. Мы разделись и загораем! На воде! Да-а, не думали, не гадали.
Медленно ползём. Впереди остров. Думаем, что Колонцы. Подходим в 16:45. Оказывается это Колпино. Удивляемся и ликуем.
Набежала ребятня. Знакомимся. Сдуру угостили одного мужика, после чего пришёл пятидесятилетний Коля и заявил, что у него с утра болит голова. Вылечили. Он стал предлагать нам рыбу за любую цену, но чем больше, тем лучше. Короче, перепугал нас.
Наблюдали охоту ласки за зайчонком. Мы его отбили, но было поздно и торжественно похоронили. Интеллигентщина сердобольная!
Перед сном опять заявился Коля. Долго бубнил о пользе рыбы, которую принёс, и клянчил налить побольше. Мы гордо заявили, что все люди братья, а не торгаши и он нам «подарил» одного большого сушёного леща. Потом, принося глубокие извинения за свой подарок удалился, унося наши подарочные сто грамм разбавленного. Как позже выяснилось, рыбу засаливали ещё пещерные люди и кроме как на сувенир ни на что другое не годилась.
06.05.81. Проснулись в 8:10. Ночь прошла в тепле и изобилии. Вышли в 11:00. Идём на фордаке. Ветер до двух баллов поднял, почему то, большую волну. Доходим до Березье к 13:00. Ветер стихает, приходится идти под вёслами. До мыса севернее Райглы дошли в 14:30. Тут красуется новенькая столовая и лодочная станция. Всё сделано добротно, не по-русски. Резкая разница перехода от азиатов к европейцам, но эффект тот же — столовая ремонтируется. Там сидят рабочие — прибалты в белых рубашках с закатанными рукавами и, по моему, в галстуках. Поглощают домашнее на аккуратно расстеленной газете. По слухам до Мехикоормы километров десять — двенадцать. Но ветер опять стих и ползём под вёслами. Пробилось солнышко. Иногда бросаем вёсла и блаженствуем под парусами. Самое интересное, что «Мева» идёт и в полный штиль. Вот он — истинный отдых! Над озером поднимаются лёгкие испарения. Пробиваясь сквозь них, греет солнышко. И всё это несёт и покачивает нас. Чуть не заснул. Кругом простираются болота. Впереди замаячила Мехикоорма. Идти к ней не хочется, а то опять познакомимся с аборигенами типа Коли.
Решаем испытать всё и заночевать в болоте. Выбираем крохотный пятачок сравнительно сухого места и устраиваем перекус для порчи аппетита. На горизонте показывается и быстро приближается гроза. Перекуривая, мы обсуждаем проблему быстрой постановки палатки. Что самое интересное, поставить её успели, даже подложили под неё сухой травы. Дождь заморосил, а потом закапал. Юра, раздевшись по пояс, пошёл снимать удочку, а потом и вовсе выкупался. Наблюдаем настоящий айсберг, правда, небольшой. После дождя поднимается над болотом фантастический туман. Пошли и поставили около берёз многочисленные бутылки и кан. О, берёзовый сок! После порчи аппетита ужинать не захотелось и мы завалились спать.
07.05.81. Несмотря на экзотическое место стоянки и дождь, мы пригрелись и проспали до девяти часов. Рядом тут подсказывают, что меня удалось поднять с большим трудом. Но кто в это поверит?
Накрапывает дождь и мы собираемся не спеша. На берёзовом соке настаиваем чай (три слоника!). Честное слово — божественно. Даже лучше, чем им же разбавленный спирт! Идём курсом вмордувинт. Традиционное безветрие. Большая волна сбивает лёгкую «Меву» с курса. До Мехикоормы дошли в 15:30. Расстояние по прямой около четырёх километров.
Местные ничего не знают о «Заре». Зато в магазинах есть пиво и большой набор ликёро-водочных продуктов. Выбрали пиво.
А вот место под стоянку выбираем долго. Наконец нашли что то недалеко от маяка слегка чистое. Ставим палатку и разбираем «Меву». Северный ветер здорово усилился — всё озеро в барашках. Воздвигаем прибор для измерения уровня воды — обыкновенный прутик. Как бы не залило. Через несколько часов выяснилось, что вода упала на полтора сантиметра.
Долго сидим около палатки. Очень людное место. Мучаемся вопросом, как будем спать — под палатку ничего не удалось подстелить. Юра из донышка бутылки и сухого спирта изготовляет спиртовку для сугрева. Ночью это сооружение обстреливает нас, как осаждённая крепость толпу варваров.
08.05.81. Часов с девяти мы ползаем по палатке и переодеваемся в цивилизационную одежду.
Не спеша собираем рюкзаки. Питаться в этом месте не хочется, так что садимся на диету. Часам к одиннадцати уже всё упаковано. Накупаем пива и готовимся с удобством ждать. Не получается. Два эстонца подхватывают нас до Тарту. В 12:00 выезжаем, а часам к четырнадцати уже на вокзале. Всё удовольствие — шесть рублей. Светит солнце. Пива — море. Поезд прибывает в 19:35. Пончики и ливерная колбаса, нарды и наши горящие физиономии — всё придаёт незабываемый колорит ожиданию.
В половине седьмого без ожидаемых эксцессов купили билеты. Поезд прибывает с небольшим опозданием. Лёгкая пробежка с нашим грузом и мы, покидав на положенные места все вещи, распиваем последнюю бутылку пива.
Вот и закончился наш поход. Всего было в меру и по старинному русскому обычаю решаем отметить это событие. Терпкий морской аромат привлекает для начала бывшего моряка дальнего плавания, а теперешнего проводника Серёжу, а потом его очаровательную жену, тоже проводницу, но в отгулах, рижанку Наташу. На них и заканчивается наша коллекция застольных знакомств. Ребята оказались интересные, с большим набором историй, а мы — с большим запасом спиртного, так что наша компания распалась во втором часу ночи.
09.05.81. Вчера вечером была убийственная духота, нам даже не выдали одеял, а под утро стало зябко. Достойное завершение походных ночей!
В 11:30 — Москва. Опять трёхрублёвый носильщик довозит до такси. И вот часов в двенадцать, гордые обладатели универсала, отъезжаем от вокзала. Правда, не далеко. Попадаем в пробку, образовавшуюся по вине велосипедистов и высокопоставленных любителей этого гнусного вида спорта. Часовое ожидание обходится в лишние два рубля. Пробежка на третий этаж и сто грамм вместе с крепким рукопожатием завершают поход . Время — 14:00. Для Юры продолжается из-за отсутствия ключей и жены. Его встретили ласково, но поздно.
_____________
Примечание: благодаря тому, что экипаж состоял из профессиональных фотографов, фотографий не предвидится.
Свершение мечты — дело времени. Была бы мечта.
Обшарпанное и облезлое чудище новоладожской постройки стояло на том же месте, где мы его видели в первый раз. Но уже наше, родное. Собственность. Прообраз яхты, где “взор художника провидит стан богини, готовый лечь на полотно”.
Задача: скинуть “стан богини” на воду.
Присутствовали: бывший хозяин с супругой, мой лысо-бородатый компаньон и я, покорный слуга своих прихотей.
Задача явно невыполнимая. Всего два мужика, хлипкая в своём изяществе женщина и послеаппендицитный компаньон против полутонного “стана” и трёх посудин весом от одной тонны до трёх, к тому же стоящих на полозьях.
Мужики со знанием дела рассуждают, как решить эту задачу. В будущем. Отдалённом. Прерывает полёт мысли женщина:
— Мальчики, да вы что?
По мановению волшебной палочки в наших руках появляются ломики и… За пол часа все три громадины раскиданы, а наша стоит у слипа.
С тех пор я ни за что не поверю в не выполнимость какой-нибудь задачи. Просто не хватает изящной женщины.
Всё, что обрёл, -
сирая в лодке каюта.
Ду Фу, китайский поэт эпохи Тан.
Попасть в таинственную страну Джамблей можно по-разному. Можно отправится на поиски святого Грааля или рвануть за туманом, смотаться за кольцом для суженой к Сатурну или просто помечтать лёжа на диване. Одним словом, дорог много. Я расскажу об одной из них.
Подготовка к путешествию началась заранее, а точнее за четыре года, со знакомства с Клубом Интересных Встреч расположенным в Капотне. Купив с другом осколки старой яхты, мы привезли их на Поле Непуганых Дураков, в надежде, что из них что-нибудь и вырастет. Протерев глаза, запорошённые долгой и пыльной дорогой на трейлере, я увидел грандиозное по своим масштабам Кладбище Строящихся Кораблей.
База частного маломерного флота расположена на берегу красавицы реки Москвы. Правда, красавицы уже подержанной, прошедшей через многолюдный город, так что лучше к ней пристально не приглядываться. При входе разбит парк покупных катеров – “Казанок”, ”Сарепт” и прочей мелюзги, почти не требующей ухода. Их хозяев всегда можно различить по красным носам и нечленораздельной речи. Блестящая возможность в выходные дни сбежать от семьи на катер, якобы для ремонта, а потом заявить, что надышался нитрокраской, привлекает большое количество любителей вино-водочного отдыха.
Идём дальше по аллее этого сказочного мира осуществляющейся мечты. Ландшафт меняется. Среди покупной мелюзги начинают попадаться мастодонты – отслужившие свой срок речные корабли, проданные по цене металлолома. Они обрели здесь вечную стоянку. Владельцы с домочадцами переселяются жить на них на всё лето. Внутри посудин установлены холодильники, проведено электричество, под рундуками выкопаны подвалы. Спешить им некуда, владельцы спускаться на воду планируют только на пенсии. А пока заслуженные корабли, как старые девы, обрастают верандами, тентами и прочими рюшечками. Блекнет перед ними марсианский сумасшедший дом Рея Бредбери – материализовавшийся бред московского дачника превзошёл его.
Пригород окончился и пред нами дачный городок в черте Москвы, с оплатой за место 8-12 рублей ежемесячно. Купеческие трёхэтажные особняки покоятся на баржах, поплавках от гидросамолётов и даже на обыкновенных торпедных катерах. А чудесные сани Фокса семи метров длиной, выклеенные из бумаги?! “Да сбудутся мечты Билли Бонса, штурмана”.
И все без исключения владельцы уверены, что ждёт их вольный ветер и белая панама с белыми шортами. Преклонив колени перед непробиваемым энтузиазмом, помолившись русскому “авось”, разобрали мы привезённое по досочкам и приступили к строительству. Сверяясь, как с чертежами, со своими снами, где ветер и паруса, волны и яхта, пять спальных мест с двухкомфорочной газовой плитой и мы составляли одно целое.
Наш ребёнок рос. Появлялись рёбрышки – бимсы. Под каждым из них подолгу просиживали мы, скрючившись, поражаясь будущей красотой. С каждым листом обшивки обрастал кожицей наш гадкий утёнок.
Три года продолжался мазохизм строительства. Позади осталась отчаянная беготня по магазинам стройматериалов, ожидание подъёмного крана, оформление документов, циклёвка, выпиливание, оклейка… - всё позади. Впереди – радость общения с нашим детищем. Мы узнавали друг друга как влюблённые, изумлённо поражаясь каждой мелочи, не заметной взгляду равнодушного. Первое лопотание мотора, первые шаги пока ещё под одним стакселем забыть невозможно. А какое чувственное наслаждение испытываешь, когда, лёжа в спальнике в уютной каюте, смотришь, как колышется звёздное небо в прозрачном форлюке!
И вот на поезде приезжаю в Вытегру, что на Онеге. Там меня уже ждёт яхта, прошедшая свою первую тысячу километров…
Где-то, где-то вдали
От знакомой земли,
На неведомом горном хребте
Синерукие Джамбли над морем живут,
С головами зелёными Джамбли живут.
И неслись они вдаль в решете.
P.S. В сборнике “Физики продолжают шутить” есть карикатура. Двое первых космонавтов на Луне. Один подпрыгивает вверх и кричит: — Вот мы и на Луне!, а другой, мрачно сидя на камушке: — Ну и что?
Сидя на палубе яхты я ощущал себя, как этот второй космонавт. Самый счастливый этап моей жизни закончился.
Встретились мы с капитаном и владельцем яхты «Кутти Сарк» перед Рыбинским водохранилищем. Он уже третий день стоял, готовя себя морально к отчаянному переходу. Мы присоединились к нему, так как сами впервые шли этим маршрутом и отчаянно трусили. Во всяком случае я. Во время спиртотерапии я осматривал яхту. Мечта поэта! Да и сделана на одной и той же что и у нас Новоладожской судоверфи.
История единственной в Советском Союзе судоверфи, клепающей лодки для частников, проста и поучительна. Толпы возжелавших частников осаждали её. Кроме символических денег они везли универсальный ускоритель очереди – ликёро-водочное. И добивались своего. Естественно, все мастера спились, а последний из оставшихся в живых, в традиционном стиле старинной испанской трагедии, сжёг всю судоверфь.
Нашему судовладельцу повезло попасть в срединные времена существования оной судоверфи, когда блуждающие мастера не утратили ещё умения затачивать инструменты (делали это классно!) и могли даже помочь советом. Но судовладелец был деловой человек и отправляет на Ладогу тонну материалов, закупленных в Москве. Да и сам, благо работал художником-иллюстратором на сдельщине, на целых пол года обосновывается на судоверфи. Спаивая всё и вся вокруг, он строит свою яхту.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Попутно придумывается её название. Но легко произнести – попутно, а придумывание является самым сложным процессом. Вспоминаю, как сам с моим любимым лысо-бородатым компаньоном мучились. Кульминацией стала моя свадьба. После обязательных тостов за молодых, танцев и перекуров, но вместо традиционного бега в мешках, объявили конкурс на лучшее название. Мозговой штурм дал неисчерпаемый запас: «Одуванчик», «Alter ego» (Второе я) и т.д. Тайное голосование выявило победителя – «Barbudos» (Бородачи), в честь нас, бородатых совладельцев. И это название просуществовало довольно долго, пока острословы не переименовали яхту в «Аскет». И это правильно, так как имя должно быть выстрадано. А придумывать заранее – дело безнадёжное. Что и продемонстрировал герой данной байки.
Кутя – любимая собака хозяина, а слово «Сарк» придаёт сходство со знаменитым клипером «Катти Сарк» (Cutty Sark). Но если дословно подойти к переводу, получится: «Рубашка любимой собаки владельца». Бедные, бедные мы, Пигмалионы! Так и тянет всё любимое вместить в одно название.
Просыпаюсь я очень рано на своей яхте недалеко от славного города Рыбинска, что на Волге-матушке. Где-то вверху маячит голова Шурика.
— Шурик, а чего ты там делаешь?
— Давно так лежу. Часа два.
По моему борту в иллюминаторе рыбки виднеются.
— А я ещё раньше это заметил, крен сейчас намного больше – делится своими воспоминаниями Юра из “форлюксовой” каюты. Свирепея, я начал понимать, что это не сон.
— Нас вечером кренить стало. Вы только уснули. – уточняет его жена.
Это был не сон – это был бред.
Выползаю в кокпит. Яхта лежит на боку в чёрной жиже, вода ушла больше чем на метр, а ещё только вчера вечером мы входили в полноводную речку, чалились бортом к берегу! Разведка на берег принесла новые вести. Местный рыбачок обрадовал тем, что шлюз спустили, но через недельку-другую воду обязательно дадут.
Перетаскиваем на берег часть вещей, пачкая их не меньше, чем самих себя. Лёгкий завтрак и в бой. С семи утра до полудня экипаж постигал морскую науку, а именно – сообщать капитану о любых нетипичных происшествиях мгновенно. Яхту мы, в конце концов, спустили на воду известным всем советским людям способом. Правда, погнули баллер руля. Оставшиеся полдня вынимали его и выправляли.
Примечание: эту историю при мне вспоминать только на гусятнике; не раньше, чем после третьего стакана.
А произошло это во времена сухого закона. Высохли магазины, только людская очередь пылью клубилась у их подножья. Высохли души пьяниц, с изумлением понявших, что у них и души нет. Высохло всё.
Но у нас с собой было. На законные капитанские пятьдесят грамм перед ужином всегда можно рассчитывать.
На горизонте замаячило село Красное. Энтузиасты экскурсий, начитавшись рекламных проспектов, решили осмотреть фарфоровый завод. А я, естественно, остался покопаться в своих сновидениях.
— Владик! Деньги! Сумки! – вопль скидывает меня с банки в гробике. Просчитав лбом все бимсы, выскакиваю из люка. Вот уж никогда бы не подумал, что фарфоровое искусство может довести нормального человекообразного мифиста до такого. На берегу стоял Шурик, бледный, дрожащий, и выталкивал из горла только эти три слова.
— Сколько?
— Все.
Ни слова не говоря, даю требуемое. И жду развязки драмы.
Шурик с Кожой осматривали местные достопримечательности, такие как книжные и продовольственные магазины. В одном из них они обнаружили музей ликёроводочного искусства. Как истые знатоки, они не спеша осматривали раритеты, прекрасно сознавая, что в музее ни к чему прикоснуться не дадут. Вдруг, в музей врывается абориген. Невежа с порога орёт: «Ркацетели» за девяносто две есть?» «Нет, закончилось» «А, чёрт, давай дорогое за рубь пять!»
Инстинкт советского человека сработал незамедлительно, и с воплем: «Мы тут первые стояли!» – они стали перечислять знакомые с детства названия. Перечисляли до тех пор, пока деньги не кончились. Именно тогда, Шурик, оставив Кожу сторожить магазин, рванул на яхту.
Чудо объяснил прохожий, когда они с чувством глубокого удовлетворения пили пиво у входа в магазин:
— Ребята, быстрее бегите отсюда! Милиция всех зашедших в магазин вылавливает и отправляет на сельхозработы, а вы совсем обнаглели, ещё и распиваете!
Занавес…
* * *
Красное на Волге божественно! Особенно после «Адмиралтейского» пива. А когда зачалились на спасательной станции в Костроме… Запасы кончились к часу ночи. Наши новые друзья спасатели завели мощный катер и отправились за самодельным продуктом самораспада в рамках проведения операции «Спасение на водах».
Как вы сами понимаете, утро отличалось от прошедшего вечера. Но чудеса ещё не закончились. На чисто рефлекторный риторический вопрос о пиве я услышал вполне конкретный ответ. Ещё не веря в своё счастье, пошёл будить Шурика. Пессимист Шурик только стонал в ответ: «Ich bin больной». Но я, авантюрист по натуре, заставил подняться его с одра.
Пивной бар располагался в ста метрах от яхты. У входа стояло человек десять с хронически помятыми лицами. Ровно в одиннадцать нас запустили.
В чистом и опрятном зале нас усадили за столики с белоснежными скатертями. Официант в галстуке-бабочке вежливо, без надрыва объявил, что сначала надо купить комплекс, а потом уже можно заказывать пиво в любом количестве. Он выразительно посмотрел на нас. Мы сидели. — Комплекс стоит три рубля – давил он. Мы хранили молчание. — На каждого! — уже с отчаянием в голосе произнёс он. Постояв над нами некоторое время, официант обречено побрёл на кухню.
Комплекс представлял собою графин пива и полуметровое блюдо, заставленное бутербродами с колбасой, рыбой, икрой и т. д. К тому же многих сортов. А над головами чудо двадцатого века – телевизоры на кронштейнах настроенные на второй канал.
Кто сказал, что я атеист, не верящий в чудеса? Да не приведи господь! Я сам бродил по воде аки посуху. На яхте. Когда не было течи. И я сидел с двенадцатью хронически помятыми апостолами. И один из них был официант. С тремя рублями за комплекс.
В древнем городе Угличе существовал животворящий источник. В самые мрачные времена героической борьбы советского народа за своё светлое слегка трезвое будущее он не иссякал. Чудо, забытое в наши времена ликероводочного изобилия, навеки останется в памяти истинно верующих. В желудках тоже. Хотя бы в форме цирроза печени.
В тот поход на яхте мы с моим матросом Шуриком совершили паломничество к святым местам. Причастившись всего двумя кружками пива, мы с полными канистрами вернулись на яхту. Перед совершением священного обряда оставалось только зачалиться и я твёрдой рукой направил судно в гущу рыбацких лодчонок, стоявших возле плотины. Замедляю ход, перевожу мотор на нетралку и бросаю кормовой якорь. Канат раскручивается до конца и я кричу Шурику, чтобы он, мол, тоже бросал свою носовую железяку. Шурик, держа в одной руке якорь, поворачивается ко мне лицом и пускается в рассуждения о том, что если встать чуть-чуть в другом месте, то рыбы будет…
Я так и не узнал, какое количество рыбы сулил он. Всего в трёх словах я выразил своё отношение к его предкам, потомкам, да и к нему лично. Это были короткие, но ёмкие слова. Шурик бросает якорь, но… Было поздно. Течение у плотины очень сильное и нас понесло на рыбацкую мелюзгу. Ёмких слов слышится гораздо больше и они несутся со всех сторон. Теперь они обращены лично ко мне. Ну и эхо в этой местности! Мы наваливаемся на катерок какого-то ликероводочного рыбака. Мужик спросонья решает, что у него белая горячка… Одним словом, зачалиться удалось только через полчаса. Я с красными ушами удаляюсь в свою каюту. Такого стыда я не испытывал никогда. До сих пор у меня всё внутри сжимается от этих воспоминаний…
А матрос Шурик? Он очень плохо кончил. Женился, забросил походы, стал доцентом… И да пусть так будет с каждым непослушным матросом!
Утром мы на яхте вышли из Череповца и при слабом встречном ветре лавировали целый день. К вечеру ветер усилился и мы сбежали в порт-убежище Мяксу. Под крутым берегом ветра не чувствовалось. Мы забрались на холм, но и там ветра не было. Это придало нам смелости и решились идти ночью, благо треть расстояния уже пройдено. Поставили стаксель и шустро заскользили по узкому фарватеру. Я забрался в каюту изучать лоцию. Вдруг слышу: — Кэп, быстрее наверх! Куда идти!?
Вылетаю в кокпит. Над нами возвышается груда огней какой то посудины. Для утверждения спокойствия на борту железным голосом отдаю команду: — Право руля!
Но, слава богу, посудина сама прошла мимо. Несёмся вслед удаляющемуся кораблю. Гляжу на компас и ничего не могу понять, пока не доходит, что взяли курс назад в Череповец. Сворачиваем стаксель, запускаем мотор и сразу ощущаем свежий ветер. Да что я говорю, какой свежий! Яхта, такая большая на земле (7,5 метров) сразу превратилась в щепку. Или в необъезженного мустанга – каждый воспринимал в меру выделяемого адреналина. Вот такая картина: три мудреца впервые пересекают Рыбинское вдхр, наслушавшись ужасов от таких же чечако. Небо в тучах, ночь и не видно ни зги. Чудовищная невидимая сила швыряет в морду брызги. Сзади виден огонёк удаляющегося бакена, впереди только курс по компасу. Ощущения незабываемые!
Боб заявил, что страдает морской болезнью и удалился в «форлюксовую» каюту, мол, будь что будет. Остроглазого Шурика оставляю за румпелем, а сам, от греха подальше, удаляюсь за штурманский столик (лично делал, с любовью!) и изучаю карту – как бы не промахнуться мимо «вермутского» (так его прозвали яхтсмены до нас) треугольника. Карта вопила об опасностях: зона всплывающего торфа, остатки спиленного леса…
Утро спокойствие не принесло. Стало страшнее. Лучше бы мы затопленный город Мологу проходили ночью. А когда видишь вживую крест церкви слева, кустик на крыше дома справа, да на приличной волне…
Но всё на свете заканчивается когда-нибудь и ласковая Волга сглатывает волны. Заходим в уютную бухту, расчаливаемся и наступает та самая расслабуха, ради которой хочется жить.
Шли мы восточным берегом Онеги на нашем «Barbudos». Барометр полетел вниз, грозовые тучи тоже грозились не менее страшным и мы осознали, что пора искать убежище. На карте нашли чудесную бухту. Она являлась идеальной защитой от всех ветров. Кроме западных. А шторм шёл по закону подлости именно с запада. Но делать нечего и мы быстро пошли в сторону бухты. После традиционного затишья идёт первый шквал. Потом довольно быстро растёт волна. Больше всего боимся за мотор – его винт может выскочить из воды на большой волне.
Залетаем в бухту. О покое приходится только мечтать. Волна в озере онежском разгулялась на славу, а представьте, что происходит, когда волна влетает на мелководье, да ещё в горловину бухты прямой наводкой? И мы бросаем целых три якоря. На одном - тридцатиметровая якорная цепь, с десятикилограммовым свинцовым демпфером и адмиралтейским якорем. Да два якоря Холла. Вроде держат. Но что творится внутри яхты… Как осиновый листок на осеннем ветру. А мы в каюте этого листка. Двое суток такого аттракциона – и я больше никогда не понимал, что такое морская болезнь!
Вечером на Пироговке разыгрался шторм и яхту прошлось увести в бухту. Достойное завершение славного похода! Наутро ветер усилился. Радио обещало до 20 м/сек и не обмануло.
А тут ещё жена обещала приехать покататься! И тоже не обманула. Пришлось забирать её с гоп-компанией со станции. Народ тут же сориентировался в обстановке, забился в трюм и занялся активным отдыхом. Мне только время от времени доставлялся снизу стакан с бутербродом. Под всеми парусами (а что может случится на Пироговке?) на фордаке, не спеша переходящем в бакштаг, устремляюсь к Москве.
В книгах о морях и океанах я читал о том, что иногда в сильный шторм яхта попадает в положение, когда она перестаёт слушаться руля. Называется это брочинг.
Но то на океанах, а тут, на игрушечном вдхр…
Яхта резко приводится к ветру. Кладу румпель на лево… Никакого эффекта! Такое впечатление, что перо руля потерялось, румпель свободно вращается во все стороны. Яхту лагом бросает на волну, паруса заполаскивает, как пушечный взрыв…
А из трюма взрыв хохота. У них посыпались все кружки, миски и они решили, что так славно напились.