ВТОРЫЕ РОДЫ НА ОСТРОВЕ
О первых родах было писать легко – важны были все детали, важно было рассказать другим (кто еще не видел), как это может быть на самом деле.
Всё было иначе со вторыми, и совсем о другом нужно сказать. Но говорить – нужно. Пройден уже определенный путь. Многим нашим знакомым (и незнакомым) до сих пор кажется, что речь идет о чудачестве, может быть – опасном чудачестве. Нам же трудно себе представить, что могло быть иначе. С этого и начну.
Что за остров? Небольшой островок в Ладожских
шхерах. Теперь, когда нет погранзоны, в те места ходит очень много людей, на
удобных песчаных пляжах в разгар сезона стоят десятки и сотни палаток – как на
Карельском перешейке. В ближайшей деревне снимают кино, стоят
ленфильмовские машины, городят декорации. Десятками берут напрокат лодки на
соседних базах. Места сказочно красивы, – скалы, сосны, причудливые очертания
берегов, бескрайний горизонт – и в то же время множество бухт, защищенных от
волны и ветра.
Наш островок мало посещаем, со стороны он выглядит малопривлекательно, да и вообще почти незаметен. Наша стоянка открыта преобладающим ветрам с юга, открыта волнению, к нам трудно или невозможно попасть в свежую погоду, если не обойти остров с севера.
Господом Богом на нем устроено множество каменных лестниц, уступов, площадок, есть кресла, ванны, столы из гранита – всё, так сказать, по эксклюзивному дизайну. Растет можжевельник, сосны, немного елей, берез, багульник, брусника, черника, самые разнообразные мхи. После дождя пахнет всеми запахами сразу, как в Никитском Ботаническом саду. Когда стоишь наверху у жилой палатки, то чувство свободы от открытого горизонта захватывает дух – у всех, кому удавалось сюда добраться. Это наша самая большая квартира.
Ну, а поскольку все мы стараемся добыть будущим мамам
и своему будущему потомству всё самое лучшее, не правда ли? – делаем ремонт,
покупаем красивые обои со звездами и прочее и прочее – так ведь лучше этого
построить ничего нельзя. Лучше свободы ничего не бывает – ведь это не редкость
так думать. Пусть же первыми впечатлениями наших детей от этой жизни будут такие
впечатления.
Ко времени нашего знакомства, и тем более к первой беременности Веры у нас обоих уже были твердые убеждения, независимые друг от друга, о том, что роды должны быть устроены по-человечески, и что папе невозможно в них не участвовать. Невозможно не участвовать, потому что это нужно, потому что это интересно, потому что это – самое главное событие в твоей жизни. Как же ты останешься в стороне? Как же можно не проникнуть в суть этого события, не знать заранее всё, что можно узнать, не научиться всему, чему можно научиться?
Я много расспрашивал своих знакомых, своих сверстниц об их родах – они охотно рассказывали, видя мой интерес. Видел киносъемки обычных родов (кажется, в Снегиревке). Всё это вызывало возмущение, горечь, протест и желание действовать, чтобы было иначе. Если принято, чтобы мужчина защищал женщину – так прежде всего от этой рутины, которая за годы устроилась так, что ведет к жестокости, к необдуманному и неосознанному насилию. Об этом есть большая литература, – но еще не читав Дик Рида и Мишеля Одена, я понимал это из рассказов девочек и из того, что видел собственными глазами. Нет смысла здесь повторять десятки зачем и почему – зачем делать плохо женщинам и детям, когда можно этого не делать. Раз вы читаете эти строчки, значит, вы, наверное, уже что-то знаете о естественных родах – о том, каким может и должно быть начало человеческой жизни.
В технике естественных родов важна вода, возможность работать в воде (labour по-английски – не только схватки, а весь процесс рождения, главный жизненный труд женщины). Подойти к водным родам последовательно в настоящий момент (который длится уже не один год) можно только там, где ты сам себе господин. Где же? У себя дома.
Но наши две двухкомнатные квартирки, где мы живем с, соответственно, будущими бабушкой и прабабушкой, ни в какое сравнение не идут с нашей главной и самой большой квартирой, с моховым островом. Там-то хватит места всем. Там нет госпитальных микробов, нет прививок и справок, нет выхлопных газов, нет чужих людей, там только немолчный шум волны да крики чаек, и тревожащиеся о нас бабушки могут только догадываться по нашим звонкам, на что это всё похоже.[1]
Здесь мы чувствуем себя в покое и безопасности: собственно говоря, мы поступаем, как все млекопитающие, которые прибегают к разным уловкам, чтобы их на время родов оставили в покое - например, животные, обычно ведущие ночной образ жизни, рожают днем (когда те, кто их мог бы потревожить, спят).
После немалых расспросов и обсуждений с нами, наша акушерка Лена Гаккель согласилась приехать к нам и помочь нам в родах. Готовились мы хорошо. Рождение Аи, нашей старшей девочки, описано отдельно во всех подробностях. У всех, кто был тогда с нами, кто помогал нам на острове, осталось чувство счастья, необыкновенного праздника – думаю, даже у тех, кто непосредственно не стоял около бассейна.
Нас часто спрашивали – а если бы что-то случилось? Отвечать трудно, потому что те, кто спрашивает, обычно плохо себе представляют, что именно и как могло бы случиться. Здоровый человек, выходя из дома в хорошем настроении для доброго, важного дела наверное, может внезапно попасть под машину или стать жертвой уличной перестрелки, но ведь обычно так не бывает… По крайней мере, обычно мы не рассчитываем свою жизнь, исходя из таких возможностей. В толстой книжке «Неотложные состояния в акушерстве», которая была у нас с собой, среди прочей литературы, в первые роды (во вторые не брали) описаны десятки, если не сотни возможных опасностей, но все они имеют свою почву, свои причины, свою историю, всем им нужно время, чтобы развиться. Они не валятся с неба, их вероятность показывают заранее сделанные анализы и обследования. Разумеется, было бы безумием ехать на остров с диабетом или пороком сердца. Но для здоровой роженицы опасности нередко возникают именно там, где в роды активно вмешиваются, по принципу порочного круга («стимулировали, потом откачивали» – классика жанра).
Вместе с тем известно, что несколько детей на каждую тысячу новорожденных по тем или иным причинам, как говорят акушеры, не собираются жить. По имевшейся у нас статистике, естественные роды в домашних условиях несут с собой очень низкую детскую смертность, гораздо лучше, чем в медицинских учреждениях (для которых мне доводилось слышать цифру в 30 промилле и даже в 5 процентов – не хочется верить этому). Я понимаю, почему так – но разговор об этом занял бы много, много страниц. Добавлю только, что вообще жизнь и смерть не так сильно зависят от медицины, как многие думают – об этом хорошо знают старики.
Второй наш ребенок был «плановый», хотелось, чтобы он успел появиться к
летнему сезону и хорошо бы еще он был мальчиком… В этой плановости был большой
риск – природа не любит, когда люди устраивают плановое хозяйство. Но она к нам
оказалась благосклонна: родился мальчик, и это произошло 9 августа на нашем острове.
Одна из моих коллег представляла себе, что мы сидим в рыбацкой хижине, прижавшись друг к другу, горит костер, шумит море…
Море действительно шумело, но вся остальная картина неверна. Хижины нет никакой. Есть три палатки: большая на южной стоянке, где живут Вера, Ая и я, маленькая на северном берегу (метров 300 от главной стоянки), где живет наша подруга Юля и где ночует Лена, палатка-«хозка», заполненная всяким барахлом, «закут» - сооружение из армированной пленки под тентом, где находится кухня и стоит бассейн, тент «ресторана» на южной стоянке, потом появится тент и временная кухня на северной стоянке… Кроме газовой плиты, которая действовала в первых родах, появилась новая система: мы греем воду в медном змеевике от газовой колонки, положенном в костер. Получается хорошо: 900-литровый бассейн набран примерно за полтора часа до нужного уровня. Вода поступает от погружного насоса «Ручеек», опущенного в Ладогу. Чтобы его не било о камни при волнении, он обернут полифомом («пеной»). Всяких технических приспособлений множество. Работает бензиновый генератор (самый маленький, какой удалось найти, двухтактный на 650 Вт в непрерывном режиме) – кроме насоса, он питает наши телефоны, компьютер (я еще и работаю на острове), электроинструмент, заряжает цифровой фотоаппарат, Ленину видеокамеру.
У нас с собой достаточный набор лекарств и некоторые приспособления – отсосы, одноразовые зажимы для пуповины, капельницы, пачки стерильных перчаток – на тот случай, если Лена не успеет к нам вовремя. Папа должен давать Лене информацию о ходе раскрытия, пользуясь своими теоретическими познаниями в гинекологии, которые ему пришлось приобрести для этого случая. Первый раз папины наблюдения дают совершенно ложный результат; но всё-таки начало родов мы не пропустим (как это было с Аей). Папа узнал, что раскрытие шейки – дело философски долгое, идет неделями еще до родов – это серьезно обогатило его жизненный опыт. Я и раньше подозревал, что всё живое не имеет вех и границ, что всё течет, как говорил Гераклит своим темным слогом. Что всё течет, это ясно, а вот ты пойми, что шейка может уже раскрываться – а всё не роды. И попробуй ее там найди.
Вот в один прекрасный (действительно прекрасный, ясный и тихий) вечер 3 августа у Веры потягивания, кажется, периодические. Кажется. А может, и не периодические. Раскрытие? Нельзя исключить. Но нельзя и утверждать. – Лена, мы вам позвоним еще через два часа. – Хорошо, наблюдайте.
Всё стихло, но через три часа Лена позвонила сама… из Березового, уже
на границе с Карелией, где асфальт на многие десятки километров сменяется
«стиральной доской» с крутыми поворотами, 
спусками и подъемами – хорошая трасса для ралли (там
его и проводят). У нас всё спокойно – не пойти ли мне самому за Леной на нашем
катамаране? (это еще новшество сезона, наше новое судно – парусный катамаран).
Наш друг Артур Степанов – он стоит на материке в паре километров через пролив,
сочувствует и помогает нам – отговаривает меня: «Оставайтесь с Верой, я
организую». А сам он сейчас в Приозерске с неисправным автомобилем. Идет созвон,
друзья друзей звонят друг другу, и наконец, Лену везут к нам на моторке уже в
кромешной тьме брат Артура яхтсмен Вячеслав и его друг Игорь Теннисон – спасибо
вам! Я зажигаю на берегу плошку, чтобы было видно, куда причаливать.
И мы сидим с Верой в гамаке на высокой скале, над нами – сосновые ветки и звезды; Ая спит, третий час ночи. Может быть, придется рожать? А может, не сейчас? Мы поем друг другу «Казачью колыбельную» Лермонтова: «Спи, младенец мой прекрасный, баюшки-баю, тихо смотрит месяц ясный в колыбель твою…» Получилось так, что у нас это – песня сезона. Одно из самых лучших воспоминаний этого лета.
Лена живет у нас три дня, мы катаем ее на катамаране и возим на соседний остров в баню, к ее автору и строителю, нашему доброму наставнику островной жизни Анатолию Сергеевичу Зубу – поклон ему. Но роды так и не начинаются. Я отвожу Лену уже на нашем катамаране 5 августа, и возвращаюсь с Аей и Юлей.
Наш бесценный друг, Юля Борисова, с давних лет они с Верой вместе и сейчас Юля так выбрала время отпуска, чтобы он лег на наиболее вероятные даты родов. Она – бессменный свидетель рождения наших детей (для регистрации в ЗАГСе), первая помощница в нашем островном деле. Ведь тут не просто быть помощником: надо уметь жить походной жизнью, знать всякие лесные приспособления, знать и течение родов, понимать, что будет нужно. Юля ходила с нами на занятия и в первую Верину беременность, и во вторую. Сердечный ей поклон.
Восьмого августа мы отправляемся навестить Артура и снова, уже во второй раз оказываемся у них на стоянке в знаменательный вечер, когда все их друзья, кто может и кто знает, приходят отпраздновать годовщину свадьбы «деда», патриарха этой семьи и этой стоянки, Михаила Лазаревича Степанова. О его судьбе, о его более чем 30-летней жизни на Ладоге можно написать книгу. Летом 2003 года мы встретились с Михаилом Лазаревичем в первый и последний раз: мы уезжали на материк с новорожденной Аей, а он пришел на байдарке встречать своего сына Артура. Он узнал нашу историю и сказал: «Если бы я знал, что это возможно, я сделал бы так, чтобы все мои сыновья родились на Ладоге». Через год он умер. Ему было 78 лет.
И вот мы собрались уже без него; были его сыновья, его невестки, его внуки; его вдова Елена Николаевна. Вечная память.
На обратном пути (солнце уже село, был вечерний свет) я разогнал катамаран в галфвинд так, что все испугались, и давай кричать: стаксель на закрутку! Потом жалел – скорость не была опасной, только Аю облило волной. Мы довольно рано легли – и слава Богу, утром нас подняли рано. В восемь утра у Веры начались схватки; мы посмотрели раскрытие – сомнений нет, это роды. Мы с Юлей принялись за работу. В спешке я залил свечку генератора, пришлось выкручивать, сушить… Вот еще чего не хватало! Но потом всё наладилось. Юля развела костер, генератор завелся, пошел набор воды, вода идет горячая – чудо!
В час дня Лена была уже у нас – ее привезли Артур Степанов
и его племянник Рома на своем катамаране. Спасибо вам, дорогие! По-видимому,
первый раз Лена шла на роды на парусном судне… Мы успели поговорить, посмотреть
и послушать что следует, пообедать, мы с Верой сходили искупаться на северный
берег (на нашем южном уже раздуло и раскатало волну) – это было уже к четырем
часам. Схватки на этот раз были вполне ощутимые и стоило уже идти в бассейн, но
мы как-то затянули с этим, никто не проявил инициативу, и в результате помучили
маму больше, чем стоило. Это, пожалуй, было единственное, в чем мож
но было себя упрекнуть в этих родах.
В остальном всё шло, как и должно было идти – само собой. Почти в пять Вера залезла в бассейн, сразу стало легче; в бассейне отошли воды. Пришла веселая Ая, посмотреть, что мама тут делает. Было очень солнечно. Через несколько минут после прихода Аи мальчик родился. У мамы не было ни единого разрыва, и такая маленькая кровопотеря, что несколько дней мы беспокоились о возможной задержке сгустков крови. Но беспокойства были напрасны.[2]
Увидев, что новое существо – какое-то странное, розово-фиолетовое,
старческого вида, и кричит, Ая тоже заплакала. Первые полчаса они плакали
строго синхронно. Но потом Ая как-то свыклась с произошедшим, и дальше
относилась к малышу с осторожным 
любопытством, а после и с нежностью. Не думаю, что для
нее это было тяжелым потрясением. Большим событием – конечно, да: как и для
всех. (Мы рассказывали ей, как умели, о предстоящем рождении, показывали фотографии
родов, рисунки младенцев в животике и пр., фото мамы с животиком «где сидит Ая»,
и т.п. – может, и помогло, кто знает?)
Около девяти часов вечера вся наша компания идет
наверх в палатку – метров 15 над нижним горизонтом стоянки, по скальной «лестнице».
Поднялся сильный и недобрый ветер. Мы не знаем еще, что он значит. В десять вечера
Артур и его племянники Рома и Даша приходят на катамаране за Леной, и в
одиннадцать они отчаливают от северной стоянки с зарифленным гротом. Лена
благополучно высаживается и уезжает в город, и с дороги, отвечая на мой звонок,
рассказывает, что тут и там лежат поваленные деревья. А экипаж катамарана всё
не возвращается на свою стоянку. Звонит брат Артура Слава, профессиональный
яхтсмен, тревожится за них. Я мало чем могу его успокоить. Мы знаем, что у них
нет с собой ни мобильников, ни спасжилетов, и уже темно. Девочкам я ничего не
говорю и провожу, надо сказать, довольно ужасные часы. Молю Бога, чтобы он
уберег наших мореплавателей. Миша какает первый раз в своей жизни (так называемым
меконием), мы его моем теплой водой в тамбуре большой палатки – потом мы
научимся делать это над ведром прямо в палатке, это будет гораздо удобнее – и
теплее. Очень помогают светодиодные фонарики на лбу, всё делаем с ними. Дует
очень сильно. Палатка стоит на самом юру, ее стены сотрясаются от ветра. Ладога
грохочет, и непонятно, что громче – вой ветра или удары волн.
Тем временем наша Юля в закуте, при свете керосиновой лампы, в двух десятках метров от бушующей волны заваривает Вере травы для обработок и для питья – и она права, это надо делать именно сейчас. Полиэтиленовая «стена» закута выгибается и ходит ходуном, кругом всё грохочет. Наконец, всё закончено, Юля уходит в свою палатку на тихой подветренной стороне.
«Поутру над ее брегами теснился тучами народ, любуясь
брызгами, горами и пеной разъяренных вод… Погода пуще свирепела, река
вздымалась и ревела, котлом клокоча и клубясь, и вдруг, как зверь остервенясь,
на город кинулась….»
Наутро я выхожу из палатки рано. Солнечная погода – и
шторм. Я получаю сообщения, что Артур и его команда дошли благополучно – не
помню уже когда. Благословен Бог и святые Его. Но у нас царит разрушение. Всё
добро на южной стоянке, кроме нашей жилой палаточки, снесло. Закут снесло,
унесло бассейн (пробило и прибило волной обратно), снесло тент «хозки»… Спасибо
фирме «Хоббит» - наша палатка гнулась, но выстояла весь шторм, а он продолжался
еще двое суток. Днем мы спасаемся у Юли на северной стоянке, там совсем тихо,
но ночью… Мне кажется, что мы, все четверо, спим в поезде или в самолете,
который куда-то несется со страшной скоростью – наверное, сквозь время…[3]
Руки опустились. Разрушенное не восстановить. Я хожу с места на места, через силу делая только самое необходимое. Устраиваем на северном берегу временную кухню («лагерь беженцев»). В конце этого периода к нам снова приезжает Лена, на пару дней, со своей шестилетней дочкой Катей; смотрит Веру, Мишу, привозит еще всякие диковинные хлеба. За короткое время до ее приезда мы решаем, что Мишу будем звать Мишей – в честь трех Михаилов, царство им небесное: Вериного деда Михаила Евдокимовича, моего деда Михаила Алексеевича, расстрелянного в 1938 г., и Михаила Лазаревича Степанова.
Оставшееся время на Ладоге было довольно трудным и из-за разрушенного хозяйства, которое, конечно, не удалось привести в первоначальное состояние, и из-за общей усталости – всё-таки, позади больше месяца жизни на островах в каждодневной работе. Наша «молочная хозяйка», у которой мы покупали в деревне молоко, всё радовалась за нас, как мы хорошо отдыхаем – и никак не мог я объяснить ей, что «отдыхаем» мы примерно так же, как крестьяне «отдыхают» летом – ну, разве что встаем поздно.
С Мишей мы прожили на острове еще две недели. Я написал, что они были трудными – но трудным было всё лето, в него было вложено много труда. Большое лето, быстро пролетело. Как-то оно вернется к нам.
"img
Алексей Янковский
14/10/2005
